на Лорда Туара, который тогда приветствовал въезжающих со всей своей свитой, неодобрительно выстроившейся на помосте. Рядом с блеском посланцев Регента Лорен был одиноким всадником в повседневной одежде. Но, вместе с тем, ему никогда не требовалось что-то помимо своих волос, чтобы сказать, кто он.
— Король Виира шлет послание, — объявил глашатай.
Его натренированный голос разнесся на всю длину двора, был услышан каждым из собравшихся.
Он продолжил:
— Лжепринц находится в предательском сговоре с Акиэлосом, из-за которого он предал жителей Виирийских деревень резне и убил Виирийских пограничных Лордов. По этой причине он немедленно исключается из права наследования престола и обвиняется в преступлении измены против собственного народа. Любая власть, которой он до сих пор обладал на землях Виира или в протекторате Акьютарта, теперь недействительна. Награда за его предоставление правосудию щедра и будет учреждена так же быстро, как и наказание против любого человека, вставшего на его защиту. Так говорит Король.
Воцарилось молчание. Никто не произнес ни слова.
— Но в Виире, — сказал Лорен, — нет Короля. — Его голос тоже разносился по двору: — Мой отец Король мертв. — Он продолжил: — Назови человека, который осквернил его имя.
— Король, — ответил глашатай, — Ваш дядя.
— Мой дядя оскорбляет свою семью. Он присвоил титул, который принадлежал моему отцу — который должен был быть передан моему брату — и который теперь течет в моей крови. Думаете, я оставлю это оскорбление безнаказанным?
Глашатай снова заговорил заученными словами:
— Король — человек чести. Он предлагает Вам один шанс сразиться с ним в честной битве. Если кровь Вашего брата действительно течет в Ваших венах, то Вы встретитесь с ним на поле при Чарси через три дня. Там Вы можете попытаться одержать верх своими Патрасскими отрядами над честными Виирийскими мужами.
— Я буду сражаться с ним, но не в том месте и не в то время, которые выбрал он.
— И это Ваш окончательный ответ?
— Да.
— В таком случае, есть еще одно личное послание от дяди племяннику.
Глашатай кивнул солдату слева, и тот отвязал от седла грязный, в пятнах крови, мешок.
Дэмиен почувствовал, как сжалось все внутри, когда солдат поднял окровавленный мешок в руке, и глашатай заговорил:
— Этот защищал Вас. Он пытался отстаивать не ту сторону. Его постигла участь любого, кто встанет на сторону Лжепринца против Короля.
Солдат стянул мешок с отрубленной головы.
Это была тяжелая двухнедельная поездка под палящим солнцем. Кожа потеряла всю свежесть, которую когда-то придавала ей юность. Голубые глаза, которые всегда были его лучшей чертой, исчезли. Но в его спутанных волосах поблескивали жемчужинки в форме звезд, и по форме его лица можно было сказать, что он был очень красив.
Дэмиен вспомнил, как он вонзил вилку ему в бедро, вспомнил, как он оскорблял Лорена и его голубые глаза сияли от дерзких выпадов. Вспомнил, как он стоял в коридоре, одинокий и неуверенный, одетый в ночную рубашку — мальчик, балансирующий на грани зрелости, опасающийся ее, страшащийся ее.
Не говори ему, что я приходил, сказал тогда он.
У них с Лореном всегда, с самого начала, была странная симпатия друг к другу. Этот защищал Вас. Тратя свои, возможно, последние исчезающие минуты с Регентом. Не осознавая, как мало времени у него оставалось.
Сохранилась ли бы его красота после взросления, никто никогда не узнает — Никаис уже не увидит своих пятнадцати лет.
В ослепительных лучах солнца во дворе Дэмиен увидел реакцию Лорена и то, как он взял себя в руки. Ответ Лорена проявился в его лошади, которая дернулась на месте резким нервным рывком, прежде чем Лорен взял под контроль и ее.
Глашатай все еще держал ужасающий трофей. Он не знал, что нужно бежать, когда увидел выражение глаз Лорена.
— Мой дядя убил свою шлюшку, — сказал Лорен. — Как послание нам. И что в этом послании? — Его голос доносился до каждого уголка двора: — Что его доброте нельзя доверять? Что даже мальчики в его постели видят, насколько ложны его притязания на трон? Или, что его власть настолько непрочная, что он боится слов купленного ребенка-проститутки? Пусть он приходит в Чарси со своими заявлениями, и там он найдет меня, и со всей мощью своего королевства я сотру его с поля. Что касается личного ответа, — продолжил Лорен, — можете передать моему дяде, детоубийце, что он может отрубить голову каждому ребенку отсюда и до самой столицы. Это не сделает его королем — просто ему больше некого будет трахать.
Лорен развернул лошадь, и Дэмиен смотрел на него, пока получившие ответ посланцы Регента выезжали за ворота, и обитатели форта сновали по двору, возбужденные от изумления от того, что только что увидели и услышали.
Мгновение они смотрели друг на друга, взгляд в глазах Лорена был ледяным — если бы Дэмиен стоял на ногах, он мог бы отступить назад. Дэмиен увидел, как руки Лорена сжимают вожжи, как будто костяшки пальцев побелели под перчатками. В его груди все натянулось.
— Ты злоупотребил гостеприимством, — сказал Лорен.
— Не делай этого. Если ты поедешь на встречу со своим дядей неподготовленным, то потеряешь все, за что боролся.
— Но я не буду неподготовленным. Милый маленький Аймерик выдаст нам все, что знает, и, когда я вырву у него все до последнего слова, может быть, отправлю то, что останется, своему дяде.
Дэмиен открыл рот, чтобы ответить, но Лорен оборвал его резким приказом сопровождению:
— Я велел вам вывести его отсюда.
И, пришпорив лошадь, он проехал мимо Дэмиена на ступени помоста, где соскочил с лошади одним плавным движением, и направился в комнату Аймерика.
Дэмиен оказался лицом к лицу с Йордом. Ему не нужно было смотреть вверх, чтобы определить положение солнца.
— Я собираюсь остановить его, — сказал Дэмиен. — Что ты будешь делать?
— Уже полдень, — ответил Йорд. Слова прозвучали грубо, как будто они царапали его горло.
— Я нужен ему, — сказал Дэмиен. — Мне плевать, даже если ты расскажешь всем.
И он направил свою лошадь мимо Йорда, на помост.
Спешившись, как сделал Лорен, Дэмиен бросил вожжи ближайшему солдату и последовал за Лореном в форт, поднимаясь через две ступеньки за раз. Солдаты, охранявшие Аймерика, расступились перед ним без лишних вопросов, дверь уже была распахнута.
Он резко замер, как только шагнул в комнату.
Внутри, разумеется, было красиво. Аймерик не был солдатом, он был аристократом. Он был четвертым сыном одного из сильнейших Виирийских пограничных лордов, и его комнаты соответствовали его положению. В комнате были кровать, софа, мозаичная плитка и высокое окно в форме арки с широким