Если вначале дым и воспринимался как нелепая условность, то быстро начал досаждать лёгким. Когда сантехник дотащил тело до стальной двери толщиной в десятки сантиметров, лёгкие уже безжалостно горели, а кашлял он так же, как чахоточный. Проблема заключалась в том, что на ступеньках Егора пришлось уже подхватит на руки. А дым, паскуда такая, только начал подниматься вверх из-за сквозняков. Сердце в панике забилось быстро-быстро, а чтобы жизнь точно мёдом не казалась, Боре глаза защипало.
Плача как от лука с грядки, Глобальный закинул Егора на плечо и придерживаясь за поручень, старался меньше дышать и быстрее двигаться.
Сорок ступенек на свободу показались вечностью!
Два с половиной пролёта он словно вообще не дышал, на одном дыхании. Но ещё как дышал! И постоянно казалось, что вот-вот голова закружится, тогда рухнут оба, задохнутся и нелепая смерть будет ржать над ними.
А по Ту сторону претензий уже нет.
«Брось его», — сначала робко предлагал, а на последних ступеньках так просто настаивал внутренний голос: «Брось и спасёшься! Ты что, совсем дурак? Он тебя обворовал, а ты его спасаешь? Ну ты и дебил!»
Глобальный, остро желая выплюнуть лёгкие вместе с горькими клубнями ваты в бронхах, старался не слушать. Только тащил и шагал.
Тащил и шагал.
Когда Глобальный понял, что стоит на снегу, он ещё долго не мог надышаться. Только тело бросил и на колени устало свалился. Пот стекал по лбу гроздьями. А перед ним стояло какое-то зыбкое марево и водило чёрным пятном с двигающимся огоньком.
— Боря, смотри в камеру. Мы уже начали, да? Боря, почему ты так хрипло дышишь?
Сантехник устало свалился в снег лицом, вдруг осознав, что совсем не может дышать.
— Борь? Боря-я-я! — звучало уже где-то не периферии, но что-то подсказывало ему, что съемок на сегодня уже достаточно.
Жизнь порой сама по себе неплохо заменяет ужасы. А затрахался он как следует ещё до первого дубля.
Глава 27
Встречный-поперечный
Капитан Кишинидзе не любил нестыковки. Зато очень уважал кинематограф. И всё же больше всего нестыковок было именно в нём. Но если с западным кино всё давно ясно — госзаказ. И русские — пьяницы, и зима у них постоянно, и живут с медведем вместо собаки на коротком поводке. Не люди, а русские, одним словом. То, что делать с отечественным кинематографом?
Нестыковки в нём были другого уровня. В основном финансового плана. Так показывая среднестатистическую российскую семью, зритель видел сугубо средний класс, не существующий в стране в принципе вне планов и показателей на бумаге. В мире же в целом это была скорее искусственно поддерживаемая тонкая плёнка в пару процентов населения. Когда не элита и не бичи. Но с таким достатком, что даже не всем москвичам потянуть, не то, что провинции.
Так продавцы, учителя, врачи или таксисты никогда не жили в фильмах и в сериалах в однушках или студиях. Студенты не ютились по комнатам в общагах, рабочие не знали кровати в хостелах и хосписах. Но все как один предпочитали обитать в загородном доме на триста квадратов. А если им нужно было обитать в городе, то порой это были даже двухуровневые квартиры, «чтобы как на западе».
Никакой логики у сценаристов, какая при этом квартплата за подобное помещение приходила обитателям, не посещала ни одного режиссёра, что снимал это непотребство. Почёсывая эго, он лишь не забывал включить в картинку бассейн у дома, столовое серебро или фарфоровые блюдечки на чаепитие.
— Ты охуел, что ли? — хотел кричать ему в этот момент Кишинидзе. — Я в последний раз столовое серебро в ювелирном магазине видел! И лежало оно подальше, пылилось. Потому что нахер никому не нужны эти понты!
Но ни режиссёр, ни сценарист не слышали, продолжая катать главных героев на автомобилях премиального уровня в магазин за клубникой и кефиром. А если те каким-то чудом попадали в общественный транспорт, то главный герой ехал в лучшем случае с одним кондуктором. И всё на фоне бизнес-центров вдали. И розеток с зарядкой для их айфонов вблизи.
О горячей любви отечественного кинематографа к зарубежным брендам стоило сказать отдельно. Но Кишинидзе молчал. Достаточно того, что сценаристы, режиссёры, актёры и словно сам госзаказ в противопоставлении западу стремился показать шик, где за каждую сцену словно сражались пьяные Знайка с Незнайкой, разливающие краски по всей округе. Всё вокруг в кадре, (где не снимался Серебряков), всегда было ярко, красочно, сочно. Хоть бери и питайся картинкой, когда в холодильнике шаром покати, а на столе копятся платёжки за газ, свет и отопление, (чёрт бы побрал ту зиму!) и рост тарифов.
Эта последняя графа должна была разорить героев фильмов с подобной квадратурой домов и квартир всего за квартал, а потом можно было снимать ролик о банкротстве частных лиц. Но по сюжетам главные герои находили время на то, чтобы крутить романы, мутить адюльтеры и трахать если не миллиардеров, то хотя бы боссов на работах, пока мучаются душевными терзаниями и порочат тело по ночным клубам, ресторанам с омарами или гоняя на море через раз.
«Но совсем не на фоне Алупки», — даже тосковал по родным видам Арсен, прекрасно зная ответ, почему людям не нравятся русские сериалы.
— Пиздаболия одна потому что! — пылко уверял он Кристину и они переходили на немецкие сериалы, где люди даже среднего класса вели себя поскромнее и жили попроще.
Если бы Кишинидзе спросили, откуда столько нерациональных сюжетов падает на голову героев отечественных современных фильмов, то он бы точно сказал: «все проблемы и извращения только из-за улучшения образа жизни. Сидели бы на кефире, радуясь приобретению нового телевизора и горя бы не знали».
Решение оно же просто как тапочек: живи по средствам. Какая тебе любовница на лексусе в фирме? И в платье от Пьера Кардена, когда ты получаешь тридцатку и одеваешься у узбеков на рынке? (Так как китайцы давно кончились, поднялись по уровню и теперь сами решают, кто на них там работает).
Так Кишинидзе и уверял себя, чтобы не ходить налево.
Какой тебе миллионер-ухажёр, когда ты работаешь от зари до зари, носишь пучок на голове, чтобы спрятать засаленные волосы и домой среди бела дня можешь появиться лишь летом или в гробу?
Так он говорил жене Кристине, когда улыбалась над очередным глупым сериалом про любовь, по которым она пыталась приобщиться к русской культуре.
Единственный вариант при такой жизни, (что не витать облаках, а жить как есть) — замутить с соседями. Ведь встретить кого-то из списка Форбса на спальном районе можно только в том случае, если они решат сразу взять все бесплатные гектары. Тогда и только тогда, богачи оградят их забором и сделают свой город-государство. Предварительно, не выдворяя из него социальных работников и жителей местных спальных районов, чтобы было кому обслуживать.
Вот и получается, что если брать финансовую сторону вопроса российских кинофильмов, то логически главным героям доступны лишь пара лишних поездок на общественном транспорте в выходные дни, шоколадка в гости, хризантемы (желательно нечётного количества) и презервативы «Гусарские», что как известно получаются от слияния ЖБИ и шинного завода, (которые и обеспечивают смазку и поставляют резину).
Так и выходило, что реальность жестока. Она просто убила бы любые приключения на корню. Под салатик и крашенную седину у любовников со вставными передними зубами буйного сюжета, мол, не получится. Потому что выбирать можно только одно из двух — кутёж или плату по ипотеке и погашение кредитов за вставленные зубы.
— А на съедобное бельё я брать микрокредиты не готов, — доносил он свою мысль жене. — Советские фильмы же почему адекватные были? Потому, что цензура была логична. Нет у рабочего человека суперспособностей вытачивать глазами-лазерами детали как у фрезеровщика четвёртого разряда на заводе. Как нет и желания убивать вампиров по тёмным чащобам. Зато есть желание покурить после секса в миссионерской позе. Отсюда и понимание — наш он, с кем не бывает? Вот нет же во дворе зомби с оборотнями в нормальном социалистическом государстве. А есть доярки и плотники, монтажники и строители. В колхозе, в городе, даже в метро. И студенты есть. Повсюду. Потому что не надо им подработками маяться там, где и борщ давно готовить разучились.
