Как говорится, все могут короли, но вот с женитьбой у него и впрямь напряги.
Принцесса его тихо ненавидела, ее раздражал покладистый нрав жениха и далеко не геройский облик, хотя, как это часто бывает в жизни, внешность Антона Ульриха оказалась обманчивой. В слабом теле билось благородное и храброе сердце.
– Надеюсь, на небесах с одобрением слышат ваши слова… – Принц вопросительно уставился на меня.
Я поспешил представиться. Вряд ли Антон Ульрих мог знать мое имя.
– Барон фон Гофен, ваше высочество. Адъютант подполковника Густава фон Бирона.
– Тогда прошу вас, господин фон Гофен. Уповаю на вас и вашу уверенность. – Его высочество кисло улыбнулся. Ему все обрыдло, он уже отчаялся и ни во что не верил. В том числе и в меня и в мои силы.
Ошибаетесь, ваше высочество.
– А ну разойдись.
Я оттеснил от кареты хлипких немчиков, набранных под стать худенькому и низкорослому принцу, приналег плечом и громко приказал кучеру:
– Чего ждешь? Правь давай.
Кучер выпучил глаза, опасливо взялся за вожжи и принялся понукать лошадей.
Я обратился к прочей прислуге:
– Ну, а мы чего стоим? Кого ждем? За дело, братцы, – и неожиданно для себя пропел заразное: – Э-э-й, ухнем!
Антон Ульрих встал рядом, поднатужился.
– Еще-е-е ухнем! Сама пойдет!
И верно, помогла песня, не пропали впустую объединенные усилия. Поддалась, пошла, пошла, родимая. Теперь не сбавлять обороты и потихоньку-полегоньку толкать карету, пока не окажемся на сухом. Там будет проще, переведем дух. Эх, лишь бы не сломалась, а то из нас нерастраченная молодецкая удаль так и прет.
– Еще! Давай, давай, братцы! Немного осталось! Работаем все вместе, никто не отлынивает. Господи, Твоя воля, спаси и сохрани… Эх, хорошо!
Под русскую «Дубинушку», которую благодаря мне лакеи и принц выучили за пять минут совместной работы, мы выкатили экипаж из ямы. Похоже, раньше этой компании не хватало запала и координации действий. Я стал той соломинкой, что переломила хребет верблюду.
– Я очень признателен, барон, – обрадованно произнес принц, ступая на подножку кареты. – Как только у вас выпадет свободная минута, приглашаю к себе. Приходите в любое время дня и ночи. Буду вас ждать.
Я учтиво склонился:
– Благодарю, ваше высочество. Не премину воспользоваться столь высокой честью.
Фигура принца вдруг стала мне весьма интересна. И дело тут не только в моих шкурных замыслах, но еще и в чисто человеческой симпатии. Антон Ульрих – мужик правильный.
Верно поется: «Принцев мало, и на всех их не хватает», однако Анне Леопольдовне может повезти с мужем. При соблюдении некоторых условий, разумеется.
Император Иоанн, чей престол я тут спасаю, должен появиться на свет, и точка! И никакой граф Линар не помешает, а если сдуру попробует, пусть пеняет на себя. Мы из него быстро эту дурь выбьем.
Если за Антона основательно взяться, сделаю из него человека.
Глава 25
После каждого двухдневного перехода батальон останавливался на заслуженный отдых. Долго поддерживать быстрый темп не было возможности: уставали и люди, и кони. Не хотелось привести к Азову измочаленных гвардейцев. Татары осмелели, никто не мог гарантировать, что батальону не придется с ходу идти в бой. Усталые солдаты на выбившихся из сил лошадях много не навоюют. В штабе это прекрасно понимали.
Над генералами принято смеяться, писатели и кинорежиссеры любят выставлять их в дураках. Дескать, победу в итоге одержали вопреки идиотам в штанах с большими красными лампасами. Те, кто пишет или снимает такое, выставляет себя в еще больших идиотах. Невозможно выиграть войну, а тем более сражение без умного и дальновидного командования, и большинство генералов не зря ест свой хлеб с икрой. Исключения, конечно, бывают. Но разве о них речь?
Миних и Ласси – полководцы от Бога. Они способны вести за собой людей, принять единственно верное решение в трудной обстановке, знают и понимают солдатские нужды. И самое главное: на них лежит тяжелейшая на свете ответственность за тех, кого приходится отправлять на смерть. Поверьте, это и впрямь неимоверно тяжело.
Поход наш был распланирован четко, продуман до мелочей. Возникали некоторые несостыковки, как без этого, но по большому счету все шло как задумано.
На привалах разбивался палаточный лагерь, выставлялись караулы. Капралы, пользуясь каждой минутой передышки, учили солдат.
По моей просьбе миниховская «Экзерциция пеша» была напечатана большим тиражом и разослана в войска. Это позволило избежать разночтений. Еще недавно в полках гуляли рукописные версии, среди которых не было ни одной одинаковой. Понятно, что об единообразии обучения тогда приходилось только мечтать. Теперь эта проблема решена. Петербургские типографии еще никогда не сталкивались со столь масштабным заказом, но все же смогли выполнить его в положенный срок. Каждый обер-офицер получил в пользование тоненькую книжицу устава. Только за это я мог с чистой совестью гладить себя по пузу.
На время отдыха офицеры селились в ближайшей деревне, в лагере оставались только дежурные. Ранним утром все собирались в штабной палатке, где Бирон или замещавший его премьер-майор Гампф «нарезали» задачи.
В один из таких дней я решил выполнить обещание и заглянуть на огонек к принцу.
Солнце клонилось к закату, все поручения выполнены. Набегался сегодня всласть, подметки горели и грозили отвалиться. Никогда бы не подумал, что должность адъютанта доставляет столько хлопот. По сути, я был ушами и глазами командира батальона: адъютанту полагалось находиться одновременно в двух-трех разных местах, обо всем знать, ничего не забывать. Но вроде пока справляюсь, и справляюсь неплохо. Неугомонный Бирон даже устал придумывать новые задания. Грех не воспользоваться благоприятным случаем и не отпроситься на часик-другой.
Узнав, что я хочу нанести визит вежливости принцу, Густав Бирон задумался. Пока он складывал в уме два и два, пришлось стоять перед ним навытяжку с зажатой под левой мышкой офицерской каской. Все строго по уставу. Пусть отношения у нас были лучше некуда, я хорошо понимал, что есть грань, переступать через которую не стоит. Подполковник ценил во мне это качество.
Поначалу я опасался, что он не одобрит сближения с Антоном Ульрихом. Вполне естественно, я и сам на его месте не обрадовался бы: какому начальству нравится, когда подчиненные посматривают в другую сторону? Но мне повезло. Обстоятельства и на этот раз сложились – лучше не придумаешь. Вспомнились слова Кирилла Романовича о моем зашкаливающем потенциале самореализации. Термин для русского уха жутко корявый, в переводе на нормальный язык означает, что если я начну биться головой в стену, то пробью в ней дырку. Фигурально выражаясь.
