По-прежнему не глядя на меня, она ответила:
— Ты очень много всего наговорил. Сам-то помнишь?
Теперь ее голова повернулась в мою сторону.
Я в самом деле не сразу вспомнил. Я столько наговорил, что в голове осталась полная каша, не запутанная, а скорее перемешанная. И лишь спустя некоторое время этим предположениям (догадкам?) предстояло проясниться. Голова болела, а на языке можно было демонстрировать тест с лакмусовой бумажкой. Я удивился, как на меня подействовал один стакан вина И тут до меня дошло, что же отсутствовало в саду.
— Куда делись наши друзья? Обычно в это время один-два слоняются тут в надежде чем-нибудь полакомиться.
— Никуда не делись, их с утра не было, — без всякого выражения сказала Мидж.
Я нахмурился.
— Может быть, где-то нашли меню получше, — выдвинул я не слишком убедительное предположение, отказываясь верить, что отсутствие обычной клиентуры служит неким признаком. Но меня это встревожило, и я с надеждой добавил: — Но хоть Румбо-то здесь?
Мидж покачала головой:
— Нет, еще нет.
Это совсем меня обеспокоило. В отсутствии этого обжоры таилось что-то нехорошее. Мне вспомнились слова Боба по телефону: «Дурные флюиды».
Мидж встала, и моя рука упала с ее плеча, как ненужная принадлежность.
— Мне нужно одеться и съездить в деревню за покупками, — холодно сказала Мидж и уже повернулась, прежде чем я успел встать на ноги.
— Эй, погоди минутку, — я снова схватил ее за локоть и притянул к себе. — Мы же друзья, ты еще помнишь? Не просто любовники, но и добрые друзья, самые лучшие, каких только каждый из нас имел когда-либо. Не запирай от меня свои чувства, Мидж, как бы плохо ты ни думала обо мне. Да, ночью я расстроил тебя своими взглядами на кое-что, но это не мешает нам поговорить, правда? Чем бы я ни расстроил тебя — это все из лучших побуждений. Боже, я люблю тебя так, что не выразить...
И опять она могла бы продолжить: «Люблю тебя каждый Божий день», — а я бы сказал: «И завтра вдвое полюблю!» — и остальное мы бы допели дуэтом. Но этим утром нам не было суждено такое. Мидж даже не улыбнулась. Все, чего я дождался, — это горестного молчания.
Потом напряжение вроде бы на мгновение покинуло ее, Мидж посмотрела на землю, отводя глаза от меня.
— Я люблю тебя точно так же, Майк, и ничто этого не изменит. Но мне нужно выяснить...
Я крепче сжал ее локоть:
— Тебе нечего стыдиться.
— Ты выслушаешь меня?
Я овладел собой.
— Я только пытался заставить тебя взглянуть на вещи здраво, разве ты не понимаешь? Знаешь, что я думаю? Я думаю, ты чувствуешь себя виноватой в своем счастье. Нынче у тебя — у нас — было его столько, что ты каким-то безумным образом могла заключить, будто твоя мать умерла, чтобы тебе его обеспечить. Это и скребет тебе сердце, Мидж.
Она неистово замотала головой:
— Глупости!
— Разве? Ты обрела свободу, когда она умерла...
— Совершила самоубийство, — упорно поправила Мидж.
— Ладно, совершила самоубийство. Ты была молодой, у тебя был огромный талант, и, может быть ты задумывалась, как бы все шло без этих уз, без ответственности. Но я сказал лишь «задумывалась», ты никогда не «желала» этого. Никогда. И вот теперь ты засомневалась в этом — все было так давно, что ты уже не уверена, насколько сильно тогда задумывалась. И я не удивлюсь, если это вкрадчивый Майкрофт посеял в тебе подобное сомнение.
— Он не...
— Что ты собираешься сделать? Попросить у них прощения? Когда мы впервые приехали сюда, ты как-то сказала мне, что тебе хотелось бы сообщить родителям о своем счастье. Помнишь? Но каким-то образом эта мысль исказилась, и теперь ты ищешь искупления за это проклятое счастье! Что направило твои чувства в эту сторону? Не случилось ли это, когда ты одна ходила в Храм? Когда я уезжал в Лондон?
Мидж попыталась вырваться, но я держал крепко.
— Он помог мне понять! — крикнула она. — Ты его не знаешь...
— И знать не хочу, черт бы его побрал! Я лишь хочу узнать, зачем он сделал это с тобой.
На этот раз ей удалось вырваться. Мидж гневно взглянула на меня, и ее тело чуть изогнулось в талии, как у упрямого ребенка.
— Этой ночью ты сказал, что в Грэмери есть что-то необычное. — Это прозвучало почти обвинением. — Это не твои слова, но ты это подразумевал. Иты предположил, что в этом замешана я, что я участвую в этом.
Я смутно припомнил, что говорил что-то подобное, но не мог точно вспомнить свою гипотезу.
— Ты принимаешь меня за полную дуру, Майк? Думаешь, я сама не замечаю, что происходит вокруг?
— Так почему же ты не...
— Потому что это слишком тонкий предмет для обсуждений! Да, признаюсь, до какой-то степени я сама воздвигла в себе барьер, но лишь потому, что боялась утратить... утратить...
Она расстроенно покачала головой, не в состоянии подыскать слово. Не в состоянии, подозреваю, прояснить свои чувства Я шагнул к ней, но Мидж отшатнулась.
Ее руки сжались в кулачки:
— Майкрофт — единственный, кто может мне помочь.
— Нет! — на этот раз перешел на крик я.
— Он понимает. — Ее руки разжались и повисли вдоль тела. Как уже вошло у нее в привычку, Мидж больше не хотела спорить.
Она проскользнула мимо меня, и я услышал, как ее босые ноги шлепают по каменным ступеням у коттеджа, а потом громко скрипнула деревянная ступенька Я уже было бросился следом, но и в самом деле не хотелось спорить. Для этого слишком болела голова.
* * *
— Мистер О'Мэлли?
— Слушаю.
— Это Майк Стрингер.
— Мистер, м-м-м, Стрингер?
— Вы работали у нас в коттедже. В Грэмери.
— А! Мистер Стрингер. — Потом чуть медленнее: — Да... Грэмери. У леса. Чем могу служить снова?
— Боюсь, некоторые проблемы вернулись.
В его акценте слабо послышалась певучесть:
— Не могу представить какие, мистер Стрингер. Мы выполнили там все как следует.
— Да, н-но... Стена в спальне разошлась снова. И некоторые двери плохо закрываются...
— Одну секунду, мистер Стрингер. Я найду наряд на ваше здание.
Раздался стук — это трубку положили на стол.
Я стоял в маленькой прихожей над лестницей, засунув свободную руку в карман джинсов, и ждал, когда же три таблетки парацетамола, принятые двадцать минут назад, наконец подействуют и снимут головную боль. И духота тоже не помогала делу.
— Значит, Грэмери, давайте-ка глянем... — снова послышался голос ирландца. Помехи на линии заставили меня на секунду оторвать трубку от уха. — А, нашел! Мы на совесть поработали над той стеной в спальне. Удивлен, услышав, что она снова разошлась. Вы с тех пор не проводили в доме никаких строительных работ, мистер Стрингер?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
