Не Беспощадная охота, а я. Я оказалась для Мэдока непосильной ношей. Это из-за меня он ослаб. А я все утро о ерунде всякой думала. Бриллианты, тарталетки, наряды… Дура!
Внутри что-то вспыхнуло, больно кольнуло, а потом появившееся было сильное чувство поглотило мутное, тяжелое облако отупляющего безразличия и к Мэдоку, и к тому, что вскоре должно было произойти.
Одель тем временем, явно пребывавшая в отличном настроении, продолжала беззаботно щебетать:
— Дураку ясно, что он не победит в этой битве, не станет правителем. А кто станет? Правильно, маркиз Доун. Когда на Ледяном балу он предложил тебя проучить, взамен пообещав пожизненное покровительство мне и моей семье, я подумала и решила: а почему бы и нет? От покровительства короля не отказываются. Вот и я не отказалась.
Тогда же, на празднике, пригласив меня к себе, ее величество попросила свидетельствовать против герцога, если возникнет такая потребность. Разве могла я отказать королеве? Пусть даже и той, что вскоре оставит трон. Разумеется, нет! В тот вечер я поняла: наш Мэдок обречен, а мне, знаешь ли, совсем не хочется идти на дно вместе с ним. Куда разумнее и правильнее дружить с нынешним владыкой и его могущественным преемником.
— Ты же понимаешь, моя кровь будет на твоих руках. — Мой голос звучал настолько тихо и настолько бесцветно, будто я машинально шептала молитву на ночь, а не говорила о своей жизни.
Жизни, которой по воле Доуна и его прислужников я вскоре должна буду себя лишить.
Одель презрительно фыркнула.
— Ты мне никогда не нравилась! Слишком много ты перетягивала на себя внимания. Везде и всегда. Это злило, раздражало. А ведь я красивее тебя! Образованнее, интереснее. Это в меня он должен был влюбиться! Но появилась ты, и мы для де Горта как будто перестали существовать.
Все это время я была уверена, что, если кто и натворит дел на почве обиды и ревности, так это Паулина. Но де Морсан лишь наябедничала на меня Варрижу — безобидная, по сути, выходка, а Одель решила играть по-крупному — наказать соперницу смертью.
Господи, храни нас от таких ангелов, которые на деле оказываются хуже демонов.
— Хватит болтать, — прервал наше «задушевное» общение хальдаг. — В том состоянии, в котором сейчас находится Адельвейн, ей это все равно неинтересно.
Вот только мне… было интересно. Несмотря на готовность исполнить приказ марионетки Доуна, какая-то, пусть и совсем крошечная часть меня отчаянно не желала вот так внезапно покидать этот мир.
Я же пришлая. Нэймесса. Чудовище! Где там наша достославная устойчивость к гипнозу?
Карета резко дернулась, останавливаясь, и туман перед глазами сгустился, а в сознании всплыл приказ-установка Стального лорда:
«В разгар боя ты поднимешься наверх. В зеркальной галерее одно окно будет приоткрыто. Специально для вас, моя леди. С него-то вы и выброситесь прямо к ногам вашего жениха. Сегодня, леди Адельвейн, вы убьете себя».
ГЛАВА 18
Сегодня вы убьете себя…
Эти слова (хотелось верить, что не пророческие!) продолжали пульсировать в моем мозгу все то время, пока я шла под ручку с Одель по широкой аллее королевского парка. И рада была бы сбросить со своего локтя ее нежные пальчики и утопить стерву в ближайшем фонтане, да только не получалось — что-то внутри мешало. К тому же фонтаны не работали (какая досада!), а Ротьер вцепилась в меня мертвой хваткой — не отдерешь. Дарила направо и налево ясные улыбки и все журчала, намеренно громко, заверяя каждого встречного, как же она волнуется за Мэдока.
Лицедейка.
— Может, прекратишь это? — спросила я вяло, скользя взглядом по стекавшимся ко дворцу зрителям.
Столько людей… Даже на Ледяном балу знати было меньше. Казалось, сегодня в столицу слетелись дворяне со всех уголков королевства. Все, в ком была хотя бы капля голубой крови, сейчас спешили во дворец.
— Вот еще! — Одель весело помахала кому-то ручкой, кокетливо затрепетала ресницами, подарив улыбку проходившему мимо расфранченному типу, а потом мягко продолжила: — Пусть все видят, что мы с тобой отлично ладим. Обещаю, Ли, я буду горько тебя оплакивать. Вчера весь вечер перед зеркалом репетировала и, скажу тебе честно, осталась очень довольна достигнутым результатом. К тому же мне идут слезы, они делают мои глаза выразительнее и ярче.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Какая же ты гадина.
Я отвернулась, не в силах смотреть на вероломную фырсу.
Сражение должно было состояться в так называемом почетном дворе, который, как крылья, обнимали флигели с просторными галереями. Туда-то и спешила знать, чтобы занять наиболее выгодные места поближе к окнам.
Наины финалистов удостоились чести следить за ходом битвы с центрального балкона, в компании их величеств и старших лордов. Внутри теплилась надежда: вдруг мне не позволят сорваться с места посреди сражения? Не выпустят стражники или там Рейчик осерчает, если я ни с того ни с сего решу удалиться и не увижу, как Доун будет убивать моего Стального принца.
Впрочем, лучше больше не буду об убийствах.
Поднимаясь на второй этаж и минуя залы нескончаемо длинной анфилады, я пыталась заставить себя почувствовать. Хотя бы что-то. Возможно, если начну злиться или паниковать, сумею сбросить с себя незримые путы чар.
Ну же, Лиза, давай! Чувствуй! Переживай! Ситуация ведь действительно дрянь. Неужели ты готова так позорно умереть? Самоубиться во цвете лет? Неужели заставишь Мэдока пережить твою смерть?
Он ведь явно ко мне неравнодушен и уж точно не обрадуется такому финалу. И я к нему, честно говоря, тоже неравнодушна. А если уж быть совсем с собой откровенной, то я влюбилась. Так, что все тормоза отказали и слетели последние предохранители. И я ему об этом даже не сказала! Про тормоза и предохранители. И не скажу, если сегодня все… вот так никчемно закончится.
Чувствуй, Лиза, чувствуй! Вспоминай все, что испытываешь к нему!
На балконе загодя расставили мягкие кресла — для невест хальдагов и этой стальной мафии — мерзавцев, намеренно перетягивавших пришлых в свой мир.
Нет на них Мэдока и нэймессы в роли королевы.
Неожиданно мысль эта отозвалась внутри каким-то легким волнением. Заняв место с краю, рядом с белобрысой гадиной, я продолжила разводить себя на эмоции, собирая их по крошкам.
Да уж, почаевничала вчера на свою голову.
— А вот и наши славные воины! Наши несгибаемые Стальные лорды!
В какой-то момент гул в голове смешался с голосом Каменного супостата. Рейкерд поднялся и, приблизившись к балюстраде, поприветствовал Мэдока и Доуна.
Я сидела во втором ряду, поэтому пришлось тянуть шею, чтобы увидеть Истинных. По такому случаю, как битва за право вершить судьбой королевства, курдонер очистили от снега. Лишь в небе кружили одинокие, редкие снежинки. Медленно, лениво и даже как-то апатично они опускались на промерзшую землю. Как будто подстраивались под мое настроение.
— Последняя битва! Последний рывок, господа, и один из вас станет королем! Так пусть же победит сильнейший! Тот, пред которым все Стальные лорды Харраса преклонят колени!
Стоит отметить, Доун не выглядел бодрячком. Ритуал в храме и на нем сказался, и снова внутри меня как будто что-то затрепетало. Радость? Злорадство? Скорее, лишь слабые отголоски этих чувств, но это все же лучше, чем ничего.
— Как мы и обещали, в этот раз ментальная битва будем совмещена с поединком на булавах. Будет сложно? Несомненно! Захватывающе? Мы на это очень надеемся. Незабываемо? Непременно!
Рейкерд поднял вверх руку с зажатым в кулаке лоскутом алой ткани.
— Как только он коснется земли, начнется битва! — громогласно объявил правитель и разжал пальцы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Яркая, как кровь, ткань соскользнула с его ладони и, плавно паря, полетела вниз. Дворец и его окрестности, казалось, объяла мертвенная, оглушающая тишина.
Я смотрела на Мэдока, сжимавшего в руке оружие. Собранный, готовый к бою. Готовый к тому, чтобы стоять до конца. Ворот тонкой рубашки трепал ветер, в зеленых, таких родных глазах застыла отчаянная решимость. В то время как лицо Рагнера искажала премерзкая ухмылка.
