— Как! — вскричал Цейтлин, потряёенный этим неожиданным сообщением. — Кислород на исходе? Почему?
— Предыдущие вынужденные остановки из-за аварий, затянувшаяся постройка подземной станции, огромная утечка кислорода из поврежденного баллона и наконец непредвиденное… м-м-м… непредвиденное увеличение состава экспедиции истощили резервные запасы кислорода. На настоящее время кислорода имеется лишь на пять-шесть суток, то есть как раз на столько, сколько нужно для остальной части пути до поверхности, если снаряд через сутки тронется с места и будет идти с прежней скоростью…
В радиоаппаратной все окаменели. У Цейтлина лицо вдруг пожелтело, как воск, щёки затряслись, и, схватившись рукой за сердце, он грузно опустился на стул. Посиневшие толстые губы то бесплодно пытались что-то сказать, то жадно ловили воздух.
— Учитывая это обстоятельство, — продолжал своим размеренным, суховатым голосом Мареев, — экспедиция с напряжением всех сил, маневрируя двумя уцелевшими колоннами, очистила место вокруг третьей, повреждённой. Затем Мареев и Малевская приступили к выпрямлению колонны, а Брусков и Колесников — к устройству новой радиостанции из обломков старой и запасных частей. Обе работы выполнены одновременно: радиосвязь восстановлена, и только что закончено выпрямление колонны. Остаётся её зачистить, пригнать и выверить. Думаем, что завтра можно будет пустить в ход все три колонны. От имени экспедиции шлю горячий коммунистический привет всей стране, партии, правительству. Мы заверяем, что приложим все усилия, чтобы благополучно довести снаряд до поверхности…
В тот же день штабом помощи экспедиции было опубликовано сообщение о восстановлении связи со снарядом. По всей стране разлилась радость.
«Они живы!.. Они живы!..» И во все концы огромной, распростершейся на двух материках страны неслись по эфиру незримые волны, огибая горные хребты, спускаясь в долины, заполняя бесчисленные города и посёлки. «Они живы! Они живы!» — звенели телеграфные провода, кричали флаги, которыми внезапно украсились улицы, дома, арки, колонны.
Страна ликовала. «Они живы!» — поздравляли друг друга незнакомые люди.
* * *
На глубине восьмисот шестидесяти пяти метров, в круглом сером туннеле, ослепительно светят электрические лампы. С лихорадочной торопливостью, в полном молчании, четыре человека в скафандрах работают над неподвижной стальной колонной. По временам, когда Малевская устало, для минутного отдыха, разгибает спину, ей кажется, что какие-то странные создания, как горные гномы старинных сказок, собрались здесь и усердно стараются возвратить к жизни бесконечно дорогое им существо. Среди молчания изредка слышатся короткие приказания Мареева, и тогда Брусков поспешно скрывается в чёрной пасти снаряда, и через минуту колонна начинает медленное осторожное движение. С каждым разом всё глубже уходит колонна внутрь снаряда, всё мягче и плавнее возвращается обратно. Словно раненый гигант, после долгой неподвижности, пробует двинуть онемевшей, парализованной ногой. И после каждой пробы всё радостнее дышат четыре человека в скафандрах.
Далеко наверху, над землёй, показалось солнце, когда из герметической оболочки перед люком была вынесена вся земля, выбранная раньше из узкой трубы. Ею теперь опять засыпали эту трубу, чтобы подготовить упор для ожившей третьей колонны. Люк наглухо закрыт. Снаряд готов двинуться в путь.
Все стоят на своих местах: Мареев и Володя — в нижней камере, у дисков вращения, Брусков и Малевская — в верхней камере, у моторов бурового аппарата.
— Алло! Алло! — послышался из шаровой каюты слегка охрипший голос Цейтлина. — Никита! Как дела?
— Ответь, что не могу подойти, — сказал Мареев Володе. — Скажи, что начинается последняя проба. Проси отложить разговор на час.
Володя взлетел по лестнице в каюту и передал Цейтлину слова Мареева.
— Хорошо, Володичка, хорошо, — торопливо согласился Цейтлин. — Я потом подойду.
Вернувшись, Володя застал Мареева у микрофона.
— Ты готов, Михаил? — спросил Мареев.
— Готов, Никита! — последовал ответ. — Можно включать?
— Включай на малый ход. При малейшей заминке — выключай все моторы. Если что-нибудь случится с колоннами, я их выключу сам.
Через минуту гуденье моторов наполнило все помещения снаряда трепетом радости и тревожного ожидания. Послышался скрежет коронки и ножей. Лёгкая, едва заметная, живая дрожь прошла по всему стальному телу снаряда. В одновременном усилии напряглись стальные мускулы трёх колонн давления.
Люди замирали в напряжённом молчании, не сводя глаз с механизмов и приборов.
Лёгкий шорох размельчённой породы послышался за стеной…
«Снаряд идёт!» — радостно подумал Мареев.
Радость длилась не более минуты и — потухла.
Шорох за стеной прекратился. В верхней и нижней камерах четыре сердца сжались и замерли.
Моторы гудели всё ниже и глуше, всё больше и больше увеличивалось их напряжение.
Под возраставшим напором колонн корпус снаряда дрожал всё сильнее и ощутимее.
Испарина покрыла лоб Мареева. С посеревшим лицом он бросился к микрофону.
— В чём дело, Михаил?
— Снаряд не движется с места!
— Как работает буровой аппарат?
— Впустую. Он не забирает твёрдой породы!
— Не слышно движения размельчённой породы?
— Ей нет выхода вниз, Никита!
— Архимедов винт не работает?
— Да, очевидно, так!
Давление колонн становилось угрожающим. Снаряд начало трясти. Всё в нём дрожало, звенело, скрипело.
— Выключи моторы, Михаил!
Воцарилось глухое молчание. Мареев медленно провёл рукой по лбу, потом повернулся к дискам вращения и ослабил их давление на колонны.
Сверху послышались шаги Брускова и Малевской.
Мареев стоял неподвижно, не сводя глаз с носка своей туфли.
— Что ты думаешь об этом новом сюрпризе, Никита? — встревоженно спросил Брусков, спускаясь по пологой лестнице.
Мареев не сразу поднял голову.
— Н-не знаю… — медленно ответил он. — Что-то случилось с архимедовым винтом.
— Что же с ним могло случиться? — спросила Малевская.
Она стояла рядом с Брусковым, обняв Володю за плечи и поправляя свободной рукой перевязку на его щеке.
— Н-не знаю… Надо немедленно обследовать винт киноаппаратами, — сказал Мареев. — Возьми на себя, Нина, верхнюю буровую камеру, я с Володей будем делать это в нижней, а Михаил — в шаровой каюте.
Труднее всего было в нижней камере, где приходилось поднимать настил, отставлять от стены и переносить на середину ящики, мешки, баллоны, связки. Нелегко было и Брускову в шаровой каюте, где через каждые полметра, следуя по виткам винта, нужно было менять дистанцию и регулировать фокусное расстояние киноаппарата.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
