Но и это не помогало Микаэлю понять, какая причина могла побудить Лисбет поехать в Энскеде и убить Дага и Миа. Ведь оба они работали над темой насилия в отношении женщин, а такое начинание Лисбет могла только одобрить и всячески поддержать.
— У тебя такое лицо, словно ты сообразил о чем-то важном, — сказала Малин.
Микаэль совершенно не собирался рассказывать кому бы то ни было о хакерских талантах Лисбет.
— Нет, я просто так устал, что у меня в голове гудит, — ответил он.
— Ведь теперь она подозревается не только в убийстве Дага и Миа, но и в убийстве своего опекуна, и в этом случае связь видна невооруженным глазом. Что ты знаешь о нем?
— Ровно ничего. Я никогда не слышал об адвокате Бьюрмане и даже не знал, что у нее есть опекун.
— Однако очень мала вероятность, чтобы кто-то еще мог убить всех троих. Даже если с Дагом и Миа кто-то расправился из-за их расследования, то у него не может быть никаких причин убивать опекуна Лисбет Саландер.
— Сам знаю, и я себе прямо голову сломал, пытаясь найти объяснение. Впрочем, по крайней мере один сценарий, по которому кто-то посторонний мог убить Дага и Миа и опекуна Лисбет, я могу себе представить.
— Это какой же?
— Допустим, что Дага и Миа убили за то, что они ввязались в деятельность секс-мафии и что Лисбет оказалась третьим человеком, каким-то образом замешанным в этом деле. Поскольку Бьюрман был адвокатом Лисбет, то, может быть, она рассказала ему что-то такое, что сделало его свидетелем или просто знающим лишнее, из-за чего он и был убит.
Малин немного подумала.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — произнесла она с сомнением. — Но у тебя нет никаких фактов в подтверждение этой теории.
— Да, фактов нет никаких.
— А как ты сам думаешь — виновна она или нет?
Микаэль задумался и ответил не сразу:
— Предположим, меня спросят, способна ли она на убийство? Мой ответ будет — да. У Лисбет Саландер есть склонность к насилию. Я сам видел ее в действии, когда…
— Когда она спасала твою жизнь?
Микаэль кивнул.
— Я не могу рассказать тебе, как было дело. Но один человек собирался убить меня, и ему это почти что удалось. Она появилась вовремя и безжалостно избила его клюшкой для гольфа.
— И ты даже не упомянул об этом в полиции?
— Нет. Так что это должно остаться между нами.
— О'кей.
Он пристально взглянул ей в глаза.
— Малин, я надеюсь, что смогу на тебя в этом положиться.
— Я никому не скажу ничего из того, что мы с тобой сегодня обсуждали. Даже Антону. Ты не просто мой шеф — я тебя уважаю и не хочу подвести.
Микаэль кивнул.
— Прости, пожалуйста!
— Хватит извиняться!
Он рассмеялся, но тотчас же стал серьезным:
— Я убежден, что в случае надобности она убила бы его, чтобы меня защитить.
— О'кей.
— Но в то же время я считаю ее психически нормальным человеком. Пускай необычным, но совершенно нормальным. Просто она руководствуется какими-то своими побуждениями. Она взялась за клюшку по необходимости, а не ради собственного удовольствия. Для того чтобы убить, ей требуется серьезная причина — грозящая опасность, словом, что-то должно ее спровоцировать.
Он снова погрузился в задумчивость. Малин смотрела на него и терпеливо ждала.
— Я ничего не могу сказать о ее опекуне. Я ровно ничего о нем не знаю. Но я даже представить себе не могу, чтобы она убила Дага и Миа. Мне в это не верится.
Наступило долгое молчание. Взглянув на часы, Малин увидела, что уже половина десятого.
— Поздно, мне пора домой, — сказала она.
Микаэль кивнул:
— Мы с тобой потратили целый день. Завтра с утра опять начнем думать. Нет, оставь посуду, я сам ее вымою.
В ночь на Пасхальное воскресенье Арманскому не спалось, он лежал и слушал сонное посапывание Ритвы. Он тоже никак не мог разобраться в этой драме. В конце концов он поднялся, надел тапки и халат и вышел в гостиную. Там было прохладно, и он положил несколько полешек в камин, откупорил бутылку легкого пива и сел перед окном, за которым открывался вид на воды Фурусунда.
Итак, что же ему известно?
Драган Арманский с уверенностью мог утверждать, что Лисбет Саландер — человек странный и непредсказуемый. В этом не было никаких сомнений.
Он знал, что зимой 2003 года что-то случилось — тогда она вдруг бросила работу у него и исчезла, устроив себе отпуск на целый год. Он тогда думал, что ее отсутствие имеет какое-то отношение к Микаэлю Блумквисту, однако Микаэль тоже не знал, что случилось.
Затем она вернулась и навестила его. Она твердила, что «финансово вполне обеспечена». Арманский понял эти слова в том смысле, что у нее было достаточно денег, чтобы продержаться некоторое время, не работая.
Всю весну она постоянно навещала Хольгера Пальмгрена, но с Блумквистом отношения не возобновила.
Она убила трех человек, двое из которых были, по-видимому, совершенно ей не знакомы.
Тут что-то не так. В этом нет никакой логики.
Арманский хлебнул пива прямо из горлышка и закурил сигариллу. Ко всему прочему, у него была нечистая совесть, и это еще больше усиливало дурное настроение, с которым он встречал нынешние праздники.
Когда к нему пришел Бублански, он без колебаний помог ему, снабдив всей возможной информацией, которая должна была пригодиться в деле поимки Лисбет Саландер. Поймать ее было необходимо, в этом он нисколько не сомневался, причем чем скорее, тем лучше. А совесть мучила его из-за того, что он оказался о ней такого невысокого мнения и сразу и без малейших сомнений принял известие о ее виновности. Арманский был реалистом. Когда к тебе является полиция и заявляет, что такой-то человек подозревается в убийстве, то очень велика вероятность того, что эти подозрения не напрасны. Итак, Лисбет Саландер виновна.
Однако полиция при этом не учитывала того, что она могла считать себя вправе так поступить. У нее могли иметься какие-то смягчающие обстоятельства или хотя бы разумное объяснение внезапного приступа слепой ярости. Дело полиции — поймать ее и доказать, что она произвела эти выстрелы. В задачи полиции совсем не входит копаться в ее душе и объяснять, почему она это сделала. Им достаточно найти какой-то более или менее убедительный мотив преступления, а в случае отсутствия такового все спишут на приступ безумия. Лисбет Саландер в роли Маттиаса Флинка.[55] Он покачал головой.
Такое объяснение Драгана Арманского не устраивало.
Лисбет Саландер никогда не делала ничего без серьезной причины и не подумав заранее о последствиях.
Девушка со странностями — да! Сумасшедшая — нет!
Значит, должно быть какое-то объяснение, каким бы непонятным и неприемлемым оно ни казалось другим людям.
Примерно к двум часам ночи Драган Арманский наконец принял решение.
Глава 17
Пасхальное воскресенье, 27 марта — вторник, 29 марта
После ночи, проведенной в раздумьях, в воскресенье Драган Арманский встал рано. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить жену, он осторожно спустился по лестнице, сварил кофе и приготовил бутерброды. Затем достал свой лэптоп и начал писать.
Он пользовался теми же бланками, которые применялись в «Милтон секьюрити» при изучении личных обстоятельств. Он включил в отчет все факты, относящиеся к базовым данным о личности Лисбет Саландер, какие имелись в его распоряжении.
В девять часов к нему спустилась Ритва и налила себе кофе из кофеварки. Она поинтересовалась, чем это он занимается. Он ответил уклончиво и продолжал сосредоточенно писать. Достаточно хорошо зная своего мужа, она поняла, что сегодня ей на него не придется рассчитывать.
Оказалось, что Микаэль Блумквист ошибся в своих предположениях. Очевидно, это объяснялось тем, что в пасхальные каникулы в помещении полиции было сравнительно мало народа. Только в воскресенье утром средства массовой информации узнали, что это он обнаружил Дага и Миа. Первым дал о себе знать один из репортеров газеты «Афтонбладет» — старый знакомый Микаэля.
— Привет, Блумквист! Это Никлассон.
— Привет, Никлассон! — ответил Микаэль.
— Оказывается, это ты обнаружил в Энскеде убитую пару.
Микаэль подтвердил, что это был именно он.
— Один источник утверждает, что они работали в «Миллениуме».
— Твой источник частично прав, а частично ошибается. Даг Свенссон писал для «Миллениума» репортаж, но выступал как независимый журналист. Миа Бергман напрямую с нами не была связана.
— Вот черт! Это же информационная бомба!
— Видимо, так, — устало согласился Микаэль.
— Почему вы сами не выступили с какой-нибудь публикацией?
— Даг Свенссон был для нас добрым другом и товарищем по работе. Мы решили, что приличнее будет подождать, по крайней мере, пока о случившемся не узнают родственники, а потом уж можно думать о публикации.
