6. В жалобах на «разгул эротики» явственно звучала ностальгия по «персональной замочной скважине», которая была ничем иным, как спецраспределителем. Закрытый распределитель привлекателен не столько ассортиментом и качеством товаров – в любом западном супермаркете их было больше, – сколько тем, что он дает ощущение элитарности: мне можно, а другим нельзя. И вдруг то, что раньше на закрытых сеансах смотрела только правящая элита и ее холуи, становится общедоступным. Это же конец света!
Игра на сексуальных страхах населения казалась абсолютно беспроигрышной. Тем не менее, она провалилась так же, как и все прочие пропагандистские кампании КПСС. Это убедительно показал проведенный Всесоюзным центром по изучению общественного мнения (ВЦИОМ) опрос населения России во второй половине февраля 1991 г., в самый разгар антипорнографической кампании.
Отвечая на вопрос: «Что бы вы могли сказать о нынешнем состоянии общественной нравственности?» – с мнением, что «произошло резкое падение нравов», согласились 31% опрошенных, среди которых преобладали пожилые люди, женщины, руководители учреждений и предприятий, пенсионеры, члены КПСС и военные. 35% предпочли ответ: «Вышло на поверхность то, что раньше скрывалось», 21% – «Нравы людей изменились, у каждого поколения свои собственные нравственные нормы», 13% затруднились ответить. Иными словами, люди были обеспокоены кризисным состоянием общества, но не были склонны считать его исключительным следствием гласности.
Еще менее склонны россияне связывать предполагаемое «падение нравов» прежде всего с распространением эротики и порнографии. Этот вариант ответа на вопрос: «Когда вы думаете о падении общественной нравственности, то что вы прежде всего имеете в виду?» – выбрали только 11% (13% женщин и 8,5% мужчин). Людей гораздо больше заботил рост насилия и жестокости, безразличие к судьбам окружающих, падение трудовой дисциплины и многое другое. Кроме того, более молодые, моложе 30 лет, и более образованные люди оказались отнюдь не склонными отождествлять эротику и порнографию, полагая, что к ним нужно относиться по-разному.
Людей определенно беспокоило бесконтрольное распространение сексуально-эротических материалов, особенно среди детей и подростков. С предложением установить в этом отношении какой-то возрастной ценз согласились 76% опрошенных, включая их наиболее образованную часть, против – только 8%. Зато с идеей вообще «запретить показ фильмов и распространение печатной продукции, имеющей эротическое содержание», согласились только 29% (прежде всего пожилые люди, пенсионеры, лица с образованием ниже среднего, члены КПСС и военные). Против запрета высказались 42%, а среди лиц моложе 25 лет это предложение поддержали только 8%.
Такие же возрастные и образовательные различия выявились и в других оценках. Например, «появление обнаженного тела на экранах кино и телевидения» однозначно отрицательно оценили 40% опрошенных, но среди тех, кому больше 60 лет, так думали 60%, в среди тех, кто моложе 30, – всего 12—15%. С мнением, что «свободное обсуждение сексуальных проблем в массовых газетах и журналах» оказало только отрицательное влияние на общественную нравственность, согласились 28% опрошенных, но среди них опять-таки преобладали пожилые люди, пенсионеры и подписчики газеты «Красная звезда». Остальные думали иначе.
Короче говоря, выяснилось, что шумную «антиэротическую» кампанию партийной и националистической прессы поддерживали прежде всего пенсионеры, военные и члены КПСС (часто это одни и те же люди).
Эти данные не были случайными. Многие десятилетия слово «эротика» употреблялось советской пропагандой ис ключительно в негативном контексте. Но когда летом 1992 г. в проведенном ВЦИОМ большом всесоюзном опросе в трех регионах (славянском – Россия и Украина, балтийском – Эстония и Литва и среднеазиатском – Узбекистан и Таджикистан, причем в России и на Украине опрашивали людей независимо от их этнической принадлежности, а в остальных республиках – только представителей коренной национальности) людям предложили определить, «эротика – это хорошо или плохо», 42% мужчин и 25% женщин в славянском регионе выбрали вариант «хорошо» (в Балтии соответственно 57 и 32%), причем у более молодых и лучше образованных людей доля положительных ответов резко возрастает. По чтению эротической литературы Россия заняла второе место среди бывших советских республик, уступив пальму первенства Эстонии, где эротическую литературу читали 38% коренного населения (в России – 22% всех опрошенных).
При опросе ВЦИОМ летом 1993 г. «поведение людей, которые смотрят порнографические фильмы», осудили 11% опрошенных россиян моложе 25 лет, не осудили – 51%; среди тех, кому за 55, соответствующие цифры составили 63 и 11%. Кроме возраста и пола, отношение к эротике зависит от образования и местожительства (горожане, как правило, терпимее сельчан).
Провал августовского путча, лидеры которого собирались бороться против «культа секса и насилия» с помощью танков и бронетранспортеров, временно ослабил социальное напряжение вокруг эротики. На первый план вышли другие, более актуальные вопросы. Однако нерешенные проблемы не стали проще. Так же, как в экономике и политике, «сексуальное освобождение» обернулось криминальным беспределом.
Главными тенденциями развития массовой сексуальной культуры 1990-х годов стали:
– вульгаризация, сведение сложных любовно-эротических чувств и переживаний к примитивной стандартной сексуальной технике;
– коммерциализация сексуальной культуры и сексуальных услуг, не имеющая, как и ее западные прообразы, ничего общего ни с этикой, ни с эстетикой, ни с педагогикой,
– вестернизация, заполнение российского потребительского рынка низкокачественными американскими и немецкими видео, аудио и т. п., а также превращение россиян, прежде всего женщин и детей, в дешевый сырьевой ресурс мировой сексиндустрии, торговли людьми и детской порнографии.
Как реакция на все это у представителей старших возрастов и у консервативно настроенных людей возникает стремление вернуться назад, к идеализированному, никогда на самом деле не существовавшему, «целомудренному прошлому», а единственной альтернативой безнравственности становится Домострой.
ЧАСТЬ 3 СУММА И ОСТАТОК
Глава 13. СЕКСУАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Ты сам отчасти виновен в том, что Глупов сделался развязен, что он забыл пословицу, что розга для его же добра существует.
М. Е. Салтыков-Щедрин
Чтобы понять, как изменилась сексуальная культура россиян за последние полвека и как эти перемены соотносятся с тем, что происходит в остальном мире, нужно начать с социальной статистики и данных сексологических опросов. Каждый из них в отдельности может быть не особенно репрезентативным, но взятые в целом и в сравнении с аналогичными зарубежными исследованиями они дают достаточно выразительную картину. При этом важны не абсолютные цифры, а историческая динамика, по годам и поколениям.
Смена сексуальных поколений
Многие склонны думать, что качественный сдвиг российского массового сознания в сторону сексуальной терпимости произошел в 1990-х годах, под влиянием гласности. Социологические исследования показывают иное. По мнению Оксаны Бочаровой, обобщающей данные ВЦИОМ, «шаг в сторону сексуальной пермиссивности был сделан не сейчас, а в 70-х, не нынешней молодежью, которая “подхватила эстафету”, а предыдущим поколением... “Послеоттепельное поколение” разрушило старую нормативную структуру и отделило секс от семьи. Можно назвать этот ценностный сдвиг “бархатной сексуальной революцией”, почти незаметно для современников подточившей одну из опор социального порядка. Поколение 1990-х лишь продолжило эту тенденцию в гораздо более явной, открытой форме. Тем не менее, за исключением высокостатусных модерных групп, для большинства продолжают действовать достаточно жесткие, патриархально ориентированные схемы» (Бочарова, 1994. С. 106—107).
О том, что главные сдвиги в сексуальном поведении и ценностях россиян произошли в 1970-х годах, свидетельствуют и данные сравнительного российско-финляндского исследования, проведенного в 1996 г. в Петербурге (Haavia-Mannila, Rotkirch, 1997; Rotkirch, 2004; Роткирх, 2002). Оно состояло из двух частей. Первая часть – анкетный опрос репрезентативной выборки (2 081 петербуржец от 18 до 74 лет), результаты которого сопоставлялись с данными финляндского национального опроса 1992 г. и опроса городского населения Финляндии 1971 г. Вторая часть, проведенная вместе с сотрудниками Петербургского института социологии Александром Клециным и Елизаветой Лагуновой, представляла собой конкурс автобиографических сочинений о любовной и сексуальной жизни петербуржцев, по образцу того, который был проведен в Финляндии. На газетное объявление откликнулись 54 человека. Семь автобиографий были отклонены как недостаточно подробные, а остальные 47 (25 женских и 22 мужских), объемом от двух до семидесяти страниц, написанные людьми, родившимися между 1923 и 1973 гг., подверглись анализу. Десять из этих автобиографий были в 1996—1997 гг. опубликованы в питерском еженедельнике «Час пик». В 1999 г. к биографиям прибавилось несколько подробных интервью (Темкина, 1999, 2002, 2008).
