— Я-я не убивал его! Я...
— Ты должен был умереть за свои преступления, — продолжал Нико. — Таково было твое наказание. Но вместо этого тебя изгнали, сказали держаться от лагеря Юпитера подальше. Твой отец, Оркус, может, и не жалует клятвопреступников… а вот мой, Аид, в действительности терпеть не может тех, кто избегает положенного им наказания.
— Умоляю, не надо!
Для Нико это был всего лишь пустой звук. Подземный мир беспощаден. Справедливость — единственный тамошний судья.
— Ты уже мертв, — произнес сын Аида. — Призрак без голоса и памяти... ты больше никому не поведаешь чужие секреты.
— Нет! — тело Брайса потемнело и стало невесомым, словно дымка. Он проскользнул в землю по грудь. — Нет, я Брайс Лоуренс! Я жив!
— Кто ты? — переспросил Нико.
Изо рта Брайса вырвался невнятный шепот. Очертания его лица смазались. Теперь он мог быть кем угодно — просто еще один безымянный дух среди миллиона ему подобных.
— Прочь, — сказал Нико.
Дух рассеялся. Трещина в земле закрылась.
Нико обернулся — удостовериться, что его друзья в безопасности. Те в ужасе уставились на него. По лицу Рейны текла кровь. Аурум и Аргентум наворачивали круги, словно в их механических мозгах произошло короткое замыкание.
Сын Аида рухнул на землю.
В беспорядочных обрывках его снов не было никакого смысла, отчего он практически вздохнул с облегчением.
В небе кружила стая воронов, которые потом превратились в лошадей, галопом рассекающих прибой.
Нико видел свою сестру Бьянку в столовой Лагеря Полукровок с охотницами Артемиды. Она улыбалась и смеялась в компании своих новых друзей. Затем Бьянка превратилась в Хейзел, поцеловала Нико в щеку и сказала: «Я хочу, чтобы ты стал исключением».
Видел он и гарпию Эллу с ее взлохмаченными красными волосами, такого же цвета перьями и глазами оттенка темного кофе. Она сидела на диване в гостиной Большого Дома. Рядом с ней восседало волшебное чучело головы леопарда — Сеймур. Элла качалась взад-вперед и кормила животное кукурузными палочками «Читос».
— «Читос» — плохо для гарпий, — пробормотала она. Затем скорчила рожицу и проскандировала одну из строчек пророчества по памяти: — Закат солнца, последняя строфа, — с этими словами Элла скормила Сеймуру еще несколько кукурузных палочек. — Сыр — хорошо для голов леопардов.
Сеймур рыкнул, соглашаясь с ней.
Элла превратилась в темноволосую облачную нимфу на последних неделях беременности. Она корчилась от боли, лежа на двухъярусной кровати в Лагере Полукровок. Кларисса Ла Ру сидела рядом, промакивая голову нимфы прохладной тканью.
— Мелли, с тобой все будет хорошо, — сказала дочь Ареса; голос ее был обеспокоенным.
— Нет, ничего подобного! — вопила Мелли. — Гея просыпается!
Сцена сменилась. Нико стоял рядом с Аидом у Беркли Хиллс в тот день, когда отец впервые привел его в Лагерь Юпитера.
— Иди к ним, — сказал бог. — Представься сыном Плутона. Важно, чтобы ты установил эту связь.
— Почему? — спросил Нико.
Вопрос остался без ответа. Аид растворился. Нико очутился в Тартаре. Перед ним стояла Ахлис, богиня страданий. Ее щеки были покрыты кровавыми следами от царапин, нанесенных ногтями. Из глаз богини струились слёзы, капающие на щит Геркулеса на ее коленях.
— Дитя Аида, что я еще могу для тебя сделать? Ты идеален! Столько горести и боли!
Нико почувствовал нехватку воздуха и резко ахнул.
Его глаза распахнулись.
Он лежал на спине, глядя на солнечный свет, пробивающийся сквозь ветви деревьев.
— Слава богам, — над ним склонилась Рейна, положив свою прохладную ладонь ему на лоб. От кровоточащего пореза на ее лице не было и следа.
Сидящий рядом тренер Хедж нахмурился. К несчастью, Нико открывался потрясающий вид прямо в глубины его ноздрей.
— Отлично, — сказал тренер. — Еще совсем чуть-чуть.
Сатир взял большую прямоугольную повязку, покрытую липкой коричневой дрянью, и прилепил ее Нико на нос.
— Что это? Фу.
Гадость пахла почвой, кедровыми чипсами, виноградным соком и какими-то удобрениями. Увы, у Нико даже не было сил ее отцепить.
Его органы чувств оклемались. Он осознал, что лежит на спальном мешке рядом с палаткой. На нем были только его шорты-боксеры и тысяча мерзких, вымоченных в чем-то коричневых марлей, покрывавших все его тело. Его руки, ноги и грудь зудели от засохшей грязи.
— Вы… Вы пытаетесь посадить меня, словно растение? — пробормотал Нико.
— Это спортивная медицина с толикой природной магии, — ответил тренер. — Можно сказать, мое хобби.
Нико попытался сосредоточить взгляд на Рейне.
— И ты это одобрила?
Дочь Беллоны выглядела так, словно была готова упасть в обморок от истощения, но все же выдавила слабую улыбку.
— Тренер Хедж вытащил тебя из лап смерти. Дробленый рог единорога, амброзия, нектар... Мы не могли этим воспользоваться. Твое тело так быстро исчезало.
— Исчезало?
— Не волнуйся об этом, малыш, — Хедж поднес соломинку ко рту Нико. — Выпей немного изотоника.
— Я-я не хочу...
— Ты выпьешь изотоника, — настоял тренер.
Что Нико и сделал. Он удивился, насколько сильно его мучила жажда.
— Что со мной произошло? — спросил сын Аида. — И с Брайсом... и с теми скелетами?
Рейна и тренер Хедж обменялись взволнованными взглядами.
— У нас есть как хорошие новости, так и плохие, — сказала она. — Но для начала поешь. Тебе нужно набраться сил прежде, чем ты услышишь плохие вести.
ГЛАВА 32. НИКО
— Три дня?
Нико ушам своим не верил. Ему повторили ответ несколько раз, а он все никак не мог уяснить, что расслышал правильно.
— Мы не могли переместить тебя, — сообщила ему Рейна. — В смысле... буквально… тебя невозможно было передвинуть. Ты практически испарился. Если бы не тренер Хедж...
— Ерунда, — заверил его сатир. — Мне однажды пришлось накладывать шину на ногу защитнику прямо во время отборочного матча. И заметь, в распоряжении у меня было всего лишь три ветки да клейкая лента.
Несмотря на видимую беспечность, у сатира были мешки под глазами. Щеки у него впали. Да и выглядел он почти так же плохо, как себя чувствовал Нико.
Сын Аида поверить не мог, что пробыл без сознания так долго. Он вспомнил свои странные сны: бормотания гарпии Эллы; мимолетное видение с облачной нимфой Мелли, не на шутку взволновавшее тренера... Ему почему-то казалось, что все они длились не больше нескольких секунд, однако по словам Рейны, сейчас был полдень тридцать первого июля. Он пролежал в теневой коме три дня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});