Темно и глухо. Злая ночь. Подмастерью вдруг стало холодно. Ветер выдувал последнее тепло из шерстяного плаща, снежная крупа хлестала словно кнут – жестко и зло. Из темноты веяло страхом. Обморочным, жутким, пробиравшим до самого дна души. Фарах снова оглянулся, пытаясь понять, что происходит, и почувствовал, как каждый волосок на его теле встал дыбом от ужаса.
Он замер на месте, не зная, что делать: то ли возвращаться к фонарю, искать школяра, то ли идти дальше, к дому ученого. Возвращаться не хотелось. Там – неизвестность. Куда пропал школяр, – знать не хотелось. Наконец, подмастерье решил, что лучше всего будет пойти к дому Ламераноса, надеясь, что его издалека приметит стражник. Он глубоко вдохнул, собираясь с духом. В этот момент фонарь за его спиной ярко вспыхнул и тут же погас.
На улицу обрушилась тьма. Она придавила Фараха плотным покрывалом, пригнула к земле. Дыханье перехватило. Подмастерье присел, как от удара и замер, не решаясь пошевелиться. Страх навалился сверху, из темноты. Сначала оглушил, потом заставил замереть сердце, и пополз ледяной струйкой между лопаток вниз, к пояснице.
Мертвая тишина окутала улицу. Даже ветер притих, словно тоже испугался ночи. Мир замер, выжидая. А потом сердце Фараха очнулось и заколотилось в ребра так, словно хотело выскочить наружу. Подмастерье замычал от ужаса, и не в силах справиться со страхом, плашмя упал на землю, ткнувшись лицом в мокрый снег.
Это его и спасло. Темнота полыхнула огнем, и яркая молния бесшумно лизнула стену дома прямо над головой Фараха. В яркой вспышке, на секунду осветившей улицу, он увидел два темных силуэта замерших у соседнего дома.
Тело отреагировало само по себе. Животное начало вязло верх над разумом, и мир утонул в белой волне. В краткий миг вспомнилось все, что уже было: и темнота, и вспышки молний и предсмертный хрип Танвара…
Пока голова вспоминала, тело двигалось. Фарах, на секунду потерявший себя, очнулся только на перекрестке. До него подмастерье добрался в один миг. Он не помнил, как вскакивал, разворачивался, бежал. Казалось – вот лежит, распластавшись на снегу. И сразу – летит по улице, шарахаясь из стороны в сторону.
Из темноты, наперерез метнулась тень. Школяр! Раскинув руки, он бросился на Фараха, стремясь поймать, удержать, остановить… Подмастерье отпрянул в сторону, но парень оказался быстрее, прыгнул следом, цепляя руками за плечо… Подмастерье с разбега ткнул пятерней ему в грудь, вложив в удар всю силу, выплеснув весь страх, в кратком мгновенье ненависти. Из-под растопыренных пальцев плеснуло белое пламя и школяр, сбитый с ног резким ударом, покатился по снегу.
Фарах перепрыгнул через него бросился в ночь. Он бежал изо всех сил, наугад, не видя дороги, не думая о ней. Мчался вперед, спасая свою жизнь, и в голове колотилась только одна мысль – быстрее, быстрей! А за ним по пятам мчался ужас. Он летел по ночным улицам следом за жертвой, холодя затылок и отвратительно воняя горелой плотью. Фарах знал: стоит остановиться, и ужас тотчас догонит его. Скует ледяной цепью, повалит на землю и будет держать пока не придут они – Жрецы Темного Пламени, устроившие за своей жертвой настоящую охоту. И подмастерье летел сквозь ночь на крыльях отчаянья, страшась даже подумать о том, что может споткнуться о камень или поскользнуться на льду.
Выбежав к площади, он почувствовал, что незримый ужас отстал. Фарах, уже пришедший в себя, перешел на шаг. Пытаясь отдышаться, он шумно сопел и жадно хватал ртом морозный воздух. Шел быстро, иногда оборачивался, чтобы бросить в темноту быстрый взгляд.
Темные искали его, Фарах был в этом уверен. Холодный ночной ужас – это их темная воля, страшное колдовство "высматривающее" жертву. С помощью этой злой воли, Темные пытались определить, куда направился Фарах. Он понимал, что еще ничего не кончилось. Ему удалось немного опередить преследователей, оторваться от них, но и только. Темные идут следом, они "почуют" его, если подберутся ближе. Нельзя останавливаться, нельзя!
Теперь на площади горел только один фонарь. Под ним стояло трое людей. В одном из них Фарах опознал фонарщика, разумеется, по короткой лестнице, – ее фонарщик держал под мышкой. Наверно, гасил фонари, да остановился поболтать с прохожими. Похоже, горожане действительно чем-то встревожены, раз до сих пор не разошлись по домам. Все спорят…
У Фараха мелькнула мысль – подойти к людям, прибиться к компании, вступить в разговор. Может, Темные не посмеют напасть при свидетелях. И тут же пришла уверенность – посмеют. Еще как. Что им три горожанина? Размажут по стенкам вместе с жертвой. Нет. Это не выход.
Не зная что делать, подмастерье оглянулся и поежился. Холодный ужас остался позади, но он метался по улицам, высматривая свою жертву, и не собирался отступать. До подмастерья доносились незримые волны холода, расходившиеся от колдовства темных жрецов. Они искали его, подбирались все ближе, как гончие, напавшие на след.
Заныл затылок, словно предупреждая, – скоро враги будут здесь. Темные шли следом, уверенные в том, что жертва не ускользнет. Они – охотились. И на этот раз рядом не было Жрецов Огня, чтобы защитить глупого мальчишку.
Пошел снег. Густой и плотный, он падал с темных небес сплошной стеной, затягивая площадь белым полотнищем. Фонарь превратился в мутное дрожащее пятно, горожане подняли воротники, но не прекратили разговор. Обходя их стороной, Фарах нагнулся, ухватил горсть снега и бросил в рот, освежая пересохшее горло. Надо бежать. Прятаться.
Не сбавляя шага, подмастерье прикинул, где ближайший Храм. Далеко. По всему выходило, что это Великий Храм Таграма, который стоит около королевского дворца. Можно попытаться пробиться к нему. Но до него далеко, да и не пустят его в Великий Храм. Стражники отдубасят ночного приблуду так, что Темным не нужно будет добивать. Но есть еще приют!
Фарах пошел быстрее, к повороту на знакомую улицу, ругая себя за то, что не вспомнил сразу о своем новом доме. Конечно, как он мог забыть! Ведь там воспитатели и Састион. Да и старшие воспитанники тоже не пальцем деланы. Встретят врага – как надо. Там Темным его не достать. Не зря же они выманили его из приюта, – побоялись связываться со всеми сразу…
В приюте можно укрыться. Нажаловаться Састиону, поднять на уши ребят. А с утра – в Великий Храм. К Эшмару Каван-Сарскому, на поклон. Пусть знает – Темные по-прежнему в городе. Да, именно так и следовало поступить. Придя к такому решению, подмастерье оглянулся, и припустил бегом по знакомой улице. Следовало торопиться.
До приюта оставалось всего пара поворотов, когда Фарах снова почувствовал знакомую холодную волну. Он остановился, прижался к стене, и затаил дыхание, стремясь стать незаметным. Его снова искали. Но на этот раз источник ужаса находился впереди – у приюта. Почувствовав это, Фарах развернулся и со злостью ударил по стене кулаком, да так, что слезы брызнули из глаз. Конечно. Его там ждали. Караулили, небось, у самого входа. И как только он появится… Никто не успеет ничего понять. Вспышка молнии – и все. За что! Ну, за что? Фарах поднял лицо к ночному небу, наглухо затянутому темными тучами. Ни единой звезды, ни единой! Только снег валит без остановки, словно тучу вспороли ножом… Ему хотелось завыть, подобно распоследнему собачьему сыну – от страха и тоски. Идти в приют было нельзя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
