Со временем эти крючки подтянут его ближе, после чего он сможет поглотить его.
Запахи и звуки подсказывали Генри, что с того момента, как Тауфик заговорил, он не лгал ему.
Вампир почувствовал себя молодым, смущенным, напуганным. В течение семнадцати лет, которые он прожил как смертный, он боролся, чтобы завоевать отцовскую любовь и одобрение. Тауфик — старше, умудренный, неоспоримо лучше владеющий собой, заставил его испытать такие же чувства, какие вызывал его отец. Четыреста пятьдесят лет охоты по ночам в одиночку должны были стереть из его памяти страстное желание незаконнорожденного сына войти в семью. Этого не случилось. Он не знал, как ему поступить. Фицрой внимательно смотрел на протянутую ему руку и задавал себе вопрос: что значит ощущать себя способным планировать свою жизнь на больший срок, чем суждено прожить смертному? Стать частью великого целого. Но если Тауфик не лгал...
— Твой бог олицетворяет злое начало. У меня нет желания приносить ему присягу.
— У тебя не будет необходимости иметь что-то общее с моим богом. Ахеху от тебя ничего не надо. Я прошу тебя о сотрудничестве. И о дружбе.
— Ты опаснее, чем твой бог! — На последнем слове Генри ринулся вперед. Красная молния сверкнула у него перед глазами, и он обнаружил, что лежит на спине в двух метрах от скамейки.
Тауфик позволил своей руке медленно опуститься.
— Глупое дитя, — спокойно произнес он. — Я не стану убивать тебя, как бы мог, как не буду и забирать назад свое предложение. Если почувствуешь, что устал от одиночества, приходи на угол, где мы встретились сегодня вечером, и я найду тебя.
Он ощущал на себе взгляд обитателя ночи, когда повернулся и зашагал прочь, в общем-то удовлетворенный тем, как провел сегодняшний вечер. Поверхность другой ка кипела от эмоций, слишком туго переплетенных, чтобы разобраться в них, даже обладая тысячелетним опытом, но, в конце концов, у него еще будет на это время.
* * *
Заканчивалась вечерняя служба, когда Генри проскользнул в церковь и присел на одну из пустых скамей в задних рядах. Ошеломленный и испуганный, он пришел в единственное место, которое, несмотря на перемены, все эти годы оставалось неизменным. Ему по-прежнему недоставало ритмических песнопений, великолепия латыни, и потому он время от времени бормотал ответы на языке из своего прошлого.
Инквизиция отвратила его от церкви на некоторое время, но, испытывая насущную потребность в неразрывной связи с религией, он в нее возвратился. Иногда вампир рассматривал церковь как бессмертное существо со своими собственными правилами, существующее, как он сам, в строго предписанных рамках и пополняющее свои жизненные силы за счет крови своих смертных адептов. Причем часто эта кровь была отнюдь не метафорической, хотя и проливалась во имя бога любви...
Конечно, на протяжении веков не удавалось обходиться без компромиссов. Церковь провозглашала, что у существ, подобных ему, нет души. Вампир не мог с этим согласиться. Он встречал бездушных мужчин и женщин, ибо души свои они отдали отчаянию, или ненависти, или яростной злобе, но не считал себя похожим на них. Исповедь поначалу была для него испытанием, пока он не осознал, что грехи, которые могут понять священники, такие как чревоугодие, злоба, похоть, леность, применимы к нему в такой же степени, как и к смертным, а что касается его особых поступков, они не имеют серьезного значения.
А вот причастия со времени своего перерождения он принимать не мог.
Ему показалось любопытным, что Тауфик — единственное другое бессмертное существо, которое он встретил после того, как они с Аннабель расстались, — явился вместе со своим собственным богом. Быть может, бессмертные нуждаются в таком виде неразрывности, вне собственных пределов. Он обнаружил, что сам думает о возможности обсуждения этой теории с Тауфиком, и постарался отогнать прочь эту идею.
Спинка скамьи застонала под его пальцами, и он поспешил их разжать.
Если бы не обещание, которое он дал Тони, Генри мог бы скрыться раньше, чем допустил попытку соблазнить себя. Также искушение не было бы столь сильным, если бы это дело не имело отношения к Вики. Вики предложила ему свою дружбу, возможно, даже любовь, но смертность этой женщины звучала в пении ее крови, и с каждым биением сердца она оказывалась на миг ближе к смерти. После некоторого времени, весьма непродолжительного, по сравнению с тем, которое он прожил, Вики тоже покинет его, и вскоре после нее исчезнет и это забавное дитя улицы, а потом к нему снова вернется одиночество.
Тауфик обещал конец одиночеству, принадлежность к сообществу, простирающемуся во времени на несравненно большие сроки, чем продолжительность жизни смертного.
«А почему бы не рассчитывать на целую вечность?»
Солнце сияло где-то в глубине его мозга. Это означало, что он больше не сможет игнорировать существование Тауфика.
«Если я умру, у меня останется вечная жизнь, которую обещает церковь. Было бы крайне легко избрать такой путь, достаточно всего лишь после рассвета шагнуть навстречу солнцу. За исключением того, что самоубийство — грех».
Еще более серьезным грехом была бы боль, которая осталась бы после него. Если он хочет избрать для себя такой исход, ему следует подождать. С внезапным облегчением он осознал, что впервые за несколько недель после того, как его стали мучить эти видения, он может встретить рассвет без страха. Солнце, которым Тауфик постоянно угрожал ему, уже было не в состоянии толкнуть его к самоубийству. Что бы уже ни случилось — а его чувства все еще пребывали в сумятице, в которой он пока не мог разобраться, — этого уже не произойдет.
Благообразный полный священник поднял руку.
— Ступайте с миром, — мягко произнес он; чувствовалось, что служитель церкви искренне желал этого своим прихожанам.
Месса закончилась, паства — в основном пожилые иммигранты — потянулась к выходу. Генри отстал, пережидая, пока священник, стоящий у дверей, благословит каждого в отдельности. Когда последний человек, одетый во все черное, направился к выходу, он выступил вперед и обратился к священнику:
— Отец, мне нужно поговорить с вами.
Нечто большее, чем требования его сана, не позволило священнику отклонить эту просьбу.
* * *
Было десять минут восьмого, когда вампир вернулся в квартиру, всего лишь за восемнадцать минут до восхода солнца.
Вики встретила его в дверях, схватила за руки и почти втащила внутрь.
— Где, чтоб тебе провалиться, ты шлялся! — рявкнула она; теперь, когда Генри был в безопасности, тревога переросла в гнев.
— Встречался с нашей мумией.
Безразличный тон ответа подействовал именно так, как предполагалось. «С этим существом можно иметь дело, только если сможешь не подпасть под его воздействие». В течение многих лет Вики неоднократно сталкивалась с последствиями тяжелой травмы, чтобы немедленно опознать этот особенный защитный механизм даже во сне. Не без усилия она постаралась справиться с собственными эмоциями, чтобы разобраться в создавшейся ситуации.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
