задний двор разжигать кирпичную печку-мангал, а мы остались на кухне подготавливать продукты для готовки.
Севиль рассказывала мне истории из своего короткого детства, ведь на востоке девочки быстро взрослеют. В подростковом возрасте она сбежала из своей очень религиозной семьи перед свадьбой с мужчиной, который был на тридцать лет ее старше. Она сама не поняла, как ей удалось пересечь границу и добраться до городка, где она и встретила Александра. Они почти сразу поженились, а спустя год на свет появилась Мадина.
Подойдя к животрепещущей теме, я не удерживаюсь от волнующего меня вопроса:
— Вы видели ее после того, как она сбежала?
Смотря на этих замечательных людей, я не верю, чтобы Мадина вот так просто бросила всю свою семью. Это кажется нереальным.
Услышав мой вопрос, Севиль положила нож на разделочную доску и тяжело вздохнула. Я сразу же пожалела о своем чрезмерном любопытстве, увидев пробежавшую тень боли на лице пожилой женщины и влажный блеск в ее глазах.
— Девочка моя, послушай, — от ее серьезного тона у меня скрутило живот и засосало под ложечкой, — Самый главный совет, который я могу тебе дать перед тем, как ты вступишь в нашу семью — это держаться как можно дальше от Вячеслава, — при его имени ее лицо перекашивает гримаса ярости, — Не сбегала никуда Мадиночка. Убил он нашу девочку.
От ее слов все тело сковывает паника. Судорожно сглатываю и во все глаза смотрю на Севиль.
— Почему вы так думаете? — спрашиваю и молюсь, чтобы она не сказала мне, что лично видела тело своей дочери.
— Родительское сердце не обманешь, — женщина стучит себя ладонью по груди, — Оно сразу чувствует, когда эта невидимая ниточка с твоим ребенком обрывается. Нам с Исой приходится идиотами притворяться, лишь бы не запретил общаться с мальчиком нашим, единственной кровинушкой, которая с Мадиной нас связывает.
— Но этого быть не может, — отказываюсь даже допускать подобную мысль, а перед глазами Эльвира на полу кухни.
— К сожалению еще как может. Этот мир жесток, — Севиль вновь принимается за овощи, а затем продолжает в полголоса, — Он бил ее, как самый жестокий зверь. Она сначала молчала, а потом я случайно увидела ее ребра в кровоподтеках, когда Мадина нас навещать приезжала. Она расплакалась, рассказала мне все. Я ее отпускать обратно не хотела, но она упрямая, любила его сильно. Дурочка моя… Прибегала к нам в синяках постоянно. Я Искандеру не рассказывала, знала, что он убьет это животное и потом сам за это поплатится. Пыталась сама решить. Сначала просто разговорами с дочкой, пробовала убедить ее уйти. А потом стало поздно — появился Марк. Она говорила мне, что с появлением сына Вячеслав успокоился, престал на нее руку поднимать. Приезжала к ней постоянно, проверяла насильно на наличие отметин на теле. Действительно ничего не было. И я как-то успокоилась, в чудо поверила, — Севиль горько усмехнулась, — Где-то за полгода до ее исчезновения я опять заметила синяки на ней. Возможно, они начали появляться и раньше, но моя бдительность за годы тишины притупилась, проверять Мадину я перестала, верила ей на слово, что все хорошо. Я пыталась у…
Женщина запнулась и судорожно вздохнула.
— Не продолжайте, если не хотите, — положила ей руку на плечо в успокаивающем жесте.
— Я пыталась ее насильно увезти из его дома. Но она сопротивлялась, уверяла меня что это временно, и он опять успокоится, но конечно этого не происходило. Я не смогла это больше выносить, тем более осознавая, что маленький Марк живет под крышей с этим моральным уродом. Тогда-то я не выдержала и рассказала все Сашеньке. Мы поехали за ней вместе. Только вот еще за ночь до у меня сердце разрывалось, в голову дурные мысли лезли. Мать всегда чувствует, что с ее ребенком что-то происходит. Вот и я почувствовала. Когда мы приехали за ней и Марком, то нам открыл дверь пьяный Вячеслав и заявил, что наша нерадивая дочь сбежала от него к своему любовнику. Вот только я знаю, что она так никогда бы не поступила. И сына своего бы не оставила. Она любила его всем сердцем, души в нем не чаяла. Мы грозились сдать зятя правоохранительным органам, тем более что у меня были доказательства его побоев, но эта свинья начала нам угрожать. Он оказался сильней и связей у него куда больше нашего. Уговорила Сашу смириться с тем, что мы ничего не можем сделать, кроме как радоваться тому, что можем видеться с внуком. Ведь дочь уже не вернуть... Да и на Марка отец не смел поднимать руку. Мне кажется, Иса до сих пор не может простить ни себя, ни меня за то, что не смогли спасти дочь…
Аккуратно вытираю слезу со своей щеки, чтобы Севиль не заметила. Почему-то у меня даже не возникает сомнений на счет ее слов о смерти Мадины. Как хорошо, что она не знает того, что Марку все-таки прилетало от отца, да еще как… Боюсь тогда бы я не имела возможности сегодня с ней разговаривать… Я видела на что этот мудак способен и не удивлюсь, если бы он убрал всех свидетелей.
— Я сочувствую вашей потере, — наконец произношу я, когда ком в горле немного отступает, — Извините, что подняла эту тему. Мне не стоило задавать вам такой бестактный вопрос.
Женщина мягко улыбается, беря меня за плечи.
— Нет, ты все правильно сделала. Мне всегда будет больно, но я уже пережила самые адские муки, а тебя я еще могу предупредить, — она быстро смотрит за окно, в котором видно, как смеющиеся и что-то активно обсуждающие мужчины возвращаются в дом.
Севиль крепче сжимает ладони на моих плечах и быстро проговаривает:
— Чтобы не случилось не встречайся с Вячеславом, не общайся с ним, избегай его любой ценой. Марк хороший мальчик, у него есть свои проблемы, он все-таки ЕГО сын и рос с ним под одной крышей, но он прислушается к твоим просьбам.
Быстро киваю и Севиль убирает руки, возвращаясь к готовке, как раз в тот момент, когда дверь на задний двор