я тебе скажу: береги своё счастье. Мне почему-то кажется, что у тебя не всё так просто, но ты справишься. Бывай! — с этими словами он завёл автомобиль и уехал.
Данилевский ещё несколько минут удивлённо смотрел ему вслед. Машина уже скрылась из виду, а он всё стоял, пока телефонный звонок не вывел его из состояния оцепенения.
— Алло, — успел увидеть, что звонит брат. Разговаривать сейчас с Мишель не было никакого желания. Этот вечер навсегда останется в памяти и его нельзя испортить.
— Я поражаюсь, братишка, где тебя носит? Ты, между прочим, с гипсом! И не берёшь трубку, — Всеволод сходу пошёл в атаку.
— Севка, не ори как оглашенный. Со мной всё в порядке, даже очень в порядке, — радостно ответил Дима.
— Что такое? В голосе слышу совсем другие нотки, нежели было накануне, — сразу заметил старший брат. — Ты там трезвый?
— Неа, я опьянён!
— С ума сошёл что ли? Тебе нельзя, ты на лекарствах!
— Мне можно, потому что я опьянён любовью, Севка! Слышишь меня, любовью! Ты понял?
— Пока не очень… — протянул Всеволод. — Не хочешь ли ты сказать, что Мира…
— Ты лучший брат на свете! Ты всё сразу понимаешь. Да, Севка, я видел Миру, и мы разговаривали, целовались, мы всё выяснили, — сообщил он.
— Кто такая Мира? — услышал он слева от себя, повернул голову. Мишель стала снимать перчатки, смотрела на Данилевского, кривя губы в яркой помаде.
Глава 66
Книжная секция отъехала в сторону, открыв взору застеклённую нишу с рядами полок, на которых находились миниатюрные коробочки.
— Вот здесь коллекция зажигалок отца, — сказал Николай и открыл дверцы электронным ключом. — Это мой ключ, запасной, отец дал на всякий случай, — пояснил он.
— Ничего себе, — не скрыл удивления Турчанинов, — по сути такой же тайник, как и в случае с оружейным сейфом, только с противоположной стороны от камина и без комнаты, но с нишей для полок. Наверняка, стекло не бьющееся? Надо признать, придумано оригинально, — он протянул руку к одной из коробочек, — можно посмотреть? — в этом доме почему-то ощущал себя несколько неловко, хотелось чуть ли не извиняться за каждый свой шаг. Аристократы, едрить твою дивизию.
— Да, конечно, смотрите, — разрешил Николай. Следователь открыл коробочку с зажигалкой, положил на свою ладонь. — Это зажигалка фирмы Deakin & Francis. Серебро корпус, а сердечник из латуни. Пайка, ручная гравировка, зажигалке сто тридцать шесть лет, — пояснил Николай так, будто говорил о чём-то несущественном.
— И сколько она может стоить? — поинтересовался Турчанинов, начиная думать, что погорячился в мыслях касательно глупости коллекционирования подобных вещей.
— Вроде бы, около тысячи долларов, — вспомнил Николай. — В коллекции отца есть и дороже экземпляры, есть дешевле.
— Но ни один из них не тронут, однако, — Турчанинов протянул руку к другой коробочке, открыл её — пусто. — А это что такое? Почему коробка пуста? — повернулся к Фертовскому.
— Не знаю, — Николай пожал плечами, — может, отец её отдал на реставрацию? Хотя, он давно ничего не реставрировал.
— Странно, вы так многого не знаете, что касается вашего отца, — следователь стал внимательно осматривать коробку.
— Ваше умозаключение безосновательно, — парировал Фертовский.
— Неужели? — Турчанинов положил коробочку на место, но оставил её открытой.
— Тогда почему ваш отец вам не доверял?
— С чего вы это взяли?
— А с того, что вы и понятия не имели, где находился его оружейный сейф, в котором хранилась довольно дорогая вещь. Точнее, их был целый набор, — Турчанинов поморщился, голова болела всё больше. Боль буквально стучала в висок.
— Значит, у отца были на то свои причины, — возразил Николай.
— Странные родственные связи — никому ни до кого нет дела, — следователь ухмыльнулся.
— Скорее так, мы не лезем в душу, не диктуем, не прессуем, не давим. Мы все взрослые люди, которые уважают выбор друг друга и правила, по которым каждый из нас живёт.
— Ну, хорошо, — смягчился следователь, — по-вашему, всё-таки, куда могла деться зажигалка? И если вы сможете, вспомните, какой она была.
— Я помню, какой она была, — вставила Елена Степановна, она успокоилась, по крайней мере, могла говорить связно и по делу. Так на неё повлияло присутствие сына хозяина, его спокойная уверенность и бесстрашие перед следователем.
— Ну-ка, Елена Степановна, просветите нас, — невольно улыбнулся Турчанинов.
— Там была трёхцветная зажигалка — все оттенки синего, на ней фигуры в виде треугольников, кажется, серебряная. Я не помню, как называется эмаль, которой она была покрыта. Слово какое-то чудн̀ое.
— Перегородчатая, — подсказал Фертовский, — перегородчатая эмаль. Зажигалка фирмы Alfred Dunhill, 1930 год выпуска.
— Замечательно, — обрадовался следователь, — у членов семьи начинает просыпаться память. А может, вы ещё и вспомните стоимость этой коллекционной штучки?
— Нет, цены я не знаю, мы не говорили о ней с отцом, — Николай задумался, — я вспомнил кое-что ещё, — сказал он.
— У меня сегодня ночь воспоминаний, — съязвил Турчанинов, — валяйте.
— Эту зажигалку никто не крал и не относил на реставрацию, — Николай поморщился от сленга следователя, — её мой отец просто подарил.
— Подарил? Кому?
— Моему сыну — своему внуку. Володя не так давно приехал из Штатов погостить у нас.
— Ваш сын живёт не с вами? — спросил Турчанинов, меняя тон. У него вдруг появилась уверенность, что он идёт по правильному пути. И что персонажи этой истории сами приведут его к разгадке.
— Нет, мы с его матерью давно в разводе, они уехали жить в США. Мой сын в этом году впервые после многолетнего перерыва решил приехать в Россию.
— Сколько ему лет? Как его имя?
— Владимир Фертовский, ему 22 года, — ответил Николай.
— Имя в честь деда? — Турчанинов опять потёр висок. — Где остановился ваш сын?
— У меня в доме.
— Он бывал здесь?
— Да, и неоднократно. Мой отец очень любит внука.
— Хорошо, возможно, в скором времени он мне понадобится. Предупредите его, чтобы никуда не уезжал, — следователь делал записи в блокноте.
— Могу я узнать, в какую больницу увезли Машу? — спросил Николай, он всё время думал об этом, но спросить не удавалось, следователь задавал слишком много вопросов.
— Можете, конечно, вот адрес, — он накарябал на листке адрес больницы, — жена вашего отца в тяжёлом состоянии, но стабильном. Минутку, — он услышал, как зазвонил телефон и отошёл в сторонку. Николай подошёл к креслу, но не сел, только облокотился. Ему стало казаться, что он здесь уже несколько часов, хотя прошло всего ничего. Так устал от этой обстановки, где сновали оперативники, эксперты, от атмосферы, где тебя подозревают, Бог знает в чём.
— Николенька, — экономка, улучшив момент, пока никто не смотрит, тихо позвала его. Она проходила мимо и задержалась у его кресла. — Я нашла вот это на пороге комнаты, где
