Мы очень хотели бы, что homo eurasicus, евразийский человек, был бы как можно чаще и как можно больше "хозяином" — воплотителем положительных начал хозяйства; но мы вовсе не притязаем, чтобы это качество было исключительным достоянием хозяйственно-экономических деятелей России-Евразии; среди тех "тысяч, миллионов, сотен миллионов примеров", о которых мы говорим, имеются, конечно, представители самых различных народов и разных исторических сред. Как духовная сущность и логическая категория понятие "хозяйского ценения" общеприложимо. Конкретное содержание этого ценения в различных случаях различно, но является общей схема: ценение хозяйства как такового, ценение (как самоцели) благосостояния работающих в хозяйстве людей. Скажем более: поскольку дело идет о хозяине-личности, хозяйные начала нигде, быть может, и никогда не были так стеснены, так слабо выражены, как в современной России. Моральная обстановка и жизненно-правовой уклад коммунистической России предельно враждебны идее и факту "доброго хозяина" в их применении к личности; экономический деятель советской России, каковы бы ни были его личные данные, есть, по преимуществу, "экономический человек", осуществитель голого "экономического принципа". Но вне хозяйных начал, примененных также и к личности, невозможна преуспевающая и устойчивая экономическая жизнь. И поэтому для русской хозяйственно-экономической мысли (которая, всячески нужно подчеркнуть, все еще не получила самостоятельного развития и нередко, на горе стране, талдычит бестворческие шаблоны) очередной задачей является утверждение, в той или иной форме, хозяйных начал как положительных начал хозяйства. Само собой разумеется, что этой постановке задачи не дает Россия-Евразия никакой "монополии" на эти начала. Тип "экономического человека" был установлен, по преимуществу, английской политической экономией. Это отнюдь не означало, что "экономический человек" есть какая-либо исключительная принадлежность Англии…
Перекладывая мысль А. М. Мелких на язык наших категорий, согласимся, что "… история нашего (русского) крупного предпринимательства, если ее изучать не по агитационной или псевдонаучной литературе, дает богатый материал для зарисовки типа предпринимателя", в деятельности которого сказываются "хозяйные начала". Мы идем далее. Одной из задач русской хозяйственно-экономической исследовательской работы мы считаем составление словаря русских хозяев, в котором были бы даны жизнеописания тех, кто своей работой обосновал "благосостояние хозяйства", полноту его "функционирования и развития" и довольство работающих в нем людей, — жизнеописания тех, в чьей деятельности сказывались начала "хозяйского ценения". Дело крупных "хозяев" — не меньшее дело, чем дело государственных людей, полководцев, художников и мыслителей. И дело это заслуживает монографических исследований и соответствующих сводок…
Полагаем, нас нельзя упрекнуть в недостаточно явственном ощущении творческого значения хозяина-личности. Однако по поводу того, что в порядке должного, в задачах насыщения хозяйственно-экономической жизни хозяйными началами, мы считаем необходимым сочетание в величинах, соразмерных друг другу, личного и общественного начал и не отрицаем "целей социализма и коммунизма, поскольку цели эти сводятся к поставлению наряду и над атомистическими некоторого общественного начала", А. М. Мелких замечает: "Это преображение коммунизма представляется такой уступкой ему, которая граничит с его признанием". С приведенными словами интересно сопоставить замечание другого критика (Г. Гурвич, газета "Дни", № 796): "г-н Савицкий допускает" в известных и реально возможных пределах воздействие "хозяина-общества". Однако все это пустые слова для отвода глаз. На деле оказывается, что… "прославленный хозяин все же есть частный собственник и предприниматель, и филологические упражнения г-на Савицкого относительно слова "хозяин" не простая словесность, а имеют вполне реальную и весьма односложную тенденцию". Так где же правда? К чему сводится хозяйнодержавие — к признанию коммунизма или к апологии частной собственности и "личного произвола" в хозяйстве (выражение того же г-на Гурвича)? В том-то и заключается дело, что хозяйнодержавие не сводимо ни к одной, ни к другой формуле — и есть нечто третье.
Нам представляется, что А. М. Мелких потому сближает хозяйнодержавие с коммунизмом, что сам он, А. М. Мелких, недостаточно явственно ощущает реальность зла в хозяйственно-экономическом мире. Но ощущать реальность хозяйственно-экономического зла еще не значит впадать в коммунизм. Грандиозное изображение и обличение хозяйственно-экономического зла мы находим в творениях отцов Церкви первых веков нашей эры. Даваемые ими изображения и обличения, вместе с теми чертами добра, с которыми св. отцы ходят в хозяйственной области, будучи сопоставлены воедино, составляют обширную систему учения о хозяйстве, наиболее обширную из всех, которые нам известны, за исключением романо-германской доктрины последних веков. Св. отцы многосторонне продумали хозяйственно-экономические проблемы, многое увидели и многое определили. Но учение их проникнуто, конечно, иным духом, не тем, которым проникнута романо-германская доктрина в ее целом… "Понимай также относительно богатых и стяжателей: они… разбойники, караулящие при дорогах, грабящие добро путников; в своих кладовых, словно в пещерах и ямах, они зарывают чужое имущество" (Иоанн Златоуст). "Не говори: я трачу свое имущество и на свои средства роскошествую. Не на свои, а на чужие… чужое становится твоим, если ты употребляешь его на других; если же ты широко тратишь на самого себя, то твое становится чужим" (он же). "Какое противоречие в словах! Имущество называют добром те, которые пользуются им исключительно для злых дел" (Киприан). "Если ты господин над золотом, ты делаешь из него то, что хорошо; если раб, оно делает из тебя то, что дурно" (Августин). "Это прилагается и придается как материал и орудия для хорошего употребления умеющим пользоваться орудием… Такое же орудие есть и богатство. Ибо оно возникло для того, чтобы служить, а не царить" (Клемент Александрийский). "Того же, кто процветает в богатстве… хорошо употребляя то, что имеет, следует любить и почитать как владеющего общими орудиями для жизни, если он пользуется ими правильным образом, как-то: щедр в денежной помощи нуждающимся, самолично ухаживает за недужными, весь же остальной избыток считает принадлежащим ему не более, нежели любому из нуждающихся" (Василий Великий). "Всякая собственность существует ради потребления" (Клемент Александрийский).
Для св. отцов главным основанием к сохранению личной собственности являлось то соображение, что утверждение добра в хозяйственно-экономическом мире должно быть результатом личного нравственного подвига, а не внешнего принуждения. Мы, современные, в пользу введения собственности можем выдвинуть аргумент целесообразности. Личная собственность целесообразна, ибо она означает лучшее хозяйствование, каковым является хозяйствование за свой счет, в отличие от хозяйствования за чужой счет и за счет казенный, которые господствуют там, где нет личной собственности. Но нужно с полной силой подчеркнуть, что бывают случаи в существуют отрасли, где путем затраты энергий соответствующей величины также и хозяйствование "за казенный счет" можно сделать годным хозяйствованием. Положительное значение государственной (или "национальной") собственности повышается тем качеством "хозяина-общества" (становящегося на место "хозяина-личности"), которое не упомянул А. М. Мелких, воспроизводя характеристику "хозяина-общества", данную в "Хозяине и хозяйстве": "Хозяин-общество поддается тому, чтобы хозяйское ценение было ему формально "задано"; можно сказать даже, что в некоторых случаях хозяин-общество и возникает именно для того, чтобы быть носителем хозяйского ценения…"
