– Да уж, отвратительно.
– Но постижимо.
– Постижимо? Ты о чем? Такого не случалось с самого начала времен. Не знаю, что тут думать, Хаммонд. Господь свидетель, я не сошел с ума! И это не безумная фантазия!
– Давай немного подумаем, Гарри. Перед нами твердое тело. Мы можем его потрогать, но не можем увидеть. Этот факт столь необычен, что приводит нас в ужас. Но разве этот феномен не имеет подобий? Возьмем чистое стекло. Оно осязаемо, но прозрачно. Совершенно прозрачным, чтобы его не было видно, ему не позволяет быть определенная шероховатость. Заметь, теоретически возможно создать стекло, которое не будет отражать лучи света, – настолько чистое и однородное, что солнечные лучи будут проходить через него, как проходят через воздух, преломляясь, но не отражаясь. Мы не видим воздух, но мы чувствуем его.
– Это верно, Хаммонд, однако все это неодушевленные формы. Стекло не дышит, воздух не дышит. А у этого существа есть сердце, которое бьется, воля, которая движет им, и легкие, которые вдыхают и выдыхают.
– Ты забываешь о странном феномене, о котором мы в последнее время так часто слышали, – серьезно заметил доктор. – На встречах, которые мы называем «спиритическими кругами», за руки сидевших за столом брались невидимые руки – теплые, плотские руки, в которых билась земная жизнь.
– Что? Ты считаешь, что это существо…
– Мне неведомо, что это за существо, – важно ответил он, – но, дай бог, с твоей помощью я это выясню.
Мы выкурили много трубок за ночь, наблюдая у кровати за неземным созданием, которое пыхтело и ворочалось, пока не истомилось окончательно. Затем по спокойному и ровному дыханию мы поняли, что оно уснуло.
Наутро весь дом был в волнении. Жильцы собрались на лестничной площадке перед моей комнатой, и мы с Хаммондом получили все их внимание. Нам пришлось ответить на тысячи вопросов о состоянии нашего сверхъестественного пленника. Однако никто из домашних, кроме нас самих, не пожелал входить в комнату.
Существо уже проснулось. Об этом свидетельствовали судорожные шевеления постели, вызванные его попытками к бегству. Воистину отвратительно было видеть эти признаки его страшных извиваний и невидимой, но яростной борьбы за свободу.
Мы с Хаммондом всю ночь напряженно продумывали средства, которыми можно выяснить его форму и внешний вид. Насколько мы ощущали, проводя руками по телу создания, его очертания представлялись нам человеческими. У него был рот, круглая гладкая голова, лишенная волос, нос, немного возвышающийся над щеками, а руки и ступни походили на мальчишечьи. Сначала мы думали поставить его на гладкую поверхность и обвести мелом его контур, как сапожник обводит контур ног. Но от этого плана отказались, сочтя его бесполезным: такой контур не дал бы нам ни малейшего понятия о его форме.
Тогда меня осенила счастливая мысль снять с него гипсовую форму. Это могло дать нам твердую фигуру и удовлетворить все наши желания. Но как это сделать? Движения создания нарушили бы схватывание гипса и исказили результат. Тогда другой идеей стало применение хлороформа. У него были органы дыхания – оно ведь дышало. Введя его в бессознательное состояние, мы могли сделать все необходимое. Мы послали за доктором К**, и заслуженный врач, оправившись от первичного шока, выдал хлороформ. В следующие три минуты мы смогли снять узы с тела существа, и известный в городе лепщик принялся обмазывать невидимую форму влажной глиной. Через пять минут у нас уже была форма, и до наступления вечера мы получили примерное представление о создании. По форме оно напоминало человека – искаженного, грубого, ужасного, но все же человека. Небольшого роста в четыре с небольшим фута, с великолепным мышечным развитием. Лицо превосходило всю мерзость, какую я когда-либо видел. Гюстав Доре, Жак Калло или Тони Жоанно никогда не смогли бы вообразить нечто столь же отвратительное. Такое лицо напоминало иллюстрации последнего к «Путешествию куда Вам будет угодно», которые были несколько близки к выражению лица создания, но все же уступали ему. Такое лицо, казалось мне, могло быть только у нежити. Судя по виду, оно могло питаться лишь человеческой плотью.
Удовлетворив свое любопытство и связав тайной всех домашних, мы оказались перед вопросом: что же делать с ним дальше? Невозможно было держать такой ужас в доме – равносильно невозможно было выпустить столь отвратительное существо на волю. Признаюсь, я бы с удовольствием приговорил его к уничтожению. Но кто бы взял на себя убийство этого мерзкого подобия человека? День за днем мы серьезно обдумывали этот вопрос. Все жильцы съехали. Миссис Моффат впала в отчаяние и грозила нам с Хаммондом всеми возможными штрафами, если мы не избавимся от него. Мы же отвечали:
– Мы съедем, если вы сочтете это необходимым, но отказываемся забирать с собой создание. Избавляйтесь от него сами, если желаете. Оно появилось в вашем доме и находится в вашей ответственности.
У нее, конечно, не нашлось ответа. Миссис Моффат ни уговорами, ни деньгами не могла никого заставить даже приблизиться к твари.
Удивительнее всего было то, что мы пребывали в совершенном неведении относительно того, чем существо питалось. Ни к чему, что мы полагали подходящей для него пищей и ставили перед ним, оно не прикасалось. Невыносимо было день за днем находиться рядом, видеть, как мнется постель, слышать тяжелое дыхание и знать, что оно изнемогает от голода.
Прошло десять дней, двенадцать, две недели, а оно все жило. Биение сердца, однако, с каждым днем становилось слабее и почти прекратилось. Было очевидно, что создание погибает от голода. Пока эта отвратительная борьба за жизнь продолжалась, я чувствовал себя несчастным и не мог спать ночами. Каким бы ужасным ни казалось это существо, печально было думать о его муках.
Наконец оно умерло. Одним утром мы с Хаммондом нашли его в постели холодным и окоченевшим. Сердце перестало биться, легкие не дышали. Мы поспешили похоронить его в саду. Это были странные похороны: в сырую яму лег невидимый труп. Слепок его тела я отдал доктору К**, и он хранит его в музее на Десятой улице.
И теперь, накануне долгого путешествия, из которого могу уже не возвратиться, я составил сей рассказ о случае самом необычайном из всех мне известных.
Примечание. Поговаривали, что собственники известного музея этого города заключили договор с доктором К** о представлении публике диковинного слепка, данного ему на хранение мистером Эскоттом, – столь выдающегося, что его история не может не привлечь всеобщего внимания.
Брэм Стокер
Автор «Дракулы» оставался верен своему методу даже в произведениях детективного жанра, поэтому «Крысиные похороны», формально не нарушающие законы реализма (ну, почти), навевают прямо-таки мистический ужас. Дополнительный колорит создается тем обстоятельством, что тут Стокер как бы посылает нам рассказ из могилы – причем своей собственной: рукопись «Похорон» должна была войти в сборник, который он готовил в последние месяцы жизни… но так и не успел завершить. Его опубликовала уже вдова писателя Флоренс Брэм Стокер, добавив к подборке рассказов еще одну главу, исключенную из белового варианта «Дракулы», в результате чего сборник получил название «Дети Дракулы». Трудно сказать, одобрил бы такое соседство сам Брэм Стокер, – но судьба распорядилась за него.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
