Джон цокнул языком:
— Довольно забавно, но та, что у Бленкайрона, возможно, тоже. Не только анализ красок вызывает сомнения по поводу статуэтки, которую я изъял из Британского музея, но и изучение иероглифов на ней. Я бы не удивился, узнав, что первая была изготовлена прапрадедушкой того старого мастера из Гурнаха, который сделал для меня вторую. Там существует давняя традиция изготовления подделок.
— Как ты его нашел?
— Это долгая история, — ответил Джон, — уходящая корнями в туманное прошлое и изобилующая деталями, которые Шмидт, несомненно, счел бы романтичными.
— Тогда сейчас не рассказывай. Британский музей, наверное, был истинной проверкой твоего мастерства? Охрана там поставлена недурно.
— Я не куплюсь на твои грубые приманки, дорогая, пожалуйста, не трудись допытываться, как мне это удалось. Профессиональная тайна, знаешь ли. Однако замечу, что драматические сюжеты, сочиняемые писателями и продюсерами триллеров, здесь совершенно ни при чем, особенно те, которые требуют сложных постановочных средств. Чем мудреней техническая новинка, тем больше вероятности, что она подведет в решающий момент.
Он сделал паузу, еще попил, потом продолжил:
— Идея похищения гробницы Тетисери пришла Бленкайрону в голову вскоре после того, как Гетти начал реставрацию гробницы другой царицы — Нефертити. Идея действительно была остроумной. Реставрация рельефов — именно то филантропическое деяние, которого ждали от Бленкайрона. В то же время она давала ему прекрасную возможность скопировать рельефы. Он задумал также соорудить макет гробницы, чтобы удовлетворять любознательность туристов, но не подвергать опасности оригинал. И даже если бы в какой-то момент его засекли, он всегда мог правдоподобно объяснить свою деятельность — готовил, мол, приятный сюрприз своим друзьям в министерстве культуры Египта. Это была, разумеется, колоссальная работа, но, как справедливо отметил Фейсал, Бленкайрон достаточно богат, чтобы оплатить сколь угодно квалифицированную команду специалистов.
— И купить нужных специалистов, — вздохнула я. — Бедный Жан Луи.
— Надо сказать, что это один из самых трудных аспектов дела, — признался Джон. — Ты бы удивилась, узнав, сколько на свете честных ученых. К ним нужно подходить с большой осторожностью. Однако сейчас в раскопах ведется не так уж много работ, а высочайше образованных бедолаг вроде Мазарэна или Фейсала, которые не могут найти работу, полно. Я бы Мазарэна не выбрал. Вместо того чтобы признать собственную продажность, он убедил себя, что руководствуется высшими соображениями. Такие люди опасны, совесть у них всегда неспокойна, и под нажимом они легко раскалываются. Я говорил это Бленкайрону, но он проигнорировал мой совет, и теперь понятно почему: он с самого начала намеревался в конце избавиться от неудобных свидетелей.
— Поэтому ты решил выйти из игры?
— Это, разумеется, сыграло свою роль. Однако гораздо более важной причиной оказалось появление Макса. Если помнишь, уже во время нашей встречи в Швеции я начал его раздражать. Он слишком близко к сердцу принял мое нежелание работать вместе с ним. Такой, знаешь ли, чувствительный человек.
— Как он узнал твое настоящее имя?
Я застала его врасплох. Пустая банка скрипнула в его руке.
— Это не...
— До сих пор ты задавал тон нашей беседе. Теперь настала моя очередь. Как они тебя нашли? Макс ведь не знал, кто ты на самом деле, но продолжал называть тебя Смитом.
Джон не ответил. Я поняла, что он испытывает своего рода раскаяние, иначе легко солгал бы. Конечно, я бы не поверила, потому что знала ответ.
— Через меня, не так ли? Макс знал, что ты не умер. И он знал, кто я. Она узнала это от него и, пустившись в погоню за тобой, начала с меня. Они, должно быть, месяцами наблюдали за мной в надежде, ну, скажем, рассчитывая, что ты у меня объявишься. И тогда им нужно было всего-навсего проследить твой путь домой.
Джон смял и отбросил банку.
— Это было проклятой последней каплей... Посмотри: там не вспышка?
Я попыталась встать, но Джон схватил меня за руку.
— Конечно, это сигнальная вспышка, одна из нескольких. Оставайся на месте.
— Ты думаешь, это не Фейсал?
— Фейсал не успел бы еще дойти до Эль-Тилля, а тем более осмотреться вокруг. Они идут сюда. О Боже, Боже, — сказал Джон, — всегда жду худшего, но ненавижу, когда оно случается.
Глава тринадцатая
— Они его схватили, — прошептала я.
— Или он нас заложил?
— Он бы не сделал этого, ведь правда?
— Конечно, хочется верить. — Джон говорил так тихо, что я едва его слышала. — Но, полагаю, есть и другие варианты...
— К черту другие варианты! Нужно рассчитывать на худшее, как ты любишь говорить. Что нам теперь делать?
— Ты можешь делать, что хочешь, — ответил Джон, — а я собираюсь... э-э-э... лечь.
Так он и сделал, хотя правильнее было бы сказать, что он не лег, а опрокинулся на спину.
Выглядел он весьма мирно: лежал, подложив под голову согнутую в локте руку, но когда я тронула его за щеку, не шелохнулся. Он весь горел.
В каком-то смысле так было даже легче: выбора не осталось. Я укрыла его пиджаком и отвела волосы со лба.
— Прощай, Джон, — прошептала я, — я люблю тебя. — И встала.
Его рука крепко ухватила меня за щиколотку и рванула так, что я в одно мгновение растянулась на земле.
— Куда это, черт возьми, ты собралась?
Песок гораздо тверже, чем кажется, а в этой части пустыни он еще и усеян камнями. Когда ко мне вернулось дыхание, вырываться было уже поздно: он перевернул меня на спину и прижал сверху.
— Подлый негодяй! — прошипела я. — Ты сделал это нарочно!
— Разве так разговаривают с любимым мужчиной? — Голос его звучал нормально, но по некоторым признакам я поняла, что он сдерживает смех. — Мне глубоко оскорбительно то, что ты подумала, будто я способен на такой мальчишеский мелодраматический трюк.
— Джон, ты в своем уме? Эти люди идут сюда...
— У нас еще полно времени. Так ты действительно хотела увести охотников от меня, рискуя быть пойманной? И готова была на участь худшую, чем смерть?
Его губы были сухими и горячими. Сначала. Я оторвалась от него.
— Ты не сумасшедший, ты бредишь. Пусти меня. Это сейчас единственный разумный выход.
— Нет.
— Да! Перестань.
— Нет. Почему я должен перестать?
— Потому что... — Я потеряла контроль над собственной речью, не говоря уж о ситуации вообще. — Посмотри...
— Не могу. Я занят.
— Они мне ничего не сделают, — сказала я, хихикая, как дурочка. Со мной такое случается в особо волнующие моменты, к тому же его ресницы щекотали меня. — Я скажу им...
— Не очень удачная идея, — возразил Джон, — потому что это, возможно, не полиция. А если нет, и если тебя схватят те, другие, придется идти выручать тебя, и все это порядком надоевшее мне представление начнется сначала.
— А ты пойдешь?
— Я же говорил, чтобы ты не задавала глупых вопросов. Скажи еще раз.
— Я люблю тебя.
— Значит, не послышалось. — Он поднялся на локтях и отпустил мои руки. Я обвила ими его голову и притянула к себе. Однако в этот момент что-то отвлекло меня — не только неестественный жар его лица, но и какой-то отдаленный звук. Повернув голову в ту сторону, откуда он доносился, я сказала:
— Подожди, не сейчас.
— Осторожность диктует продуманный образ действий. — Не двигаясь с места, он поцеловал меня в уголок рта. — Вики, я не мог сказать тебе правду. Не мог даже допустить, чтобы ты начала о чем-то догадываться. Они так зажали меня...
— Я знаю, Фейсал мне рассказал.
— Наверное, эту часть его рассказа я пропустил. Надеюсь, он представил меня в благоприятном свете?
— Ты вышел у него просто благородным сэром Галаха-дом, а я — гадом ползучим... О Боже, Джон!..
— Прости. Я сделал тебе больно?
— Да. Сделай еще. Нет! Нет, не надо, мы должны...
— Я действительно сделал тебе больно — в ту ночь, после того как ты танцевала с Фейсалом. Пока ты смеялась и бросала на него томные взгляды, она, прижавшись к моему плечу, наблюдала за тобой и с улыбочкой, тихо-тихо говорила такие гадости!.. Шмидт подоспел как раз вовремя, долго я бы сдерживаться не смог. А потом, когда увидел тебя, ты была так холодна и равнодушна... Я подумал, что безразличен тебе и... Но это все равно меня не оправдывает. Ты можешь?..
— Джон, — в отчаянии сказала я, — это не собака?
— Возможно. Они здесь бродят дюжинами и воют на... О! — Он поднял голову и прислушался. — Ты хочешь сказать, что это собака, а не собаки вообще? Будь я проклят, если ты не права. Это меняет дело. Человеческую погоню отвести можно, но когда в игру вступает лучший друг человека... Я начинаю ненавидеть этих проклятых животных. Сначала твой пес-дьявол...
— Сейчас же вставай! Огни были теперь гораздо ближе. Отдельные вспышки — скорее всего ручные фонарики, подумала я. Значит, это не полиция. Полицейские были бы оснащены посерьезнее и шума наделали бы побольше.
