Слезы навернулись на глаза Кили. Она вспомнила день самоубийства Ричарда так ярко, словно это было вчера.
— Дилан… — Она ошеломленно смотрела на него.
— Я так и знал, что ты разозлишься.
«Не смей! — скомандовала она себе. — Не смей его бранить за то, что он сказал тебе правду. Ему надо было избавиться от этой ноши». Но она не выдержала и выпалила вслух:
— Зачем ты это сделал?
— Потому что я плохой, неужели не ясно? — тут же огрызнулся Дилан. — Я очень, очень, очень плохой мальчик!
— Дилан, не говори так. Ты не плохой. Ты никогда не был плохим. И не смей больше повторять, я этого слышать не хочу, — резко сказала Кили. — Я рада, что ты мне рассказал. Просто я не понимаю. Зачем ты это сделал? Что там было написано?
Дилан закрыл глаза и помотал головой.
— Не помню. Не помню. — Потом он вздохнул. — Да нет, помню.
Кили ждала, не сводя с него глаз.
— Ты как раз про это говорила… Я испугался…
— Испугался? — переспросила Кили. — Испугался чего?
— Я не хотел, чтоб ты знала. Я думал, ты на него разозлишься, — еле слышно проговорил Дилан.
— Разозлюсь на него? Ты это серьезно? Он же застрелился!
— Вот видишь? Я так и знал! Не надо было тебе рассказывать.
Кили беспомощно всплеснула руками.
— Прости, — сказала она. — Прости меня.
— Я не знал, что делать. Мне же было девять лет! — воскликнул он.
— Я понимаю, — кивнула Кили. — Прости меня, Дилан. Так что говорилось в письме?
— Я не все помню, — подавленно признался Дилан.
— Скажи мне, что ты помнишь. Я должна знать. Он писал про головные боли?
— Не было там ничего про головные боли! В том-то все и дело!
Кили смотрела на него во все глаза.
— Тогда о чем там говорилось? Прошу тебя, милый. Я не сержусь. Просто скажи мне…
— Он кого-то убил, — выпалил Дилан.
— О господи, Дилан!
— Я не вру, мам. Письмо было на экране монитора, когда я вошел. Я только раз его прочитал, но это место я никогда не забуду. Он и какой-то его друг сделали это вместе. И он всю жизнь чувствовал себя виноватым. Он больше не мог с этим жить. Вот что там было сказано.
— Я просто не представляю… — Кили покачала головой.
Дилан наклонился к ней. Теперь она видела его глаза — широко раскрытые и испуганные.
— Я не знаю, мам! Мне было девять лет. Я вошел в комнату и увидел его на полу. И прочел то, что он написал. Это было на экране. Я даже не все слова тогда знал. Я же был в четвертом классе. Многого я просто не понял. Но он написал, что убил кого-то, это я точно помню. Вместе с каким-то другом. И он больше не мог с этим жить. Я не знал… Я не хотел, чтобы ты это видела, и стер. Прости, мама.
Кили прижала пальцы к глазам.
— О мой бог, — простонала она.
— Знаю, я не должен был ничего трогать. Я боялся тебе сказать.
Она взглянула на сына сквозь слезы. Ей нетрудно было представить его девятилетним ребенком с острыми, костлявыми коленками. К тому времени он еще не перестал верить в Санта-Клауса. И ему пришлось пережить столкновение с реальностью, которого не выдержал бы даже взрослый, не говоря уж о ребенке! А главное, несмотря на весь ужас пережитого, он подумал о том, как бы оградить ее, свою мать.
— О Дилан, ты же был совсем еще ребенком! Откуда тебе было знать? Ты считал, что поступаешь правильно.
— Так ты на меня не злишься?..
Кили покачала головой.
— Конечно, нет, милый. Это же было страшное потрясение. К такому никто не может быть готов. Любой на твоем месте растерялся бы.
Дилан перевел дух.
— Вот черт! Ты вправду не сердишься? Честно-честно?
— Нет, конечно, я не сержусь. Ты же меня хотел пожалеть. Но кого он убил? И почему? Это немыслимо! Он бы мне рассказал. И кто был этот друг? Там не было сказано?
— Я не помню, — чуть ли не со слезами признался Дилан. — Но я тут подумал…
Они уставились друг на друга в полумраке. У Кили глаза округлились от страшной догадки.
— Марк? — спросила она шепотом.
— Я точно не знаю, — ответил Дилан. — Но мне так кажется.
— Как бы я хотела знать! — вскричала Кили. — Теряться в догадках — это такая мука… Ломать голову, но так и не узнать…
— Честно говоря, я об этом думал. — Дилан откинул плед, подтянул ноги к животу и обхватил их руками, положив подбородок на колени. Кили вопросительно взглянула на него. — Я много об этом думал. Может, и есть способ…
Не сводя с него глаз, она бессильно уронила руки на колени.
— О чем ты говоришь?
31
Ингрид Беннетт открыла входную дверь и предстала перед ними в васильково-синем бархатном халате до пят и пушистых розовых тапочках. Лицо Дилана расплылось в улыбке.
— Привет, ба! — воскликнул он, крепко обнимая ее.
Ингрид тоже обняла его и похлопала по его плечам, по спине, обтянутой кожаной курткой, словно желая удостовериться, что он и вправду тут.
— Здравствуй, золотко мое. Я так рада, что ты вернулся домой! Ну, как тебе спалось под родной крышей? Ты хорошо выспался? — спросила Ингрид, отстраняясь и с беспокойством вглядываясь в его лицо.
Кили и Дилан обменялись взглядами.
— Сначала мне было трудно заснуть, — признался Дилан, — но потом все наладилось. Мама говорит, это ты у нас болеешь.
Ингрид нетерпеливо отмахнулась.
— Я поправляюсь, — сказала она. — Входите. Давай-ка я тебя чем-нибудь покормлю.
— Я не голоден, ба, — решительно возразил Дилан. — Я просто хотел тебя проведать.
— Все верно, — подтвердила Кили, входя следом за ним с Эбби на руках. — Ингрид, вам надо вернуться в постель. Вам просто необходимо вылежаться.
— Могу я немного посидеть?! — возмутилась Ингрид и снова повернулась к Дилану. — Ой, до чего же я рада тебя видеть! Больно? — спросила она, указывая на повязку у него на шее.
— Не очень, — пробормотал Дилан.
Ингрид с трудом добрела до своего любимого кресла в гостиной и осторожно уселась. Тяжело вздохнув, она поглядела на Дилана увлажнившимися глазами.
— Знаешь, ты меня напугал до полусмерти.
— Прости, бабушка…
Кили решила, что пора сменить тему.
— Как ваша щадящая диета? — спросила она. — Помогает?
Она спустила Эбби на пол и вытащила из стенного шкафа в прихожей пластмассовое ведро с игрушками. Девочка начала с восторгом выбрасывать их на ковер.
Ингрид пожала плечами.
— Помогает. А еще доктор прописал мне какое-то питье. Страшная гадость, я его терпеть не могу. Все равно что разведенный мел пьешь. Но помогает. Через две недели мне на рентген, но я уже чувствую, что мне лучше. Только у меня для вас ничего вкусного нет. Надо было меня предупредить, что вы придете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
