Летом 1942 года программу стерилизации с Гиммлером обсуждал Виктор Брак, сотрудник канцелярии фюрера. Он настоял на том, чтобы при помощи рентгеновской радиации стерилизовать два-три миллиона европейских евреев. В письме Гиммлеру от 23 июня 1942 года Виктор Брак напоминал, что стерилизация, как она обычно проходила у страдавших наследственными болезнями, была неприемлема, так как была очень длительной и дорогостоящей. Он еще раз рекомендовал рейхсфюреру СС сосредоточить свое внимание на рентгеновской кастрации, которая была относительно дешевой, и через нее в кратчайшее время могли проходить тысячи человек.
Начальник канцелярской службы Гитлера вначале предполагал, что лица, подлежащие стерилизации, должны были на некоторое время подходить к административному окну для заполнения документов. В течение этих нескольких минут они облучались рентгеновскими лучами. Таким способом через это «окно» можно было бы пропустить до 4 тысяч человек за день. Стоимость этого проекта нацисты оценивали в 15–20 тысяч марок.
Вначале среди медиков шли споры. Нет, они были посвящены вовсе не чудовищности этого проекта. Просто эсэсовские врачи сомневались, что таким образом можно стерилизовать мужчин. Доктор Хорст Шуман утверждал, что стерилизация мужчин при помощи рентгена требовала значительно большего времени, а стало быть, ее стоимость увеличивалась в несколько раз. Чтобы внести ясность в этот вопрос, в конце 1942 года он направился в лагерь Биркенау. Там в блоке № 30 он подвергал здоровых мужчин и женщин в возрасте от 17 до 25 лет воздействию рентгеновских лучей, которое длилось в различных случаях от пяти до девяти минут. Для того, чтобы изучить воздействие лучей на ткань яичников и яичек, Шуманн заставлял мужчин опускать пенис и мошонку на рентгеновскую пластину. Женщин он устанавливал между двумя дисками, которые облучали снизу спину и живот. Последствия этих экспериментов были чудовищными. Дело доходило до тяжелейших лучевых ожогов, от которых заключенные просто медленно умирали. Все подопытные, прошедшие через барак № 30, страдали от лучевой болезни. Сам Шуман, естественно, находился в специальной комнате, защищенной толстыми свинцовыми плитами.
Чтобы проверить, насколько успешно прошла рентгеновская стерилизация, некоторым женщинами удаляли яичники. С целью экономии времени Шуман удалял их через брюшную полость без соблюдения каких-либо элементарных правил медицинского искусства. Нередко за два часа он проводил по десятку подобных «операций». Шуман и его коллеги, эсэсовские врачи, нередко даже наспех зашивали тела прооперированных женщин. Многие из них умирали от потери крови. Одна из этих жертв, выжившая в этом аду, так описывала эти события: «Из инфицированных ран тек гной, поднялась высокая температура… Воспаление легких. Мое тело опухло, если я нажимала на руку, то после нажатия еще долго оставалось пятно. Они давали мне медикаменты. Я была словно парализована и не могла их принимать. Все мое тело полностью опухло. Мы знали, что стали деревом, которое больше не в состоянии приносить плоды. Эксперименты разрушили наши органы. Мы плакали, думая об этом. Нас использовали как каких-то подопытных кроликов».
Но мужчины чувствовали себя после облучения не намного лучше, чем греческая еврейка, которая написала приведенные выше строки. Сначала они должны были сдать свою сперму. Затем без наркоза их кастрировали. Удаленные яички тут же изучались с исследовательской лаборатории.
В лагерях смерти беременные женщины не должны были рожать. Их ждал аборт в исполнении эсэсовского хирурга. Если кому-то все-таки удавалось родить, то новорожденного тут же убивали. Летом 1942 года Генрих Гимлер прекратил действие тайного распоряжения, согласно которому судьба новорожденного в концлагере зависела от его расовых критериев. Отныне было несущественно, являлся ли отцом ребенка чистокровный ариец или нет.
Большую часть абортов в женском концентрационном лагере Равенсбрюк в 1942–1943 годах провел доктор Рудольф Розенталь. Он не был гинекологом и не имел ни малейшего опыта в прерывании беременности. Для него это было всего лишь практикой, которая превращалась в изуверскую пытку. Ему ассистировала любовница из числа заключенных, которая работала при нем медицинской сестрой. В 1943 году Розенталь был арестован при попытке похитить меха и драгоценности со складов СС. Теперь он сам стал заключенным лагеря Заксенхаузен. Его «фаворитка», связями с которой он «запятнал честь СС», была переведена в Освенцим.
Но нередко в концентрационных лагерях прерывание беременности проходило более «простым» способом. Поскольку заключенные не обследовались медиками, беременность охранники нередко замечали лишь на седьмом месяце. В данном случае несчастную женщину просто избивали до тех пор, пока у нее не случался выкидыш. Как правило, мать умирала вместе со своим ребенком. Те женщины, которые все-таки выжили, теряли рассудок, и их ждала неминуемая смерть. Эсэсовцам не были нужны заключенные, которые были не в состоянии работать.
Чтобы спасти своих соотечественниц от газовых камер, еврейские врачи, оказавшиеся в концлагере, тайно делали аборты. Нередко женщин доставляли буквально контрабандными путями в больницы и лазареты. И именно там прерывалась беременность или втайне устраивали роды. Кто-то пытался вывезти новорожденных на волю, но это удавалось только единицам. В основном детей приходилось умерщвлять, так как их крик выдал бы не только свою мать, но и людей, поместивших ее в лазарете. В 1947 году очевидица этих событий, Ольга Ленгель, рассказывала, что как только новорожденный раскрывал рот, ему приходилось давать смертельную дозу какого-нибудь лекарства.
Но несмотря на весь террор эсэсовских врачей, некоторые дети, появившиеся на свет в лагерях, все-таки выжили. Для этого в Равенсбрюке даже была предусмотрена центральная комната, где матери после родов отдыхали три дня. Затем они переселялись в грязные, нетопленные помещения санчасти № 2. Там роженицы делили кровати с женщинами, болевшими различными заразными болезнями. Нередко на одной кровати располагалось две или даже три женщины. Новорожденных обычно клали отдельно от матери. На одной пружинной кровати лежало по несколько младенцев. Ночью, когда они начинали плакать, никто не мог им помочь – у всех просто не было сил. Как писала одна свидетельница: «Мы не могли сомкнуть глаз, мучительно представляя, как они лежали там, барахтающиеся, без рубашечек, без подгузников, в замызганных пеленках, на прогнившей соломе. Мы слышали их жалобный писк. На следующее утро они были обессилены, измучены и изранены. Это было страшно, но мы не знали, что надо было делать, чтобы помочь этим малышам. Как правило, жизнь новорожденного не превышала шести недель».
