Женщина, уже десять лет королева, не опустила бы так быстро все барьеры. Она представляла собой все, о чем он мечтал, на что надеялся, — Кайде настоящая пришла бы в ярость.
Видение вмиг исчезло, и Солон вновь оказался на стене. Взгляд через край — только веревки удержали от смертельного прыжка.
Вокруг ужасной смертью погибали люди. Живот у одного раздулся втрое; воин продолжал руками ловить воздух, словно запихивал еду в глотку. Другой стал фиолетовым, крича тому, кого рядом не было. Однако выкрикивал он уже не слова, голос давно сорвался. Время от времени воин харкал кровью, но кричал не переставая. Еще один вопил: «Мое! Это мое!» — и бил по каменной стене руками, словно его атаковали. Руки превратились в кровавые обрубки, а он все продолжал. Остальные лежали замертво — без видимых причин.
Многие убили себя сами — так или иначе, — однако некоторых сожгла и разорвала магия. Стена обагрилась уже подмерзающей кровью. Пока Солон был в трансе, крепостные ворота взорвали, и к ним маршировали темные силуэты, ведя туров с огромным фургоном.
Солон не сомневался: это была Хали.
— Как Дориан, еще не сошел с ума? — спросил женский голос.
Солон оглянулся, но не заметил источника голоса. Уж не звучал ли он в его собственной голове?
— Сейчас он полностью здоров.
Она засмеялась; звук глубокий и грудной.
— Значит, жив.
Солону хотелось провалиться сквозь землю. Они думали, что Дориан мертв. Или как минимум не знали.
— Давай покончим с этим, — бросил Солон.
Она фыркнула.
— Тебе, Солонариван, в твоей жизни врали немало. Врали, когда ты рос. Врали в Шо'сенди. Тебя обкрадывали. Я не собираюсь предлагать тебе власть, потому что, говоря по правде, дать ее не могу. Правда в том, что я не источник вира. Это лишь еще одна ложь. Хотелось бы, но нет. Вир врожденный, и он гораздо мощнее, чем твой жалкий талант. Правда в том, что талант Дориана был слабым, пока он не начал использовать вир. Каков его талант сейчас, знаешь сам.
— Вир порабощает. Майстеры похожи на пьяниц, которые ищут, где бы выпить очередной стакан вина.
— Некоторые — да. На деле же часть людей неуправляема. Однако большинство пить умеют. Может, ты станешь тем, кто не умеет, как и Дориан. Спорить не буду. Честно говоря, Дориану всегда нравилось особое место под солнцем. Нравилось, когда ты прибегал к его помощи. Когда о помощи просят все. И что же случится, если исчезнут его сила и особый дар? Дориан станет куда менее важным, чем ты, Солон. Без вира он лишится дара, а его талант в сравнении с твоим слишком мал. К чему придешь ты, если начнешь использовать вир? Пусть хотя бы раз, чтобы оживить скрытые таланты, о которых ты даже не подозреваешь? Что будешь делать с таким могуществом? Вернешься в Сет, чтобы все исправить? Займешь место на троне рядом с Кайде? В истории? — Она пожала плечами. — Не знаю. Да и какое мне дело? Ты жалок, маг. Даже не умеешь пользоваться магией в темноте. Нет, серьезно.
— Ложь, сплошная ложь.
— Да неужели? Что ж, тогда держись за свою слабость и покорность. Но если вдруг передумаешь, Солонариван, считай, дело сделано. Сила там, и она тебя ждет.
И Хали ему показала. Это было просто. Вместо того чтобы тянуться к источнику света, огню или солнцу, или проникать в глоре вирден, он должен тянуться к Хали. Легкий поворот, и вот она, сила. Целый океан, непрерывно пополняемый из десятков тысяч источников. Все до конца Солон не понял, однако видел основы. Каждый халидорец молился утром и вечером. Молитва — не пустые слова, а заклинание. Оно от каждого забирает в этот океан частичку глоре вирден. Затем Хали отдает его обратно тому, кому пожелает, когда пожелает и столько, сколько захочет. По сути, все просто: налог на магию.
Поскольку очень многие рождались с глоре вирден, но не могли или не умели его выразить, у фаворитов Хали всегда будет изобилие силы — и люди никогда не узнают, что их просто обобрали. Лишили жизненной силы. Это не объясняло сути вира, зато стало понятно, почему в ритуале халидорцы всегда использовали боль и пытки. Хали не нужны были страдания, ей требовалось, чтобы молящиеся испытывали яркие эмоции. То, что позволяло особо одаренным людям использовать свой глоре вирден. Пытки — самый надежный способ зажечь эмоции нужного накала. Не важно, что испытывают мучитель, истязаемый или зрители: отвращение, страх, ненависть, восхищение или страсть. Хали может использовать все.
— Сейчас мои усталые души тебя найдут, и ты умрешь, — сказала Хали. — Ты ведь уже опустошил свой глоре вирден?
— Убирайся, — ответил Солон.
Она рассмеялась.
— А ты ничего. Пожалуй, сохраню тебе жизнь.
Голос пропал, и Солон рухнул на камни. Хали в Сенарии. Урсуулы создадут ферали и устроят мятежникам кровавую бойню. Его служба здесь напрасна. Все, что только что узнал, впустую. Надо было возвращаться домой в Сет, двенадцать лет назад. Он проиграл.
Солон открыл глаза и увидел усталые души. Закутанные в тяжелые собольи плащи, с лицами, скрытыми под черными масками, они пробирались между трупами вдоль стены. То там, то здесь усталые души останавливались, вытаскивали меч и добивали раненых. Затем вытирали меч от крови, чтобы лезвие не примерзло к ножнам.
Они приближались. Солон ничего не мог сделать. Он был связан, а горизонт лишь едва посерел. Ни оружия. Ни магии. Единственный выход — вир. Даже если это самоубийство, так хоть возьмет с собой немало врагов.
Может, удастся ее перехитрить? Только бы выжить — как же глупо быть убитым головорезом в маскарадном костюме! — и можно побороться с Хали. Она не невидимка. И не богиня. Он с ней разговаривал. И понимал. С Хали можно сражаться. Нужны только силы.
Сердце Солона глухо забилось. То же про свои соблазны говорил и Дориан. Солон решил, что соблазны закончились, но остался последний. Самый трудный. Дориан оказался прав. Он был прав во всем.
«О господь… если ты там… Я презираю себя за то, что молюсь сейчас, когда нечего терять, но, черт возьми, если только поможешь мне пережить…»
Молитву Солона прервал тяжелый труп, упавший сверху. Солон открыл рот и глубоко вдохнул. Когда выдыхал, в рот попала теплая кровь мертвеца. Уже густеющая. С металлическим привкусом.
Солона чуть не вырвало, когда кровь полилась по подбородку и закапала на шею через бороду, но он застыл, услышав, как рядом по камню шаркнула нога.
Убийца скинул с него тело, но не ушел.
— Глянь-ка на этого, Каав, — сказал он с сильным халидорским акцентом.
— Еще один крикун. Обожаю, когда они кричат, — откликнулся второй голос. — Не иначе всех достал. Видать, из первых, раз они его так связали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
