— Лон здесь?
— Да.
— Когда я начну процессироваться?
— Скоро... во второй половине дня.
Мне показалось, что он допустил промашку, и я решил поддеть его. Без папки с делом не начинался ни один процессинг. Супервизор должен был посмотреть на мое дело, в которое записывались все сессии, что я прошел, чтобы создать программу для моей будущей работы. Я сказал с наивным лицом:
— Я думаю, что это будет сложновато. Мое дело в лондонской ОРГ.
Раздался его краткий и заносчивый смех.
— Твоя папка здесь. Она появилась здесь в тот же момент, как и ты сам. Твой супервизор уже работает над ней.
Это означало лишь одно, что кто-то еще прилетел на том же самолете. Они действовали действительно очень эффективно. Все помнили и не поддавались воле случая; было всегда известно, кто и за что отвечает. Я неохотно сравнивал себя с людьми Отто. Изменюсь ли я когда-нибудь? Будучи мастером халтуры, я был склонен медлить, откладывать взятые обязанности на потом. Какой же процесс нужно было на мне провести, чтобы я смог походить на того робота, что без всяких оговорок и сомнений предан лишь одной-единственной цели?
— Спасибо, Отто, — сказал я и с трудом проглотил слюну.
– 8 –
Из упоминаний, а также некоторых кусков разговоров с людьми в спальном корпусе я пришел к выводу, что дни Морской ОРГ подошли к концу, и что Лон расположился здесь вместе с большинством своих выдающихся сторонников.
Никому не было известно, почему так произошло. Зона Нулевого Общения работала в лихорадочном темпе, чем-то напоминая растревоженный улей. Академия располагалась в каменном доме и была, по меньшей мере, в два раза меньше, чем Академия в лондонской ОРГ. Внутри мне все было знакомо: столы с глиняными фигурками, которые использовали новички, чтобы отчетливо показать, что они понимают процесс, через который проходят. Разбившиеся на пары люди с пристальным взглядом и ничего не выражающими лицами конфронтировали друг друга. Одни читали конфиденциальные материалы, в то время как другие слушали через наушники лекции Лона, полностью погрузившись в них. Несколько больших фотографий капитана были развешены по всему дому, сам же позолоченный бюст Лона располагался позади кресла руководителя Академии.
Руководителем был Питер Кроули. Ему было за тридцать: шкиперская борода, судорожное лицо и поднятая вверх левая бровь. На его худом и бледном теле красовался военно-морской голубой блейзер с символикой Космической ОРГ и галстук, повязанный малым узлом на белоснежной рубашке. Его кожа была сухой, словно потовых желез не было. Казалось, что он пересчитывал стулья, когда в форме проходил между их рядами, а когда откидывался в кресле, то скрещивал руки на груди и поднимал брови чуть выше.
Для меня с самого начала был уготован сюрприз. Я дочитывал вторую половину первой страницы конфиденциального документа, посвященного силе чистого намерения, когда ко мне подошел веснушчатый мужчина средних лет и обратился:
— Меня зовут Дэвид Данлоп. Пойдем со мной, Боги, у нас будет сессия.
Я никогда еще не видел такой маленькой комнаты для процессинга. На стене, что была позади Дэвида и смотрела в мою сторону, висела фотография Лона, на которой он был изображен в белой рубашке с шелковым шарфом, повязанном вокруг шеи. Я внимательно смотрел на Дэвида, пока он подготавливал э-метр. Он мне понравился. Своим видом он создавал впечатление скромного человека, в нем не было заметно и капли того высокомерия, которое не терпит неповиновения.
— Можем начать? — по-домашнему обыденно спросил он без всякого намека на повелительное наклонение.
— Да, конечно.
— Супервизор просмотрел твое дело. Мы пропустим несколько уровней, так как ты их уже превзошел. Я бы хотел восстановить состояние Катар, которое ты испытал в марте месяце и от которого впоследствии отказались и заглушили.
— Катар?
— Да, так и написано в твоем деле.
— Не у меня...
— Есть ли какие-нибудь возражения по поводу моего высказывания о том, что ты испытал Катар в марте?
— Конечно. У меня нет никаких способностей для Катара. Во мне дыр, как в швейцарском сыре.
— Я понимаю. Скажи мне, кто несет ответственность за твое текущее состояние?
— Я, и никто другой.
— Очень хорошо. Стрелка плавает на этом утверждении. Скажи мне, кто создал твои прошлые переживания?
— Я, кто же еще?
— Превосходно. Стрелка плавает. Кто будет создавать твои переживания в будущем?
— Это же ясно, что я.
— Спасибо. Стрелка опять плавает. А теперь закрой глаза и хорошенько взгляни на свою жизнь. Скажи мне, есть ли хотя бы одно переживание, которое создал не ты? Когда я говорю о создании переживания, я подразумеваю, что либо ты его создал, либо ты способствовал его созданию, либо же ты позволил другим создать его за тебя.
Перед глазами начинали пробегать куски событий, которые мне когда-то казались неприятными и болезненными, однако теперь они были пустыми, как выжатый лимон. Когда же я начинал фокусироваться на других существах, которые могли бы быть причиной тех переживаний, то они опустошались и дезинтегрировались. Я везде находился в центре образа. Я попытался воссоздать в памяти свои излюбленные болезненные воспоминания, которые использовал в качестве оправдания за свои ограничения и неудачи. И опять же был в центре, как ось, вокруг которой крутилось колесо. Когда отец бросил меня в угол комнаты, да так, что я вывихнул руку, то на секунду я подумал, что не был ответствен за это переживание. Но эта мысль быстро растворилась; я сразу же осознал, что именно я решил упасть таким образом, и что именно я спровоцировал отца перед этим.
Я вспомнил Элеонору из средней школы, изменившей мне с Николой Милином. Внезапно появившийся фильм, проигрываемый на большой скорости, — я, с короткой прической и в зеленой рубашке, говорю ей, что у каждого человека есть право на свободу выбора, и что преданность есть не что иное, как провинциальное заблуждение, — стер еле заметно проявлявшиеся страдания. Меня встревожили эти слова, но я стойко продолжал повторять их... Одна лишь мысль о каком-либо переживании уже подводила к заключению о том, кто нажимал на все кнопки и кто в это же время наблюдал за картиной.
Я открыл глаза.
— Я все создал сам. Нет ни одного переживания, созданию которого я бы, по крайней мере, не способствовал.
— Очень хорошо, Боги. Как ты себя чувствуешь?
Я чувствовал, как вокруг глаз собирались слезы, но при этом не было никакого сожаления. Эти слезы были полны счастья. Я осознал, что был единственным творцом всех переживаний в своей жизни, но по какой-то причине забыл об этом. Я снова вспомнил об этом, и теперь ничто не могло скрыть или отобрать у меня это воспоминание. Передо мной появился образ Акермана, и я безо всякого сомнения пришел к выводу, что Акерман заложил во мне этот процесс. Лекции Лона о Гопал Кхане способствовали его развитию. Я вспомнил слова Джо Уиллиса о том, что во время моего процессинга было допущено множество ошибок. Все началось с убеждения о необходимости расчищать прошлые события и осознавать их влияние, неважно какое, с печальным или со счастливым исходом. Таким образом, меня запустили в процессинг с позиции следствия, в то время как я являлся причиной всех своих переживаний. Прошлое никаким образом не влияло на меня. Осознав это, я мог сфокусироваться на любом переживании из прошлого и выйти из него в тот же момент.
Я не мог увидеть ни в отце, ни в матери, ни в неверной девушке, ни в стране, ни в коммунистах, ни в ворах, ни в ком-либо еще причину моих болезненных переживаний... Лишь я, и снова я. Именно здесь начинается и заканчивается история.
На секунду я задумался о способностях ОМ, оккультных силах, что были обещаны в рекламных программах сциоларгии, о прошлых надеждах, когда я буду ими обладать, как только достигну состояния Катар. Я смеялся над собой. Магические силы — точно такие же, как рубить деревья и черпать воду из колодца. Мысль об оккультных силах исчезла, словно духовная детская игра, в которую я уже наигрался. Какие еще оккультные силы, когда есть одна, которая содержит их все в себе. Я был центром своей родной вселенной. Я создал ее собственными решениями, некоторые из них я наблюдал из своего далекого прошлого, когда еще не началась цепь жизней. Дэвид улыбался, терпеливо ожидая момента, когда я заговорю.
— Как я себя чувствую? Я думаю, тебе это хорошо известно. Кроме меня больше никого нет, я сотворил все сам! Как же я мог оказаться таким дураком и не видеть этого раньше? Дэвид, как такое возможно?
И в тот же момент я знал его ответ. Он улыбнулся еще шире и начал открывать свой рот, чтобы ответить на мой вопрос. Я наклонился поближе к нему и одновременно с ним произнес одну и ту же фразу: «Именно это и происходит».
Он улыбнулся, кивнул головой и отдал мне должное:
— Ты быстро учишься, Боги.
– 9 –
Дэвид позволил мне прогуляться после сессии.
