Уйпешт к тете Юлиш, а Шани как раз собирался на работу. Дверь в кухню была открыта. Неожиданно Шани услышал какое-то кряхтение. Он совсем было вышел из дома, но случайно заглянул к старику и увидел такую картину: он сидел на полу, прислонившись к кровати…
— Но что с ним, мама, скажите, что с ним?..
— Вот я и говорю… У него сильные боли. Шани сразу же позвонил в больницу, пришла докторша, осмотрела его и сказала, что это аппендицит. Сделала ему укол и вызвала «скорую помощь». Та вскоре приехала и увезла отца в больницу. Там его оперировали, но, когда разрезали живот, началось сильное кровотечение. Тогда врачи увидели, что это никакой не аппендицит, а что-то другое, более серьезное. Начали искать причину кровотечения…
— Мама, ради бога, скажите, что с отцом?!
— А я что делаю? Я об этом и говорю! Тогда бедняге разрезали весь живот и обнаружили, что кровь идет из селезенки… Оперировали селезенку…
В этот момент телефонистка со станции подключилась и спросила:
— Говорите?
— Да, да, разговариваем, девушка! Пожалуйста, не перебивайте нас, у нас важный разговор… — попросил я.
— Я говорю… — продолжала перепуганная теща, — но нас все время перебивают. Словом, дети, приезжайте немедленно, если хотите застать отца в живых… — И она заплакала.
Марта разрыдалась и потребовала, чтобы мы немедленно выехали в Будапешт. Я начал объяснять ей, что без разрешения командования не имею права уехать с авиабазы, а разрешение на такую поездку может дать только командир полка. Убеждал, что отец в больнице, за ним следят врачи, что необходимости в немедленном отъезде нет, так как мы все равно ничем не сможем ему помочь. А утром я схожу к полковнику, получу разрешение на выезд, и мы уедем на нашей «шкоде».
— Ты всегда был таким бессердечным! — напала на меня жена. — Никогда ни о ком не думал, не беспокоился, разве что о себе самом. Бедный старик, может быть, воспрянет духом, когда увидит нас, меня…
Марта начала бросать что-то в чемодан, сказав, что поедет поездом.
— На поезд ты уже не попадешь, опоздала, — сказал я ей.
— Тогда я поеду на попутной машине.
Когда Марта подошла к двери, я остановил ее, взял за руку, привел обратно в комнату. Обхватив голову руками, она горько плакала.
Утром, получив разрешение полкового командира, я гнал машину по шоссе. В больницу мы поспели сразу же после врачебного обхода.
Я разыскал главного врача.
— Ну что я вам могу сказать… — начал уклончиво главврач. — Будем надеяться… Видите ли, в его возрасте все возможно. — Он пожал плечами. — У человека в семьдесят четыре года организм ослаблен, сопротивляемость равна нулю, к тому же у вашего родственника плохое сердце… Мы его оперировали. Он был на волоске от смерти. Надеюсь, вы меня понимаете? Будем надеяться…
Вид у тестя был действительно плохой. Лицо серое, осунувшееся. От множества уколов он находился в полубессознательном состоянии, и я не осмелился даже заговорить с ним. Меня он не узнал.
По дороге домой я думал о том, что мой тесть, который был для меня вторым отцом, видимо, долго не протянет. Заехали к теще в Эржебет, где она жила с другой дочерью.
С этого дня я только и делал, что мотался на машине, не зная ни покоя, ни отдыха. Делал я это охотно, так как любил тестя, а если бы даже не любил, все равно сделал бы это ради Марты.
У старика было четверо детей и всех их он поставил на ноги, хотя был простым каменщиком. Все они были одинаково дороги ему, но Марту он любил все же больше всех. Марта платила отцу тем же. Таких людей, как дядюшка Берци, не часто встретишь на белом свете. О себе он рассказывать не любил. И все, что я постепенно узнал о его жизни, рассказала мне Марта. Был он очень простым, скромным и в то же время смелым человеком.
В войну здание местной школы было разрушено бомбой. Каменщики и плотники сделали кое-что на скорую руку, но потом бросили все и стали расходиться по домам. Дядюшка Берци, мой будущий тесть, долго уговаривал рабочих не бросать работу, но они только посмеялись над ним.
Тогда старик взобрался на леса и стал выкладывать стены, пока не кончился раствор и кирпичи.
Мы, детвора, стояли и глазели, как он работает.
— Ну, ребята, хотите учиться в школе? — спросил нас дядюшка Берци.
— Учиться? А где?.. — удивились мы.
— Ну, не вешайте носы!.. Если на вас порвется одежда, вы что будете делать? Голышом же не будете бегать, а? Не захотите же вы превратиться в обезьян? На таких вы не похожи…
Первым из нас заговорил тогда Моравец.
— Пошли, ребята, поможем ему! — сказал он. — Разведем раствор, наносим кирпичей…
— Отец, а куда другие рабочие ушли? — поинтересовались мы у дядюшки Берци.
— А, видите ли… Погоня за золотом… В центре богатые господа расплачиваются с рабочими золотой монетой и, конечно, поесть дадут… фасолевого супа. У меня тоже есть дети, и им нужно учиться. А что будет, если все будут гоняться только за монетой?!.
В полдень дядюшке Берци принесли поесть жиденького супца. Он сидел и ел суп, а его дочка сидела рядом на ящике, в котором мы замешивали раствор. Я начал разглядывать девчонку. У нее было худое, продолговатое лицо и большие серые глаза. Сидела она, вроде бы ничем не интересуясь, однако вскоре я поймал на себе ее взгляд. Одета она была бедненько, но я и тогда успел рассмотреть, что она совсем недурна.
После обеда я подошел к ней и предложил проводить ее до улицы Надькёреш. А потом мы шли по шпалам железнодорожной ветки. Жила она на самой окраине города. По дороге мы разговорились, и я узнал, что дочка дядюшки Берци много читает, обожает кино. Отец уже водит ее на рабочие собрания, и она является даже членом Союза рабочей молодежи. Последнее меня тогда не очень интересовало, потому что отец мой был квалифицированным инструментальщиком и хорошо зарабатывал. По большим праздникам отец ходил в церковь.
— Во что-то человек обязательно должен верить, — говорил он и, напялив на голову черный цилиндр, шел к обедне.
Выписывали мы в ту пору только газету «Пештские новости», и потому известия о самых опасных политических событиях, происходивших в мире, не попадали в нашу квартиру.
Когда началась весна, Берци, привел с собой несколько рабочих, и они таки отремонтировали школу. А я с тех пор стал регулярно навещать Марту. Забравшись куда-нибудь в укромное местечко, мы целовались с Мартой.
