Из Южной Америки трансатлантический воздушный лайнер перенес их в Египет. Каллистяне давно хотели увидеть эту страну, напоминавшую им далекую родину, и провели в ней больше недели, отдыхая в привычном жарком климате. Дальнейший путь лежал на родину Ляо Сена.
Второго апреля утром Куприянов вошел на террасу, где завтракали участники поездки, и протянул Широкову распечатанную телеграмму.
— Прочтите! — сказал он сдавленным голосом.
Широков быстро пробежал глазами краткий текст и побледнел.
— Прочтите всем, — сказал Куприянов.
Широков встал и в наступившей тишине прочел сначала по-каллистянски, потом по-русски полученное известие.
В телеграмме академика Неверова значилось, что сегодня в шесть часов утра, на восемьдесят седьмом году жизни, скончался Семен Борисович Штерн.
Все бывшие на террасе встали.
Каллистяне одновременно опустились на колени, медленно протянули руки вперед, ладонями вниз и, склонив головы, застыли в этой скорбной позе, чем-то напоминавшей выражение горя у восточных народов.
Несколько минут на террасе царило печальное молчание. Каллистяне не шевелились. Они по-своему чтили память ученого, одним из первых встретившего их на Земле.
— Память о нем сохранится на Каллисто, — сказал Диегонь.
— Память о нем сохранится на Земле, — как эхо, отозвался Козловский.
О дальнейшем путешествии не было больше и речи. Каллистяне хотели немедленно вернуться в Москву.
— Нам хочется еще раз увидеть нашего друга, — сказал Диегонь от имени всех своих товарищей.
Неожиданное печальное событие изменило намеченный маршрут. Вместо того, чтобы на пароходе ехать в Китай, все снова сели в самолет, который помчал их на север.
— Семен Борисович чувствовал свою скорую смерть, — сказал Степаненко. — Вспомните, как он прощался с Диегонем на вокзале в Москве.
— Не чувствовал, а знал, — ответил Куприянов. — И я знал об этом. Незадолго до нашего отъезда у Штерна случился сильнейший приступ старой болезни. Он хорошо знал, что конец близок, но просил меня ничего не говорить об этом, чтобы не портить каллистянам поездку.
За весь путь каллистяне ничего не ели. Выяснилось, что это древний обычай Каллисто.
— От момента смерти до того часа, как тело будет предано огню, — сказал Синьг, — друзья и родственники покойного ничего не должны есть. Мы считаем себя его друзьями.
— У вас трупы сжигают? — спросил Широков.
— Да, так было всегда. На Каллисто нет другого способа.
В Москву прилетели утром пятого апреля. Никто не встречал каллистян, кроме академика Неверова, Аверина и Синяева. В городе не знали о неожиданном возвращении гостей.
На следующий день состоялись похороны. На кладбище пришли тысячи людей. Каллистяне несли гроб на плечах от ворот до могилы. В момент опускания гроба они снова опустились на колени и, вытянув руки ладонями вниз и склонив головы, простояли так, пока могила не была засыпана.
После того, как были произнесены прощальные речи земных ученых, выступил Вьеньянь и сказал несколько слов по-каллистянски.
— Вечная память в сердцах людей Каллисто ученому Земли, — перевел Ляо-Сен. — Первому астроному Земли, встретившему обитателей другой планеты, у нас будет поставлен памятник. Он не дожил до нашего отлета и не смог проводить нас, как хотел, но мы унесем с собой, к Рельосу, его образ.
Куприянов предложил было через несколько дней возобновить прерванную поездку, но каллистяне отказались.
— Времени осталось не так много, — сказал Диегонь. — Единственное, что мы хотим теперь, — это скорее вылететь на Каллисто.
Но два дня спустя каллистяне согласились улететь как было намечено раньше, то есть десятого мая.
— Они психически очень восприимчивы, — говорил Широкову Куприянов. — И, любя жизнь, тяжело переносят смерть. Ведь Семен Борисович был для них совсем чужим человеком.
— Они его полюбили, — отвечал Широков.
Козловский, присутствовавший при этом разговоре, пожал плечами.
— Дело не в любви и не в психической восприимчивости, — сказал он. — Дело в общественном укладе жизни. Исчезновение борьбы за существование, конкуренции между людьми и прочих «прелестей» приводит к тому, что принцип «Человек человеку — волк» естественно сменяется другим — «Человек человеку — друг». А друзьям свойственно любить друг друга. Они любят каждого человека в отдельности и все человечество в целом.
Конец апреля прошел в почти непрерывных научных конференциях, на которых каллистянские ученые делали обширные доклады о науке и технике их родины. Казалось, что они хотят работой заглушить горе, причиненное им смертью Штерна. Никто даже не ожидал, что смерть эта так глубоко поразит их.
Уже не как чужие, а с теплым братским чувством смотрели каллистяне с высоты мавзолея на первомайский парад и демонстрацию трудящихся Москвы, которые, в свою очередь, радостно приветствовали представителей другого мира. Крепкие нити дружбы навеки связали человечество двух планет.
Весь мир знал уже о героическом подвиге, который готовились совершить два сына Земли. Проходящие по Красной площади демонстранты приветствовали их наравне с гостями.
Они стояли среди своих новых друзей и прощались с родным народом, родиной и Землей. Пройдет немного дней — и звездолет Каллисто унесет их в неведомую людям бездну межзвездного пространства, на далекую планету.
Они ни в чем не сомневались и ни о чем не жалели. И Широков и Синяев были уверены, что через двадцать пять лет вернутся на Землю, обогащенные новым опытом и новыми знаниями.
Спокойно и просто шли они навстречу тому, что ожидало их впереди.
Во имя торжества науки!
СТАРТ
Снова раскинулся вокруг берез полотняный лагерь. Успевшая просохнуть земля нежилась и зеленела под безоблачным небом. Словно проснувшийся от зимней спячки, умытый весенними дождями, космический корабль, готовый к полету, отбрасывал от полированных кессиндовых стенок ослепительные лучи высоко поднявшегося солнца. Освобожденный от деревянной ограды, звездолет играл солнечными бликами, словно в нетерпении, когда, наконец, позволят ему оторваться от Земли и стремительно умчаться на далекую родину. Будто за долгую зиму накопил он неисчислимые силы и готов выпустить их на свободу по приказу своих хозяев.
На земле и в воздухе, вокруг корабля, кипела работа. Серебристые вертолеты непрерывно, один за другим взлетали к его вершине, разгружались и снова опускались на землю. Подобно океанскому пароходу у причала, космический корабль принимал в свой огромный корпус все новые и новые грузы. Подъемные машины второй день работали без перерыва, опуская вниз все эти бесчисленные, добротно отделанные ящики, металлические коробки и герметически запаянные стальные баллоны. По указаниям Мьеньоня, Ньяньиньга и Диегоня, дары Земли размещались по многочисленным подсобным помещениям звездолета и тщательно укреплялись, чтобы неповрежденными проделать одиннадцатилетний путь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
