В первой половине октября 1943 года священники вернулись на Украину. Из рядов этого духовного воинства были исключены три священника, т. к. была выявлена их полная непригодность, обусловленная солидным возрастом и болезнями. Один из них, отец Северин Сапрун, позднее стал духовником украинских частей ПВО.
Три священника — Д. Ковалюк, И. Голойда и О. Карпинский — были направлены в учебно-тренировочные лагеря во Франции, где проходили курс обучения будущие военнослужащие дивизии. Отец В. Дурбак стал духовником боевой группы Байерсдорфа. О. Кладочный и М. Левенец прибыли в Нойхаммер, где заняли свои посты в 30-м и 29-м полках соответственно. Е. Кордуба был духовником 14-го артиллерийского полка дивизии.
И. Нагаевский стал заместителем душепастыря дивизии о. митрата Василия Лабы, который жил в Львове и в Нойхаммере бывал редко.
Первоначально все священники после обучения получили звания унтерштурмфюреров СС, отец В. Лаба получил чин штурмбаннфюрера СС, о. И. Нагаевский — оберштурмфюрера СС.
Помимо деятельности, именуемой в наши дни «работой военного психолога», священники дивизии постоянно вели пастырскую работу. Для личного состава дивизии проводились религиозные мероприятия. При этом все церковные праздники, установленные греко-католическим церковным календарем, отмечались регулярно. Католические праздники, «отстающие» по календарю на два дня, решено было не отмечать.
С особой любовью встречали Рождество. При этом солдаты и младшие чины праздновали его по-своему. Заранее создавался запас алкоголя, а также патронов. С патронами были трудности. На стрельбищах каждому солдату выдавали определенное количество патронов, гильзы от которых после стрельб он должен был сдать своему унтеру. Каждый патрон отслеживался, и не дай бог, если у кого-нибудь была недостача! Тем не менее к Рождеству запас патронов был создан. Ночью под Рождество весь лагерь взрывался от стрельбы из всех видов пехотного оружия и разрывов гранат. В первый раз немецкий состав решил, что на лагерь напали или начался мятеж. Украинские офицеры объяснили своим немецким коллегам, что на Украине принято шумно и весело встречать Рождество.
Особенно тяжкой была религиозная опека солдат дивизии, приговоренных дивизионным трибуналом к смертной казни. С каждым из таких осужденных священник проводил последние часы его жизни и поддерживал добрым словом и молитвой. В ряде случаев благодаря заступничеству душепастырей перед комдивом удалось смягчить наказание провинившимся. В Словакии о. И. Нагаевский благодаря дружеским отношениям с местным населением сумел спасти двух солдат от расстрела за кражу курицы у крестьян.
В дивизии имелся и свой хор под руководством Б. Осташевского. Дирижерами хора были А. Крушельницкий, затем гауптштурмфюрер СС И. Тиссен. В его составе были не только украинцы, но и немцы. Хор выступал на различных торжествах в присутствии высокопоставленных гостей.
Офицеры и солдаты
Приказом о формировании дивизии от 30 июля 1943 года ответственным за акцию был назначен бригадефюрер и генерал-майор войск СС Вальтер Шиманна. За время своего короткого командования формирующейся дивизией Шиманна успел прославиться как ненавистник украинцев, настраивавший против них и немецкий состав. В начале октября 1943 года руководство СС перевело Шиманна в Грецию. 22 октября рейхсфюрер СС уведомил его, что с 9 ноября 1943 года ему надлежит принять под командование подразделения СС и полиции в Греции.
В конце 1943 года в формирующуюся дивизию прибыл новый командир — оберфюрер СС Фриц Фрайтаг[32] — суровый и честолюбивый военный бюрократ. По свидетельству современников-немцев, Фрайтаг являлся офицером шуцполиции и до назначения на пост командира дивизии командовал полком в 4-й полицейской панцергренадерской дивизии.
Основной чертой характера Фрайтага было его болезненное честолюбие, которое в моменты гнева принимало уродливые формы жестокости. Фрайтаг мечтал пробиться на самый верх карьерной лестницы и требовал от окружающих признания его заслуг. Начальник штаба дивизии отзывался о Фрайтаге как о «теоретике, который хотел командовать боевой единицей, сидя за канцелярским столом».
Отец И. Нагаевский так описывает комдива:
«Командир был выше среднего роста с массивным телом и большой головой, которая мощно восседала на такой же шее. Сразу я подумал, что он саксонец. Его темные волосы с залысинами были гладко причесаны назад. В его зеленоватых глазах можно было увидеть искры энергии, а еще больше — жестокости. Его речь была резкой и жесткой, и он не напоминал мне аристократичных офицеров вермахта, которых я уже имел возможность наблюдать в 1941 году».
Внутренняя жизнь дивизии его не интересовала, но для решения множества проблем у Фрайтага был один рецепт — наказание виновных.
В позитиве у Фрайтага были разумность и последовательность. Он владел знаниями военной тактики и умел применить их на практике. Все приказы и распоряжения он отдавал с полным спокойствием, ибо, по его разумению, все, что выучил и (или) считал правильным, он безоглядно проводил в жизнь. Все, что, по его мнению, шло во благо украинской дивизии, он проводил в жизнь энергично и последовательно, но без чуткости и гибкости, тупо повторяя заученное. За малейший проступок Фрайтаг отдавал людей под полевой суд. Если какой-либо проступок совершал немец, Фрайтаг прикладывал максимум усилий, чтобы его кара была гораздо более суровой, нежели у украинца.
О сотрудничестве с офицерским корпусом Фрайтаг не мог даже и подумать, ибо, по его мнению, офицерский состав дивизии оставлял желать лучшего. Недоверие распространялось и на его ближайших сотрудников. Как человека — писал начальник штаба дивизии В. Д. Гайке — ген. Фрайтага не воспринимало ни украинское, ни немецкое воинство нашей дивизии. Отношение Фрайтага к украинцам в дивизии характеризует наложенный им запрет на появление командира «комбинированного» полка Е. Побигущего в офицерском казино. Фрайтаг мотивировал свой запрет тем, что украинцу нельзя слушать внеслужебные разговоры немецких офицеров.
Приняв украинскую дивизию, Фрайтаг считал это формирование не только боевой единицей, но и трамплином для своей карьеры. Для этого в дивизии все должно быть образцовым — и санитарный отдел (по его прихоти врачи менялись как перчатки), и питание, и автопарк.
На национальный характер формирования комдиву было наплевать, поэтому его отношение к проявлению национальных устремлений можно было бы в лучшем случае считать прохладным. Как человека его не уважали не только украинцы, но и немцы.
Не исключено, что тяжелый характер и нервное поведение Фрайтага объяснялось заболеванием его сердца. Как свидетельствует его начальник штаба, однажды между ними состоялся серьезный разговор, в котором подчиненный сообщил комдиву, что считает его действия неправильными. После этого Фрайтаг слег на три дня и хворал. К чести Фрайтага следует отнести, что этот серьезный и нелицеприятный разговор не стал причиной ссоры и мести с его стороны.
Несмотря на негативные стороны командира дивизии, само соединение было сформировано быстро и в срок благодаря именно его, Фрайтага, попечению. Дальнейшее поведение комдива, в т. ч. его неоднократное уклонение от выполнения своих обязанностей, следует искать в трагической обстановке тех дней и отсутствии надлежащего боевого опыта.
Вышеупомянутым начальником штаба дивизии был назначен майор вермахта Вольф Дитрих Гайке[33]. По свидетельству сотен очевидцев из числа украинских военнослужащих, этот офицер был полной противоположностью своего шефа. В дивизию Гайке пришел из артиллерии в январе 1943 года после окончания Академии Генерального штаба и службы в штабе Сухопутных войск. Шеф штаба дивизии знал историю Украины, литературу, был осведомлен о положении украинцев во время немецкой оккупации.
