Анюта вошла въ переднюю и сказала подрядчику:
— Начинайте работать хоть завтра.
Когда они сошлись за завтракомъ, Митя не скрывалъ своего неудовольствія.
— Ты была всегда очень экзальтирована, сказалъ онъ, — и всегда строила воздушные замки.
— Я не знаю изъ чего ты это заключилъ?
— Еще въ Калугѣ, въ дѣтствѣ ты всегда мечтала о томъ что сдѣлала бы еслибы была богата, а потомъ какіе ты строила планы для нашей жизни вмѣстѣ, помнишь?
— Какъ не помнить!
— А потомъ, когда тебя увезли въ Москву, развѣ ты изо всѣхъ насъ издалека не сочинила какого-то патріархальнаго, полнаго всякими совершенствами семейства и издали не любила насъ съ какою-то неестественною горячностію и страстiю. Право, я понимаю, что твоя тетка была недовольна, ты точно героиня романа тосковала по насъ какъ по женихѣ тоскуютъ эти героини. Въ сущности, признайся Анюта, вѣдь ты насъ не знала уѣхавъ ребенкомъ.
Митя говорилъ съ сильною досадой и эта досада одушевила его — лицо его пылало и онъ потерялъ мѣру. Все семейство (только отца его не было въ комнатѣ) слушало его со смущеніемъ, а Ваня съ негодованіемъ. Анюта очень разсердилась; она покраснѣла, но перебирала въ рукахъ носовой платокъ свой, теребила его и недвижимо слушала его.
— Признайся же, вѣдь ты не могла въ двѣнадцать лѣтъ знать какіе мы люди, вѣдь встрѣтивъ ты могла въ насъ найти другихъ людей, чѣмъ тѣхъ какихъ себѣ представляла издалека!
— Я и нашла одного другаго, сказала Анюта, — это тебя…
Видя, что Агаша перемѣнилась въ лицѣ, Анюта тотчасъ прибавила: — но и ты, надѣюсь, скоро сдѣлаешься опять такимъ же какимъ я тебя оставила въ К**.
Къ обѣду пріѣхалъ Завадскій и вечеромъ просилъ Анюту принять его одного, ибо онъ пріѣхалъ сообщить ей о дѣлахъ.
Анюта позвала его въ свою круглую гостиную, также какъ папочку и Машу.
— Папочка мой попечитель, а отъ тетушки, прибавила Анюта, — я не имѣю ни тайнъ, ни дѣлъ о которыхъ бы она не знала, и безъ ея совѣта ни на что не рѣшаюсь.
Всѣ они сѣли за круглый столъ. Завадскій вынулъ и положилъ на столъ толстый набитый бумагами портфель и началъ говорить. Оказывалось, что генераль Богуславовъ съ великимъ удовольствіемъ сложилъ съ себя званіе попечителя и отдалъ Завадскому всѣ бумаги по управленію. Онѣ были въ отличномъ канцелярскомъ порядкѣ. Каждая копѣйка была расписана и тщательно внесена въ соотвѣтствующую ей графу расходовъ. Ни единой бумажки не было затеряно и всѣ расходы по воспитанію Анюты при счетахъ Варвары Петровны были приложены. Это воспитаніе богатой сироты оказалось крайне дешевымъ. Оно ограничивалось ея туалетомъ, деньгами, который платили ея гувернанткѣ, нянькѣ и горничной и за уроки ходившимъ къ ней учителямъ. За экипажъ, помѣщеніе, отопленіе, словомъ за всю матеріальную жизнь не было положено ни полушки.
— Мы живемъ въ своемъ собственномъ домѣ, мы пьемъ и ѣдимъ, намъ не прилично и не слѣдуетъ заставить нашу внучку платить за это. Нашъ домъ не трактиръ, мы ее приняли къ себѣ, сказали обѣ старшія тетки Завадскому, когда онъ имъ замѣтилъ, что въ счетахъ опущены эти расходы.
Анюта обернулась къ Машѣ.
— Я узнаю тетокъ. Настоящія Богуславовы — полныя чувства собственнаго достоинства и безкорыстія.
— У васъ, окончилъ генералъ Завадской, — за время вашего малолѣтства накопился большой капиталъ, но и я, какъ генералъ Богуславовъ, не могу вамъ предоставить его прежде вашего совершеннолѣтія. Я еще не былъ въ вашемъ Уфимскомъ имѣніи и здѣсь въ Спасскомъ ничего не осмотрѣлъ, но я былъ въ вашемъ Пензенскомъ великолѣпномъ имѣніи — это по богатству и величинѣ едва ли не больше владѣній какого-нибудь германскаго владѣтельнаго принца. Имѣніе нашелъ я не разореннымъ, но запущеннымъ и порядокъ бумажный далеко лучше порядка въ имѣніи. Расходы выведены правильно и копѣйка въ копѣйку равны приходу, но какъ малы эти доходы, и какъ велики расходы — это вопросъ другой. Надѣюсь поправить это. Годъ нынѣшній дѣйствительно плохой, неурожайный, но при вашемъ богатствѣ прожить можно, какъ дай Богъ всякому, только и я того мнѣнія, что постройку лучше бы отложить; вѣдь эти флигеля и богадѣльня и поправка службъ и дома не могутъ стоить меньше двадцати пяти тысячъ.
— По смѣтѣ двадцать пять тысячъ, сказала Анюта.
— Сумма огромная! я полагаю надо отложить постройку до будущаго года.
— Мы, дядюшка и я, приказали начать стройку, полагая что вы скоро не пріѣдете, а время уходитъ.
— Напрасно, сказалъ Завадскій недовольнымъ голосомъ, — вы, княжна, разсудите сами: покупать домъ въ Москвѣ и думать нельзя по нынѣшнему году, меблировать его тоже, а нанять приличный домъ, жить въ Москвѣ, выѣзжать… я слышалъ, что вы будете выѣзжать и даже принимать… и вмѣстѣ съ этимъ предпринять постройки, дѣло трудное. Въ долги входить въ первый же годъ моего управленія я не согласенъ.
— Мы, дядюшка и я, рѣшились начинать постройки потому, что положили въ виду неурожайнаго года не ѣхать въ Москву, а прожить въ Спасскомъ цѣлый годъ. Дядюшка такъ добръ, что согласился надзирать за постройками, а живя въ Спасскомъ и соблюдая экономію намъ денегъ много не нужно.
— Это дѣло совсѣмъ другое, сказалъ съ удовольствіемъ Завадскій, — это благоразумно и очень достойно съ вашей стороны; вы такъ молоды, что для васъ это большое лишеніе.
— Я не скажу нѣтъ, отвѣтила Анюта, — но я желаю устроить сперва Спасское, а потомъ ужь повеселюсь въ волю. Вы, надѣюсь, переночуете у насъ и быть-можетъ проведете здѣсь нѣсколько дней.
— Да, мнѣ необходимо завтра осмотрѣть Спасское и зайти въ контору. Когда вы проснетесь, я все уже обойду; я человѣкъ военный, встаю рано.
— А я тоже встаю рано; тетушка пріучила меня къ этому и къ жизни правильной и аккуратной.
— Замѣчательно умная и чрезвычайно честная ваша тетушка.
— О да, сказала Анюта, чувствуя къ Варварѣ Петровнѣ большую благодарность за то, какъ она воспитала ее и съ какимъ рѣдкимъ безкорыстіемъ поступала въ отношеніи къ ней въ продолженіе пяти лѣтъ ея у нея жизни. Съ укоромъ себѣ вспомнила Анюта какъ долго негодовала она на тетку за ея строгость, стойкость, непреклонность, какъ долго она не любила ее и не отдавала ей должной справедливости. Теперь она сознавала все, что она для нея сдѣлала и сколько было въ ней, несмотря на ея сухость и суровость, хорошихъ свойствъ.
— Я ей многимъ, многимъ обязана, сказала Анюта, — и знаю уже и теперь, что буду все больше и больше ее любить и должна всегда быть ей глубоко благодарна.
На другой день до завтрака Завадскiй уже обошелъ все Спасское, былъ на мызѣ, на конюшнѣ и на скотномъ дворѣ и ѣздилъ верхомъ въ Спасскіе лѣса, луга и поля. Онъ нашелъ въ лѣсахъ порубки, поля не слишкомъ хорошо обработанными; хозяйство запущенное какъ и въ Пензѣ.
— Вы совершенно правы, княжна, всѣ ваши строенія на мызѣ однѣ гнилушки, надо удивляться, какъ до сихъ поръ флигеля эти не завалились, я увѣренъ, что до нихъ стоить только дотронуться, чтобъ они рухнули, конюшня еще держится, но скотный дворъ изъ рукъ плохъ, а птичный дворъ и чуланъ скотницы и птичницы, потому что это не изба, а чуланъ, такая ужасная смрадная дыра, что гадко смотрѣть. Я понимаю, что вы настаивали на постройкахъ, далеко ли до бѣды съ этими развалинами — какъ еще тамъ никого не задавило.
— Если никого не задавило, сказала Анюта серьезно, — то ужь многихъ уморило; пока я была въ Москвѣ, одна изъ старушекъ, бывшая ключница прадѣда моего, умерла; говорятъ прошлую зиму много дѣтей умерло отъ горловыхъ болѣзней.
— Мудренаго нѣтъ. Вы хотите сохранить оранжереи?
— О да, сказала Анюта.
— Такъ ихъ поправить надо, когда пріѣдетъ архитекторъ, попросите его осмотрѣть и сдѣлать смѣту.
— Мнѣ нужна больница и школа, оранжереи подождутъ; вы видѣли какіе огромные расходы.
— Справимся, княжна, если вы проживете здѣсь, съ экономіей, прибавилъ генералъ Завадскій съ удареніемь на слово: экономія, — я вижу, что у васъ здѣсь большія траты; въ конторѣ я нашелъ огромные счеты за лѣтніе мѣсяцы.
— Огромные, сказала Анюта, — но тетушка отличная хозяйка, и мы вмѣстѣ возьмемся за домашнее хозяйство, но полевое и лѣсное это не моего ума дѣло.
