– Не больше трех, товарищ полковник. Один залп мы всегда оставляем про запас, на самый крайний случай.
– Да я не собираюсь разносить весь город по камушкам, – пояснил командир отряда. – Можем мы пальнуть так, чтобы они забегали, как ошпаренные? Панику хочу организовать: здравствуйте, немцы, война пришла к вам! Соображаешь?
– Это можно, – ответил майор, поняв, что от него требуется. – И для этого не нужно трех залпов, хватит и одного, только не сосредоточенного, а рассеянного – по всей площади города. Каждая машина будет бить по своему квадрату, а не весь дивизион по одной цели. А если еще поставить взрыватели пятьдесят на пятьдесят – у половины снарядов на фугасное действие, у остальных – на осколочное, – то эффект будет впечатляющим.
– Вот и отлично, – обрадовался Темник, – это нам и надо! Готовь установки, майор, – сыграем немцам на «сталинском органе»[8] концерт по заявкам!
Вернувшись в дивизион, Гиленков с Дементьевым засели за карту и прикинули, по каким квадратам нанести удар – с тем, чтобы накрыть возможно большую часть Франкфурта и в то же время зацепить наиболее аппетитные (с военной точки зрения) цели. Дементьев быстро подготовил исходные данные и вывел установки на огневую позицию. Руководить стрельбой комдив решил сам, и Павел понимал друга: на его месте он поступил бы точно так же. Наведение «бээмок» не заняло много времени, и по взмаху руки Гиленкова реактивные мины огненной стаей сорвались с направляющих и с воинственным курлыканьем понеслись к цели.
Когда-то в детстве маленький Павел видел, что происходит в муравейнике, если его разворошить веточкой, и запомнил шуршащий шелест тысяч потревоженных муравьиных ног. Что-то похожее он увидел и сейчас: в городе протяжно завыли сирены, загудели гудки заводов и фабрик, на улицах суетливо заметались машины и люди.
«Вы бомбили наши города, – думал Дементьев, глядя на столбы огня и черного дыма, вставшие в разных частях Франкфурта, – а теперь наши снаряды рвутся на ваших улицах. Как, нравится? Вы хотели войны – вы ее получили, с доставкой на дом!»
После залпа они с Гиленковым еще немного постояли на берегу Одера, и Юрий, задумчиво глядя на растревоженный, сердитый город, сказал:
– А вот теперь, Паша, начнется для нас самое опасное и трудное – второе отделение концерта по заявкам. И если к вечеру не подойдет подмога, нам придется кисло. Ну что ж, будем держаться. И дай нам, боже, силы и удачи, чтобы благополучно выбраться из этой западни, куда мы влезли всеми четырьмя лапами, и остаться в живых…
* * *
Гиленков не ошибся: немцы начали стягивать на правый берег Одера значительные силы, чтобы ликвидировать плацдарм, захваченный отрядом Темника, – срыть трамплин для прыжка русского медведя за Одер. На передовой подвижный отряд обрушились части 5-го горнострелкового корпуса СС, не успевшего занять оборону в «панцерверке» Мезеритцкого укрепрайона и теперь пытавшегося наверстать упущенное у Кунерсдорфа, сборная солянка из остатков растрепанных пехотных и танковых дивизий, рота власовцев и туркестанский батальон. Дрались отчаянно, в бою участвовали все – и штабы, и даже санчасть. Расстреляв весь боезапас, танкисты открывали люки и забрасывали наседавших эсэсовцев гранатами. Дивизион «РС» несколько раз отбивал атаки, сметая атакующих прямой наводкой и засыпая поля Кунерсдорфа их обгорелыми трупами.
К середине дня ожесточенность боя возросла. В воздухе появилась немецкая авиация (от чего солдаты Темника успели уже отвыкнуть), началась бомбежка. Гиленков убрал «БМ» в ближайший лес и приказал их замаскировать: снаряды кончались, у «катюш» оставался только неприкосновенный запас – один залп минами, уже подвешенными на направляющих. Держались до вечера, и продержались – к вечеру бой стал стихать. Оборона устояла, однако опытные русские офицеры, прошедшие всю войну, понимали: еще на один такой бой сил уже не хватит. Понимал это и полковник Темник.
– Еще сутки мы, может, и продержимся, – угрюмо сказал он, собрав всех офицеров, – отбиваясь из последних сил. Но нам нужны солярка, бензин и снаряды, которых взять негде – и так уже ездим на трофейном горючем, а немецкие снаряды к нашим пушкам не подходят. Мы полуокружены, и если до утра не выберемся из этого мешка, окружение станет полным, и тогда…
Он не договорил – все и так прекрасно знали, что будет тогда. Главные силы корпуса все не показывались, а собственные силы отряда были на исходе.
– Значит, так, – подытожил командир отряда, – ищем слабое место, прореху в мешке, через которую можно выскользнуть. Отправляем разведку.
В ночь на пятое февраля на разведку направилась группа старшего лейтенанта Ухова. Вернулась она только под утро и сообщила, что обнаружила небольшую лощину, не занятую немцами, и что по этой лощине вполне смогут пройти и танки, и колесные машины.
– Выступаем немедленно, пока не рассвело, – распорядился Темник. – Первыми пойдут колесные машины и артиллерия, за ними танки и самоходки подполковника Хватова. Прикрывать отход будет батальон капитана Бочковского.
Шли в полной темноте, не включая фар, и прошли уже половину пути, когда немцы, услышав в ночи шум моторов, спохватились и открыли артиллерийский огонь. Они стреляли наугад, вслепую, пока не причиняя вреда, однако с рассветом их огонь стал прицельным, и тяжелее всего пришлось самоходчикам, замыкавшим прорывающуюся колонну. В машину Хватова попал тяжелый снаряд, и подполковник погиб – сгорел вместе со всем экипажем.
Но еще солонее пришлось батальону Бочковского, прикрывавшему отход. У Володи осталось всего тринадцать танков из тридцати, с которыми он начал рейд к Одеру, и только полроты пехотинцев-десантников. Когда отряд Темника уже выходил из опасной зоны, теряя под жестоким огнем немецкой артиллерии концевые машины, Бочковский понял, что ему этот огненный коридор не пройти. Он развернулся в противоположном направлении, введя в заблуждение и немцев, и самого Темника, выскочил на шоссе, идущее вдоль Одера, отмахал по нему километров двадцать и еще раз резко свернул в сторону. Смелых удача любит – расшибая последними снарядами кидавшиеся на него «пантеры» и сметая заградительные отряды немцев, батальон на последних каплях горючего вырвался из окружения.
За этот бой Владимира Бочковского представили ко второй Золотой Звезде Героя, но, как это часто случается, по иронии судьбы (а точнее – по прихоти начальства) он получил орден Суворова II степени. «Заслужил одну награду – дали другую. А могли бы и вообще ничего не дать», – философски заметил по этому поводу Юра Гиленков, и был абсолютно прав.
Раздосадованный противник преследовал отряд Темника, но тут наконец-то подошли части восьмого механизированного корпуса генерала Дремова. Двадцатая и двадцать первая мехбригады во встречном бою отбросили немцев – потрепанный передовой отряд вздохнул с облегчением.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
