– Ладно, – тут же согласилась она. – Пошли.
– Но ты должна знать: рискуем мы оба, – честно сказал я. – У тебя есть шанс загреметь куда угодно – вместе с таким ненадежным спутником, как я.
– Вместе – это как раз ничего, – решительно сказала Меламори. – Лишь бы не по отдельности. Вот это было бы действительно страшно. В сущности, какая разница, где быть, если вместе с тобой?
Я изумленно уставился на нее. Это заявление, сделанное перед лицом притаившейся за дверью полной неизвестности, весило куда больше, чем несколько сотен признаний в вечной любви, верности «до гробовой доски» и прочих традиционных безответственных заверений, которыми время от времени обмениваются мужчины и женщины, испытывающие друг к другу нежные чувства.
– Ну что ты на меня так смотришь? – смущенно буркнула она. – Я не сказала ничего нового. Ничего такого, что заслуживает дополнительного обсуждения… И вообще, не надейся, что я так легко откажусь от красивого мужчины с большим жалованьем. Закрывай свои прекрасные глаза, попробуем убедиться, что твой коридор все-таки существует.
Я закрыл глаза и сделал несколько шагов, доверившись своей спутнице.
– Все! – торжествующе заявила она. – Да здравствует твой коридор, Макс. Мы уже за порогом, можешь открывать глаза… только держись за меня покрепче. Исчезать будем вместе, в случае чего.
Я открыл глаза. Ничего не случилось. Мы не исчезли. К моим ногам тут же прижался пушистый Армстронг. Элла была слишком высокомерна для такого дружеского жеста, но и она подошла поближе. Села рядышком и уставилась на нас неподвижными лучистыми глазами.
– Соскучились, мерзавцы, – нежно сказал я.
На меня нахлынул неконтролируемый приступ безграничной любви ко всему миру, но тем, кто оказался рядом, достались самые большие порции обожания. Я поднес руку Меламори к губам и бережно прикоснулся к ее пальцам.
– Я тебе когда-нибудь говорил, что я тебя люблю?
– Не помню… Вряд ли, – усмехнулась она. – Но это необязательно: я и сама знаю. Не расслабляйся, милый: впереди еще полдюжины дверей, не меньше. Впрочем, теперь я уверена, что все будет в порядке. Если уж один раз сработало…
Честно говоря, в глубине души я надеялся, что наваждение с дверью, ведущей из спальни, было единичным случаем, неприятностью одноразового пользования. Поэтому у следующей двери мне довелось пережить разочарование – пожалуй, несколько более горькое, чем следовало. Пришлось снова закрывать глаза, чтобы попасть на собственную лестницу, а не в чужую Вселенную. Таким образом, мы с горем пополам добрались до ванной.
* * *
– Джуффин все-таки гений! – резюмировала Меламори, с удовольствием погружаясь в теплую ароматную воду. – Уверена, он понятия не имел, что именно тебе грозит. И все-таки умудрился предупредить нас об опасности. Если бы он не произнес эту дурацкую фразу про пасть огнедышащего монстра, мы бы…
– Не продолжай, – попросил я. – У меня живое воображение… по крайней мере в последнее время.
– У меня тоже… уже, – мрачно откликнулась она. – Но Джуффин все-таки гений.
– Гений-то он гений, – рассеянно согласился я. – А вот как мы с тобой теперь будем перемещаться в пространстве?
– Да так и будем, – легкомысленно отмахнулась Меламори. – До ванной комнаты мы добрались? Добрались. Значит, весь мир у наших ног.
– Будешь водить меня за ручку? – улыбнулся я. – Из спальни в уборную и обратно…
– Куда пожелаешь. С превеликим удовольствием. Мне понравилось. По-моему, я нашла свое призвание… – она неожиданно оставила легкомысленный тон и печально добавила: – Стоит мне представить, что ты мог исчезнуть навсегда за этой грешной дверью, и я начинаю думать, что водить тебя за ручку – это просто подарок судьбы.
– Если двери теперь ведут себя так же, как в Лабиринте, возможно, мне пригодится полученный там опыт, – задумчиво сказал я. – Я ведь говорил, что в последнее время нам с Мелифаро удавалось попадать только в хорошие места. Возможно…
– Что? – живо откликнулась Меламори.
– Не знаю еще. Надо будет попробовать… Плохо, что я такой рассеянный. Никогда не помню деталей. Не помню даже, какого цвета ковер в коридоре.
– В каком именно?
– Да в любом. Например, за этой дверью.
– За этой – зеленый. А что?
– Зеленый, – кивнул я, пытаясь вспомнить, что еще, кроме ковра, может находиться в этом грешном коридоре. – А стены там какие? Белые?
– Белые. И зеленая дверь, ведущая на лестницу, а возле нее куманская напольная ваза, которую ты уже чуть ли не год грозишься выкинуть или подарить злейшему врагу.
– Ага. Точно. Мерзкий безвкусный предмет, – нежно сказал я. Сейчас уродливая напольная ваза казалась мне чуть ли не самым родным существом: я вспомнил ее неуклюжий абрис, красные треугольники на желтом фоне и длинную царапину на боку.
– Макс, что ты придумал? – голос Меламори звучал почти сердито. – Не забывай: меня это тоже касается.
– Ничего из ряда вон выходящего, – вздохнул я. – Не уверен, что это сработает, и все же… Может быть, если я очень захочу попасть именно в этот коридор с белыми стенами, зеленым ковром и куманской вазой, если я как следует постараюсь воспроизвести его в своем воображении, то за дверью я увижу зеленый ковер и вазу, а не темноту? В Лабиринте многое зависело от моих желаний. Возможно, от них там зависело вообще все, просто я так толком и не научился этим пользоваться. А вот наш Король это умел: когда он решил вернуться домой, первая же дверь привела нас в его дворец, а не на очередной райский остров.
– Звучит убедительно, – согласилась Меламори. – Стоит попробовать. Только без меня никуда не суйся, договорились?
– Ни за что, – пообещал я. – Хватит с меня одной вечности без тебя. Нагулялся.
– Да уж, я думаю! – звонко рассмеялась она, поднимая бирюзовый фонтан ароматных брызг. – Попробовал бы ты заявить, что не нагулялся!
Мы, как могли, оттягивали эксперимент. Я делал вид, будто стал наконец-то изнеженным столичным снобом, которому без омовения в восемнадцати бассейнах жизнь не мила; Меламори мне сочувственно подыгрывала. Но ванная комната – не то помещение, где можно оставаться вечно.
Зеленый ковер, белые стены, зеленая дверь, ведущая на лестницу, желтая ваза с красным узором… Последние полчаса я только тем и занимался, что пытался воспроизвести этот нехитрый интерьер в темноте под опущенными веками. Когда сие удовольствие надоело мне до такой степени, что впору было улечься на дно бассейна и добровольно прекратить течение каких бы то ни было биологических процессов в утомленном организме, я решил, что пора приступать к полевым испытаниям.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
