Потом его стали обучать стрельбе по разным чудищам, которых иномерники встречали в Чистилище. Это оказалось уже сложнее, он слишком много вкладывал в эти игрушки сил, растрачивался так, что от усталости опять стала словно тисками сжиматься голова. Но с этими спазмами сосудов Мира легко расправилась с помощью каких-то таблеток. Затем его стали программировать по глубинным установкам пси-реакций на другие раздражители, которые могли встретиться в иномире. Это были и стены лабиринта перед Адом, который открыл первый экипаж. И каплевидные ангелы, и даже кое-что из того, что удалось подсмотреть, когда эти самые ангелы пропускали людей за голубой горизонт. Кстати, теперь Раем эту область в стороне от Чистилища никто не величал, называли или зеркалом, или именно голубым горизонтом.
Называть ту местность квази-Землей, по негласному правилу, соблюдаемому совершенно всеми, никто не решался, считалось, что так можно будет говорить лишь после того, как проработается надежная технология походов туда, и не ранее.
А когда Роман и с этим освоился, когда записи всех иномерников во время походов, которые ему предложили просмотреть, и даже не один раз, – от видео до подробных ментограмм, – уже не вызывали у него растерянности, когда он даже стал видеть отчетливые ошибки того или иного пилота-иномерника в реакциях и действиях, когда он стал уже соображать, что сделал бы кое-что по-другому, его решили ввести в «состояние Ада», как это назвала Веселкина, которая становилась у него теперь главным инструктором.
Валентина хмуро заправила его в новый комбинезон, не сетчатый, как прежде, с антигравиторами, а полотняный, но прошитый блестящими металлическими нитями-датчиками-пси-контактами. Этой хмурости, как заметил Ромка, она обучилась у Колбри, заимствовала подобную манеру поведения, вот только непонятно было – зачем.
– Наконец-то будем ожерелье миров рассматривать, да? – спросил он.
– И не надейся, оранжевому свету тебя придется специально учить, на него почти все очень плохо реагируют. Он же изменяет пилота и порой даже убивает. Да ты и сам поймешь, когда мы дойдем до этих тестов… – Она отвернулась. – Если дойдем.
– У меня есть проблемы? Я могу с этим не справиться?
– Мы на середине пути или даже… еще раньше, Ром. Об этом и говорить рано, не то чтобы пробовать и испытывать тебя.
Ответ Веселкиной ничего толком не объяснил, но когда он стал вникать в записи, которые почти целиком состояли из пси-режимов, снятых с Гюльнары Сабировой, тогда вроде бы стал догадываться. Загвоздка была в том, что она отчетливо не воспринимала этот оранжевый свет как среду, как опасное свойство Ада. Она думала о нем, как о пространственной особенности, ну, вроде обычного освещения, и не вникала в его давление и способность менять ощущения, мысли и даже душу пилота.
На первый взгляд казалось, что именно эта особенность отношения Гюльнары к оранжевому свету и спасла ее, позволила выжить. К такому же выводу пришли и теоретики, которые подготавливали для Ромки все эти тесты по Аду. Потому-то его обучение пока и не учитывало Ад как таковой, потому-то его и гоняли по большей части именно по стороне голубого горизонта. Видимо, кто-то решил, что это позволит ему подойти к оранжевому свету более равнодушным, воспринять его обыденно и предохраниться хоть немного в отношении всего, что там происходило или могло произойти.
Да и внутренне с Адом у Ромки отношения не складывались, то есть умом-то он понимал, что именно для этой работы его и тренируют, потому-то с ним возятся и для этого готовят, но вот мыслями и чувствами ему откровенно хотелось послать весь этот Ад подальше и отправиться к голубому горизонту. Он об этом даже на тренингах думал, и это прочитали те, кто за ним следил. Не только Веселкина, но и Колбри, и Симоро Ноко-сан, и даже еще кто-то, кто не показывался Ромке на глаза, не имел с ним личностных контактов, но, как оказалось, тоже участвовал в его подготовке.
Вот тогда-то в его каюту однажды пришла Гюльнара. Она была чем-то расстроена, может быть, предстоящим разговором. И разговор не получился, вернее, вышел слишком коротким. Она заговорила, едва уселась на единственный в каюте стул у стола, а Ромка решил устроить чаепитие и возился с кипятильником.
– Роман, я тут, понимаешь, официально. – Она потерла лоб, поправила прядку волос на затылке. – В общем, так, твои тренировки забуксовали, ты не прибавляешь в пси, поэтому решили… – Она поправила комбинезон на коленях, выдавая смущение. – Дело висит на волоске. Если ты не сумеешь развиваться, в поход нас не пустят.
– Нас – это значит тебя и меня?
– Меня, конечно. Я ведь могу пережить оранжевый свет. По крайней мере, однажды с ним справилась.
– А вот интересно, я смогу?
– Заранее этого никто не знает. Это из области экспериментальных проверок.
– И что же нужно, чтобы я развивался, прибавлял в пси?
– Мне почему-то кажется… Думай об Аде больше, чем о голубом горизонте. Тем более о зеркалах Земли.
– Но ведь там очень интересные работы намечаются. И мне чуть не весь комплекс подготовки только на походах к голубизне устроили…
– В Аду будет не меньше… интересного.
И все. Гюльнара встала. У двери обернулась и добавила неожиданно:
– Думаешь, мне не хочется в Рай? Но наша работа состоит в другом. И я не позволяю себе… необдуманно желать.
Чаевничать Ромке пришлось в одиночестве. Допивая третью чашку, он решил, что Гюльнара права. И как человек, привыкший делать свою работу хорошо, стал дисциплинированно думать об Аде. Про голубой горизонт решил забыть вовсе. И не сразу, но дней через несколько это ему удалось. По крайней мере, никто больше не ругал его за то, что он волынит и не прибавляет в своих пси-способностях.
«Следовательно, как ни короток был разговор с Гюльнарой, а оказался он действенным. В чем-то даже слишком», – иногда думал Ромка, потому что теперь его настрой явственно нарушал принцип коромысла, который он некогда так удачно придумал.
5
К машине в ангаре Ромка пришел раньше всех, даже общий свет еще не включили. Огромное помещение было тихим, темным, пустынно-безлюдным, и довольно остро пахло пересушенной бетонной пылью. На застекленном балкончике техподдержки тоже горели лишь аварийные светильники, судя по всему, там ничего любопытного не происходило. Хотя какие-то тени уже едва заметно мелькали по стеклу и стенам, должно быть, кто-то возился с аппаратурой. Ромка отлично понимал, что происходит в помещениях на втором этаже, а вот каково будет тут, внизу, с этими машинами, даже не предполагал.
В полумраке машины выглядели мощными, сложными, прекрасными и пугающими. Таких он еще не видел, у них было пять пандусов, и он знал, что один предназначен для него. Как предназначено для него и одно из кресел. Самое удивительное, что вторая машина тоже была пятиместной. Кто будет пассажиром в том экипаже, он не знал. Потому что он не пошел на инструктаж, рассудил, что и так все понятно, а слушать заунывные и лживо-ободряющие лозунги было выше его сил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});