Вдруг А.Беттик резко виляет влево, глубоко вспахивая лед кривым клювом ледоруба. Он что, с ума сошел?! Его же расшибет о ледяную стену и вышвырнет в черную бездну! Но, доверившись ему, я за долю секунды принимаю решение и вонзаю в лед лезвие ледоруба, налегая на ледовый крюк, сердце подскакивает к горлу, ледянку заносит, меня вот-вот завертит волчком и сбросит с узкого гребня на скорости в 140 километров в час – но я выправляю курс, промелькнув мимо дыры в трассе, куда бы мы непременно рухнули, если бы не этот сумасшедший вираж, проношусь по отколовшемуся карнизу шириной метров шесть, и в этот миг А.Беттик срывается с вертикальной стены, корректирует направление – металлические клювы сверкают в лунном свете – и снова мчится по перешейку Абруцци навстречу последней серии виражей.
Я – следом.
Нас проморозило до костей и так растрясло, что пару мучительных минут мы не в состоянии встать на ноги. Потом мы потихоньку выбираемся на снег, сворачиваем ледянки, укладываем их в рюкзаки. Мы идем по утоптанной тропе через уступ, не проронив ни единого слова. Я никак не могу прийти в себя от удивления перед скоростью реакции и отвагой А.Беттика; причину его молчания я постигнуть не в состоянии и от всей души надеюсь, что он не сердится на меня за скоропалительное решение возвращаться этим путем.
Последние три канатки почти разочаровывают своей обыденностью. Сознание отмечает лишь красоту озаренных Оракулом пиков и хребтов да еще то, с каким трудом мне удается сжимать окоченевшими пальцами стремена управления салазками.
Запустение и сумрак верхних склонов сменяются бодрым сиянием факелов Йо-куня, но мы избегаем главных помостов и лестниц, направляясь через расселину прямиком к тропе. Выйдя на северный склон, мы снова погружаемся во мрак, разрываемый лишь чадящими факелами вдоль дорожки, что ведет в Цыань-кун-Су. На последнем километре мы срываемся на бег.
Мы приходим как раз в тот момент, когда Энея начинает свою вечернюю беседу. В маленькую пагоду на террасе набилось человек сто. Энея обводит взглядом собравшихся и, заметив меня, просит Рахиль начать беседу, а сама поспешно пробирается к дверному проему.
16
Если честно, на Небесные горы я прибыл в замешательстве и некотором унынии. Я проспал в криогенной фуге три месяца и две недели. Раньше я думал, что в холодном сне сновидений не бывает. Я ошибался: почти всю дорогу меня мучили кошмары. Проснулся я в полном смятении и тревоге.
Когда мы вылетели с неизвестной планеты, до точки перехода было всего семнадцать часов, зато у Тянь-Шаня пришлось выйти из С-плюс на самой границе системы, и тормозили мы целых трое суток. Я метался с палубы на палубу, вверх-вниз по винтовой лестнице, и даже выскакивал на балкон, твердя себе, что разрабатываю больную ногу (Корабль говорил, что нога у меня абсолютно здорова), но на самом деле я просто хотел дать выход эмоциональному напряжению. По-моему, так я не изводил себя еще ни разу.
Корабль все порывался предоставить мне до муторности исчерпывающую информацию о звездной системе: желтая звезда класса G, ля-ля-ля, все такое… ну, как я и сам могу видеть… одиннадцать планет, три газовых гиганта, два пояса астероидов, высокий процент комет, ля-ля-ля, все такое. Меня же интересовал только Тянь-Шань, а потому я уселся на пол в устланной коврами проекционной нише и смотрел, как он растет, приближаясь на глазах. Планета оказалась удивительно яркой. Ослепительно яркой. Сверкающая жемчужина на фоне черного бархата космоса.
– В настоящий момент вы наблюдаете нижний, постоянный облачный слой, – долдонил Корабль. – Поразительное альбедо. Имеется и более высокий облачный слой – видите этот циклон в правой нижней четверти освещенного полушария? А эти кучевые облака, отбрасывающие тень недалеко от северной полярной шапки? Именно они и определяют погоду, наблюдаемую населением планеты.
– Где горы? – спросил я.
– Там. – Корабль обозначил кружком серую тень в Северном полушарии. – Согласно моим старым картам, вот это высочайшая вершина в северных широтах восточного полушария, называемая Чомо-Лори, или снежная королева… Видите рубчики, уходящие от нее на юг? Видите, как они держатся вместе до самого экватора, а затем расходятся все дальше и дальше и в конце концов теряются в облачных массах вблизи Южного полюса? Это две крупнейшие горные цепи, хребет Пхари и хребет Куньлунь. Данные скальные образования были заселены в первую очередь и являют великолепный пример чудовищных тектонических процессов, эквивалентных проходившим в начале мелового периода в…
Ля-ля-ля, все такое. А в голове у меня все звучало: «Энея, Энея, Энея».
Странно было при входе в систему не нарваться на патрульные корабли Имперского Флота, не услышать вызова ни от орбитальной стражи, ни от спутниковых баз, ни даже от базы, расположенной на гигантской луне, смахивающей на мишень – будто кто-то вогнал одну-единственную пулю в гладкий оранжевый шар, не обнаружить излучения двигателей Хоукинга, нейтринной эмиссии, гравитационных линз, выхлопов двигателей Буссарда – словом, ни малейших следов высоких технологий. Корабль сообщил, что в определенных районах на поверхности планеты отмечается слабое микроволновое излучение, но, когда я попросил его усилить передачу, зазвучала архаичная китайская речь эпохи до Хиджры. Это меня потрясло – я еще ни разу не бывал на планете, где большинство населения говорило бы на каком-нибудь языке, кроме стандартного английского.
Выйдя на геостационарную орбиту над восточным полушарием, Корабль сообщил:
– Согласно вашим указаниям, я должен найти вершину под названием Хэн-Шань, находящуюся приблизительно в шестистах пятидесяти километрах юго-восточнее Чомо-Лори… вот!
Объемный образ в проекционной нише стремительно увеличился, и я увидел прекрасный заснеженный пик, пронзающий три облачных слоя, ослепительно сверкающий на солнце чуть ли не за пределами атмосферы.
– Иисусе! – прошептал я. – А где же Цыань-кун-Су? Храм-Парящий-в-Воздухе?
– Должно быть… там, – торжественно объявил Корабль.
Мы смотрели прямо вниз на отвесную стену – композит снега, льда и серых скал. У основания этого невероятного обрыва клокотала белая кипень облаков. Даже зная, что передо мной всего лишь голограмма, я невольно ухватился за диванные подушки и отшатнулся, борясь с головокружением.
– Где? – спросил я, не обнаружив никаких построек.
– Вот этот темный треугольник. – Корабль обозначил кружком неясную тень на серой скале. – И вот эта веревка… здесь.
– Масштаб увеличения?
– Самая длинная сторона треугольника достигает одной целой двух десятых метра, – сообщил Корабль тоном, чересчур знакомым мне по комлогу.
– Что-то маловат домик для жилья.
– Нет-нет, это лишь малая часть строения, виднеющаяся из-под нависающей скалы. Я прихожу к заключению, что весь так называемый Храм-Парящий-в-Воздухе находится под скальным козырьком. Ниже скала имеет отрицательный уклон и уходит уступом в шестьдесят – восемьдесят метров.
– А ты можешь дать вид сбоку? Чтобы я смог взглянуть на Храм?
– Это возможно. Понадобится переместиться на более северную орбиту, чтобы я мог направить телескоп на пик Хэн-Шань, расположенный южнее, перейти в инфракрасный диапазон с целью проникновения сквозь облачные массы, расположенные на высоте восемь тысяч метров, движущиеся между горой и отрогом, на котором выстроен Храм, а также придется…
– Обойдемся, – оборвал я. – Просто свяжись по лучу с районом Храма… черт, лучше всего хребта… и выясни, ждет ли нас Энея.
– На какой частоте? – деловито осведомился Корабль.
Ни о какой частоте Энея не упоминала. Просто сказала, что приземлиться мы вроде бы не сможем, но все равно должны спуститься к Цыань-кун-Су. Глядя на отвесные склоны, покрытые снегом и льдом, я начал понимать, что она имела в виду.
– На всех стандартных частотах, которые мы использовали при связи через комлог. Если не получишь ответа, пройдись вообще по всем частотам, имеющимся в твоем распоряжении. Можешь воспользоваться теми, которые только что поймал.
– Сигнал шел из южного квадранта Западного полушария, – терпеливо растолковал Корабль. – В этом полушарии микроволнового излучения не обнаружено.
– Сделай, как я прошу, будь добр, – тихо сказал я.
Мы провисели там с полчаса, сперва обшаривая хребет узконаправленным лучом, затем передавая широкополосные сигналы в направлении всех близлежащих гор. Потом забросали лаконичными вызовами все полушарие. Ни малейшего отклика.
– Неужели остались еще обитаемые миры, где не существует радио? – не выдержал я.
– Разумеется. На Иксионе использование микроволнового излучения любого рода возбраняется законом и местными обычаями. На Новой Земле имелась группа людей…
– Ладно, ладно! – перебил я, в тысячный раз гадая, нельзя ли как-нибудь перепрограммировать ИскИна, а то у него прямо шило в заднице. – Спускаемся.
