Ипатий нетерпеливо поморщился.
— Агамемнон солгал. Так получилось, что он лично знает обоих, и Агниппу, и Мена. Он обманул вас, потому что влюблен в царевну.
Рунихера невольно отшатнулся. Лицо его побледнело. Ипатий, заметив это, не сдержал надменной усмешки.
— Но я — доверенное лицо царя. Я знаю, где живет девушка. Что я получу, если доставлю вам на борт Агниппу?
— Столько золота, сколько весишь ты сам, — не задумываясь ответил Рунихера. — Именно такова была награда за их поимку в Египте. Мы отвесим тебе нужное количество прямо здесь, на борту.
Ипатий медленно кивнул.
— Имейте в виду, я смогу доставить только царевну. Только ее одну. Без Мена.
Рунихера позволил себе улыбнуться.
— Нам только ее и надо.
Ипатий вновь кивнул.
— Хорошо. Тогда слушайте внимательно. Сейчас вы отплывете. Идите вдоль берега на запад — там у побережья песчаный пляж под отвесными скалами. Примерно на расстоянии двух парасангов[2] вы увидите приметную скалу — белую. Ее хорошо видно в темноте. Причальте там и ждите. Я доставлю девчонку туда.
— К белой скале? — уточнил Рунихера.
— Да.
— Хорошо. Мы полагаемся на тебя.
Не теряя более времени, Ипатий спустился по сходням на причал и вскочил на коня. Путь его лежал к роще за городом…
* * *
Агниппа все еще ждала. Сумрак леса постепенно сгущался, в конце концов превратившись в угольно-черную темень, в глубине рощи заухали совы. Деревья стояли вокруг черными силуэтами — и лишь в вышине, над головой, сквозь густое переплетение ветвей, ярко сияли звезды.
Агниппа не находила себе места. Где Атрид? Что с ним? Он никогда не бросил бы ее одну — ночью, в лесу! Значит, что-то помешало ему прийти. Что, о боги?!
Девушка то вскакивала, прислушиваясь, не слышно ли шагов, и замирая от малейшего шороха, то начинала бегать туда-сюда по поляне, не находя себе места. Она уже и плакала — слезы успели высохнуть. Ругала себя — и не могла уйти. Что с Атридом?! Она же сказала ему, что будет его ждать! Он не мог, не мог оставить ее!
Значит, что-то случилось!..
Вдруг в ночной тишине девушка отчетливо услышала приближающийся топот копыт. Вот — лошадиное фырканье… Кто-то ехал сюда. Скакал во весь опор! Может, это Мена или Атрид, взяв одного из их коней, едут за ней? Отчего так сжимается сердце?.. Предчувствие? Старое, полузабытое чувство, что выработалось во время бегства из Египта. Оно никогда не появлялось у нее здесь, в Греции. Предощущение приближающейся страшной опасности, появления врага.
Повинуясь этому чувству, Агниппа скользнула в темную густую чащу, затаившись за деревьями.
Оно никогда не обманывало…
На поляну рысью выехал всадник на гнедом жеребце — и Агниппа, сжав кулачок, закусила костяшки пальцев, чтобы не вскрикнуть.
Она узнала в этом всаднике человека, с которым уехал Атрид!
Он меж тем остановил коня и осмотрелся, напряженно всматриваясь во тьму.
Девушка перестала даже дышать.
По тому, как человек склонил голову, она поняла, что он размышляет.
— Агниппа, — негромко позвал он.
Царевна бесшумно отступила назад, еще глубже во мрак ночного леса, и присела на корточки, затаившись. Ни единый сучок не хрустнул под ее ногой, ни единая ветка не прошелестела от движения.
— Агниппа, я знаю, что ты здесь, — ласково заговорил пришелец, вглядываясь в темные силуэты деревьев. — Выйди, не бойся. Я от Атрида.
Девушка не выдала себя даже вздохом.
Человек помолчал, но, ничего не дождавшись, печально покачал головой.
— Неужели ты так бессердечна? Атрид считал, что ты любишь его… А теперь, когда он в беде…
— Что с ним?! — вырвалось у Агниппы.
Любовь оказалась сильнее осторожности. Поистине, безумное чувство владело ею!
Ипатий от неожиданности вздрогнул. Повернув голову на голос, он увидел вышедшую на поляну девушку. Она настороженно стояла, прислонившись к дереву, готовая бежать в спасительную темноту при малейшем подозрительном движении незнакомца. Глаза ее были широко распахнуты, косы струились вдоль стройного стана… Щеки, наверное, полыхали — жаль, в темноте не видно…
На какой-то миг Ипатий залюбовался ею.
«А у Агамемнона недурной вкус», — подумал он.
— Я — друг Атрида, из Фив, — повторил негодяй. Агниппа прижала руку к сердцу. — Он послал меня за тобой. С ним случилось несчастье.
— Что случилось, говори! — приказала царевна. Ее тихий, но требовательный голос чуть дрогнул.
И — никакой истерики. Ни криков, ни слез. Только эта, чуть уловимая, дрожь в голосе.
Воистину, царская кровь!
Под взглядом дочери фараона Ипатий даже смутился.
— Да! — взволнованно заговорил он. — Ты же видела, как мы уезжали вместе… Уладив кое-какие дела в Афинах, мы отправились в Колон, ты, наверное, слышала об этой деревушке… Мы покончили со всем до конца первой стражи, но меня задержало еще одно небольшое дельце. А Атрид очень торопился и не стал дожидаться меня. Сказал, что срежет путь вдоль моря… А ведь ты знаешь, какие там отвесные скалы!
— Нет… — прошептала девушка.
— Увы! — вздохнул Ипатий. — Счастье, что я тоже решил добираться обратно берегом моря. Я услышал стоны…
Агниппа не выдержала. Она бросилась к Ипатию и с силой сжала узду его коня. Ее глаза с требовательной мольбой смотрели на печального вестника.
— О боги, это пытка! Не томи! Он жив?!
Ипатий с трудом сглотнул.
— Я… с трудом узнал его, так он был изранен. Он был… при смерти. Я ведь… я хотел отвезти его к вам, но… он сказал, что… не вынесет пути.
Лицо Агниппы становилось все бледнее и бледнее — и даже мрак ночи уже не мог этого скрыть.
— Он сказал: «Если ты оставишь меня лежать спокойно, то я проживу еще, может, часа три»…
— Часа три!
По щекам Агниппы наконец заструились слезы.
— «…и единственное мое желание — увидеть перед смертью свою невесту. Ее зовут Агниппа. Если ты мне друг, Ипатий, привези ее. Я хочу попрощаться с ней». Вот что сказал
