— И кончай со своей рукой, — предложила Беатрис. — Здесь тебе ничего не светит.
Майлз вздохнул и повертел в руках свою шляпу, держась за широкие поля. Он секунду покрутил ее на пальце и скрестил взгляд с рыжей.
— Посмотри на мою шляпу. Это единственный предмет одежды, который мне удалось сберечь от разграбления угрюмыми братками… командой Пита, как ты сказала.
Она фыркнула его определению:
— Придурки… А почему только шляпу? Почему не брюки? Почему не полный комплект формы, раз уж на то пошло? — ехидно добавила она.
— Шляпа более полезный для общения предмет. Можно делать широкие жесты, — он так и сделал, — искренне свидетельствовать, — он прижал шляпу к сердцу, — выказывать смущение, — к гениталиям, пристыженно согнувшись, — или гнев, — он швырнул ее так, будто мог вогнать ее в землю, затем поднял и аккуратно обтряхнул, — или решимость, — он насадил ее на голову и натянул поля на глаза, — или выражать любезность. — Он снова приподнял шляпу, приветствуя Беатрис. — Ты видишь шляпу?
Ее это начало забавлять.
— Да…
— А видишь перья на шляпе?
— Да…
— Опиши их.
— О… такой плюмаж.
— Сколько их?
— Два. Связаны вместе.
— Ты видишь, какого они цвета?
Она отшатнулась, внезапно вернувшись в реальность, и бросила косой взгляд на спутников.
— Нет.
— Когда ты сможешь увидеть цвет этих перьев, — мягко сказал Майлз, — ты также поймешь, как вы можете расширить свои границы до бесконечности.
Она молчала, ее лицо замкнулось. Но командир патруля пробормотала:
— Может, этому коротышке стоит поговорить с Трис. Один разок.
Их лидер явно служила на передовой, а не была техником, как большинство женщин. Уж конечно она не получила эти мышцы, что переплетенными тугими шнурами текли у нее под кожей, отсиживая согнувшись положенные часы перед головизором в каком-нибудь тыловом подземном бункере. Она держала настоящее оружие, которое плевалось настоящей смертью, а иногда ломалось, она выкладывалась до пределов того, чего вообще может достичь плоть, кость и метал, и несла отметины этого уродующего давления. Иллюзии были выжжены из нее как зараза, оставив шрам от ожога. Ярость непрерывно пылала в ее глазах, как огонь в толще угольного пласта: глубоко и неугасимо. Ей было, должно быть, лет тридцать пять или сорок.
«Бог мой, я влюблен, — подумал Майлз. — Брату Майлзу для Армии Реформации нужна ТЫ…» Затем он собрался с мыслями. Здесь и сейчас в его плане наступал перелом, и всех шуточек, отвлекающих слов, очарования, наглости и чуши, которые он мог произвести, будет недостаточно, даже если соединить их с глубоким непристойным поклоном.
«Обиженные хотят власти и ничего более: они думают, что она защитит их от новых ран. Эту женщину необычное послание Сьюгара не заинтересует… По крайней мере, пока…» Майлз сделал глубокий вдох.
— Мэм, я здесь, чтобы предложить вам командование этим лагерем.
Она уставилась на него так, будто он был каким-то наростом на стене, который она обнаружила в темном углу уборной. Ее взгляд проскреб его наготу, Майлз мог ощутить следы когтей от подбородка до ступней ног.
— Которое ты, как пить дать, спрятал в своем рюкзаке, — прорычала она. — Командования этим лагерем не существует, мутант. А значит, ты не можешь его предлагать. Доставь его к периметру по кусочкам, Беатрис.
Он увернулся от рыжей. К вопросу насчет мутанта он вернется позже:
— Командование этим лагерем я могу создать, — заявил он. — Заметьте, пожалуйста, что я предлагаю именно власть, а не месть. Месть — слишком дорогое удовольствие. Командиры не могут себе этого позволить.
Трис распрямилась на всю высоту, поднявшись со своего спального матраса, затем была вынуждена согнуть колени, чтобы опустить лицо до уровня Майлза, и прошипела:
— Очень жаль, дерьмецо. Ты меня почти заинтересовал. Потому что я по-настоящему хочу отомстить. Каждому мужику в этом лагере.
— Значит, цетагандийцы добились успеха: вы забыли, кто ваш истинный враг.
— Уж лучше скажи, я открыла, кто мой истинный враг. Хочешь знать, что они делали с нами — наши собственные парни…
— Цетагандийцы хотят, чтобы вы поверили: это, — взмахом руки он обвел лагерь, — нечто такое, что вы делаете друг с другом. Так что сражаясь друг с другом, вы становитесь куклами в их руках. Они, знаете, все время наблюдают за вами, как извращенцы, смакуя ваше унижение.
Ее взгляд резко скакнул вверх, на долю секунды: хорошо. Среди здешних людей это было почти болезнью: они готовы смотреть в каком угодно направлении, лишь бы не вверх, на купол.
— Власть лучше мести, — заявил Майлз, не дрогнув перед ее по-змеиному холодным, окаменевшим лицом, перед горячими углями ее глаз. — Власть — это нечто живое, с ее помощью вы протягиваете руку и хватаете будущее. Месть — это нечто мертвое, с ее помощью прошлое протягивает руку и хватает вас.
— …А ты хреновый актер, — прервала она, — который протягивает руку и хватает все, что пролетает мимо. Я тебя раскусила. Вот где власть, — она согнула руку у него под носом, поиграв мышцами. — Вот единственная власть, которая здесь существует. У тебя ее нет, и ты ищешь кого-то, кто прикроет твою задницу. Но ты явился не в ту лавку.
— Нет, — возразил Майлз и постучал пальцем себе по лбу. — Вот где власть. И я владелец лавки. То, что тут, контролирует то, что там, — он шлепнул по своему сжатому кулаку. — Люди могут свернуть горы, но людей ведут идеи. До разума можно добраться через тело… В чем еще смысл всего этого, — он помахал в сторону лагеря, — как не добраться до вашего разума через ваши тела. Но эта власть течет в обе стороны, и чей напор сильнее, туда в итоге и направлено течение… Когда вы позволите цетагандийцам свести вашу власть только лишь к этому, — он сжал ее бицепс для выразительности: это было как сжать камень, покрытый бархатом, и она напряглась, разгневанная этой вольностью, — тогда вы позволите им свести себя до своей слабейшей части. И они победят.
— Они победят в любом случае, — выпалила она, стряхивая его руку. Он облегченно вздохнул, радуясь, что она не предпочла ее сломать. — Что бы мы ни делали внутри этого круга, итог все равно не изменится. Мы все равно пленники, что бы там ни было. Они могут перестать давать еду, или чертов воздух, или сожмут нас в кашу. И время на их стороне. Если мы надорвемся, восстанавливая порядок — если ты к этому ведешь — то все, что им понадобится сделать — просто подождать, пока он опять развалится. Нас разбили. Нас схватили. И там никого не осталось. Мы здесь навсегда. И тебе лучше начать привыкать к этой мысли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
