- И правда, помог ты мне, Самай. Держи вот. - Достала Ярла из кошеля с кристаллами, в котором кроме ловцов и еще кое-что полезное лежало, монету, сунула маленькому сейману в карман.
Мальчишка, довольный, своей дорогой идти собрался, но Ярла остановила:
- Погоди. Еще вот что скажи: вы с грузом-то не через забор весь день лазили? Высоковато.
- Понятно, высоковато, - согласно кивнул Самай. - Идем, покажу.
Что он, интересно, воображает себе на тот счет, зачем Ярле в братство понадобилось? А может, не так-то много воображает... знает больше, чем домысливает. Сейманы, они вечно все знают, даже такое, что, вроде, и неоткуда им знать.
Все втроем дошли до места, где "парадный" каменный забор деревянным сменялся, попроще. Еще немного мимо него прошагали, и Самай носком своей чуни, не лучше Саулининой, тронул пару соседних досок.
- Вот, глядите, снизу оторваны, в сторону отодвигаются. Смело можно лезть - шуму не наделаете.
Главная калитка братства на ночь заперта, тут сподручнее будет пробраться. Оно, конечно, и через забор можно было бы - но если уж постарался кто-то, отодрал доски - почему не воспользоваться?
Ярла сунула мальчишке еще одну монету в карман.
- А это за что? - прищурился Самай.
- За то, что вот ее, - кивнула охотница на Саулину, - до дома, до "Золотого карася", проводишь.
Саулина аж в сторону отскочила:
- Не хочу я ни в какого "Карася", не дом там мне! Я с вами хочу, до конца!.. Разве сейчас-то не помогла вам? И еще помогу! Ну пожалуйста!..
Ну вот, началось. Можно было догадаться, что взрыва этого не миновать.
- Помогла, - согласилась Ярла. - За то спасибо тебе. И еще поможешь обязательно. В другой раз. А теперь, пожалуйста, вернись на постоялый двор, сделай для меня это. А потом... Сама я уже поняла, что не дом тебе там. Потом подумаем, что дальше.
Саулина помолчала, пошмыгала носом. Мокрая вся насквозь, волосы аж кудрявиться перестали, льет с них. Мешковатые штопаные штанищи тощие ноги облепили - смотреть жалко. Но голову решительно вскинула:
- Ладно, вернусь, если просите. Я вам верю, что вы все это не просто так говорите, чтобы от меня отвязаться.
Верит... Везет же ей, Ярле, в Лоретте с такими людьми, которые в своей вере искренни.
- Пошли, - Самай мотнул головой, Саулину за собой следовать призывая. Зашлепали они друг за другом по лужам. - Хочешь, кукурузу дам? Только одну...
Ярла смотрела им вслед, пока за угол не завернули. Потом повернулась опять к братству. Доски заборные действительно беззвучно отодвинулись. Как насчет сторожей у двухбережников?.. Ну, если и есть они, то в непогодь внутри домов сидят, дозором по дворам да огородам ходить не потащатся. Самай - он свое дело знает, не ошибется, когда безопасно тыквы да кукурузу у братьев таскать.
***
Время в заточении тянулось для Лорка бесконечно долго. Хотя отчасти это не было для него чем-то очень уж необычным. Отец Воллет, бывало, велел ему по дню, а то и по два-три безвыходно в келье сидеть, питаясь хлебом да водой, и молиться беспрестанно - одна из мер борьбы с его, Лорка, грешной от рождения природой. Но тогда он все-таки точно знал, что рано или поздно его выпустят. Сейчас такой уверенности не было - разница огромная.
Лорк внимательно оглядел свое убогое жилище. Прежде чуть не каждый день его видел - но снаружи. И не думал, что когда-нибудь внутрь попадет. Впрочем, нет, три дня назад, после того как Воллет его во внутреннем зале библиотеки застал, думал. Но в тот раз обошлось. А теперь...
В прежние-то времена еще и презирал он тех, про которых знал, что запирали их тут. Одного, Бъерга, на памяти Лорка за воровство у другого брата наказали. У братьев-то и воровать особо нечего, а этот Бъерг на ларец красивой работы, для священных книг предназначенный, позарился - поднялась рука... Все тогда его осудили, а он покаялся, но всё равно не одну неделю в повинной хижине провел, а потом еще и плетьми отстегали его. После того только прощение ему было даровано. Другой, Кеон, за такой грех сидел, про который вслух сказать стыдно. А второго виновника, который помоложе, тоже заперли, но в келье, потому как повинная хижина в обители одна. Этого младшего, плетьми наказав, простили, а Кеона, месяц или больше взаперти продержав, из братства с позором выгнали.
Ну вот, теперь и он, Лорк, в числе узников. Пришел его черед изнутри хижину осматривать - нельзя ли отсюда выбраться как? Вряд ли. Вместо окна - продольная щель, через которую узкий луч едва проникает, только благодаря этому скудному свету здесь и можно что-то разглядеть. Дверь на замке. Не стену же головой прошибать... А другого не предпримешь ничего - руки-то за спиной скручены, развязать их никто не удосужился, а самому узел ослабить не удается. Тут, тьфу ты, изловчиться хотя бы, чтобы одежду не замочить, как по нужде захочешь... Ведро, вон, для этих целей поставлено. Пока пустое, дышать можно. А как день, другой, третий просидишь... Часто ли убирать-то потрудятся? Есть дадут - как какой-нибудь волк или лисица в зверинце, в своей вонючей клетке будешь жрать.
А Талвеон так целый год мучается... Как можно? При этом еще и разум сохранить...
Неужели и Лорку к такому существованию волей-неволей придется привыкать? Времени, похоже, много впереди, чтобы привыкнуть...
При этой мысли дрожь прошла по телу. Что лучше, такая вот жизнь-нежизнь, или казнь? Но когда ты просто заточен - это тоска, отчаяние, а когда о приближающейся казни знаешь - еще и страх. Страшно смерти изо дня в день ждать, до самого последнего мгновения. Стоило так подумать - опять Талвеон вспомнился. Похожи они теперь, оба заключенные. Хоть бы в соседние камеры их, что ли, посадили... Да, лучше в городскую тюрьму, чем в нору под главным храмом. Но в тюрьме-то все миряне, а у провинившихся братьев - своя дорога, в покаянную нору.
Талвеон, Ярла... Обоих он их подвел. Ларва-то, конечно, охотница убьет, не впервой ей. Этого ларва. А другие...
Лорк лег на клочок полугнилой соломы, брошенной на земляной пол и заменявшей в повинной хижине постель. Попытался поудобнее пристроить связанные руки. Не получалось. Разве что на живот перевернуться... да тоже не сильно удобно. Запястья затекли и ощутимо начали болеть.
Поискал Лорк глазами, не торчит ли какой гвоздь из стены, об который можно веревку перепилить. Ничего не увидел. Когда кормежку принесут, должны же развязать руки? Хоть сухарь-то да кружку воды принесут, не оставят подыхать с голоду...
Пролежав какое-то время, Лорк все-таки забылся неспокойным полусном. От первого же легкого шороха открыл глаза - рядом с лицом мышь пробежала. Отвращения Лорк не почувствовал - Талвеон же вот приручил мышь. Но если крысы тут бывают, то дрянь дело. Говорят, они человека во сне могут искусать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
