Эти признания Николаевского дорогого стоят, потому как он совершенно случайно, абсолютно неосознанно — готов за это поручиться — охарактеризовал воистину неповторимый почерк... британской разведки при проведении активных пропагандистских акций на базе конфиденциальных и секретных документов противника. Ни одна разведка в мире не умеет так работать с добытыми агентурным путем секретными документами противника — на грани 100-процентной их достоверности, изменяя всего лишь самую что ни на есть микроскопическую их долю, которая, однако, переворачивает весь смысл документа. Проще говоря, никто в мире, кроме британской разведки, не умеет из абсолютно достоверного на все 100 % секретного документа противника сделать документ 99,99 % достоверности! Но сделать так, чтобы получился совсем иной смысл или, по меньшей мере, ненавязчиво сложилось бы впечатление о некоем ином, подспудном смысле этого документа! И даже такой «дока», как Николаевский, и тот попался на эту удочку. Ему и в голову-то не пришло, что никакой специальной дезинформационной игры Сталин в то время не устраивал. И даже не помышлял об этом. Наоборот, именно в то время он стремился к альянсу с западными демократиями, рассчитывая — увы, как оказалось, безуспешно — на совместные с ними усилия по укреплению коллективной безопасности в Европе в целях противодействия воцарившемуся в Германии агрессивному нацизму. Зачем ему в то время, когда он стремился заключить договора о взаимопомощи с Францией и ее союзниками, а Польша была главным союзником Парижа в Восточной Европе, пытаться сговориться с гитлеровцами о разделе Польши?! Тем более, если учесть, что у СССР уже имелся договор о ненападении с Польшей, к тому же продленный именно в это время еще на пять лет!
Естественно, что Борис Иванович Николаевский не мог в те времена знать, что с начала 30-х гг. у британской разведки появился один из наиболее ценнейших в предвоенный период агентов в СССР, который работал в секретариате члена Политбюро А. И. Микояна! Через руки этого агента проходила вся секретная документация Политбюро и еще многое другое, не менее секретное! Вербовал этого агента — его имя и фамилия до сих пор не разглашаются — региональный резидент МИ-6 по Восточной и Центральной Европе (штаб-квартира была расположена в Праге) майор (впоследствии полковник) Гарольд Гибсон.
Советская разведка дважды вычисляла этого агента по характеру передававшейся им информации (он большей частью передавал секретную информацию мобилизационного характера). Первый раз еще в 1936 г. благодаря одному из наиценнейших агентов из числа «кембриджской пятерки» Д. Маклейну (Маклину). Увы, связанный с оппозицией глава НКВД Г. Ягода «утопил» этот сигнал в недрах Лубянки. Тогда гроза миновала агента британцев. Второй раз в 1940 г. и также благодаря выдающемуся представителю «кембриджской пятерки» — Антони Бланту. Но в то время НКВД возглавлял выдающийся ас разведки и контрразведки И. П. Берия, и сигналу был дан ход. Вскоре агент был вычислен и поставлен к стенке.
Почему историю с этим агентом следует иметь в виду, наряду, естественно, с указанной выше историей с сестрами Коган? Да потому, что среди оказавшихся после Второй мировой войны в руках американцев якобы подлинных документов Политбюро фигурируют документы не только 1934 и 1935 гг., но и документы 1931 г. А это и есть ориентировочное время вербовки Г. Гибсоном упомянутого агента. Естественно, как это принято в любой разведке, вербовка всегда закрепляется не только согласием — письменным или устным — на сотрудничество со спецслужбой, но и передачей соответствующих документальных материалов (либо иной важной информации, в том числе и устно). Вот так в том массиве документов, которым пользуется Милтон Ловенталь, и оказались слегка подправленные британской разведкой протоколы постановлений Политбюро от августа 1931 г.!
В кругах западных советологов все эти документы известны, в том числе, естественно, и британским ученым, включая и тех, кто, как и их заокеанские коллеги, связан со спецслужбами. Однако британская разведка умеет хранить свои тайны и потому никак не реагирует на циркуляцию упомянутых документов. Фальшивки и сейчас выгодны, особенно в преддверии 70-летия подписания советско-германского договора о ненападении.
И в заключение еще об одном замечании Б. И. Николаевского. Помните, он упомянул Вену, подчеркнув, что если документы поступают оттуда, то это однозначно подложные документы. Вспомним также и сетование Сталина о том, что секретные документы утекают в Берлин, Париж и Варшаву. Все дело в том, что в кругах белой эмиграции активно орудовали целые фабрики по изготовлению фальшивок. Наиболее «продуктивные» фабрики по изготовлению фальшивок функционировали как раз в Берлине (главарь Дружеловский) и в Вене (главарь Якубович). Кроме того, аналогичные «производства» фальшивок были налажены в Лондоне — под руководством Синклтона и в Китае — под руководством Кедроливанского. Практически все эти фальсификаторы состояли на службе у разведок стран проживания, а многие умудрялись быть еще «многостаночниками» — служили разведкам сразу нескольких государств. Более того, все они, как правило, были тесно связаны с влиятельными политическими кругами стран проживания, от которых получали соответствующие заказы и которым поставляли необходимые «документы». Наиболее заметной, активной и скандальной среди этих «фабрик» фальшивок было «Братство Русской Правды» во главе с Владимиром Григорьевичем Орловым[303].
Судя по всему, изготовление фальшивых протоколов Политбюро не обошлось без Орлова. Потому что только он из всех мастеров документальных фальсификаций наиболее виртуозно владел не только самим этим дурно пахнущим «искусством», но и подлинными реалиями документального делопроизводства в СССР, не говоря уже о том, что и русским языком, в том числе и с поправками на новояз Советского Союза того времени. Вот что конкретно стоит за проанализированным мифом.
Сталин не пытался вступить в тайный сговор с Гитлером в середине 30-х гг. ради организации четвертого раздела Польши. Более того. Протоколы Политбюро 1934 — 1935 гг., на которых построен этот миф, — фальшивки, но, выражаясь словами Николаевского, «совершенные весьма осведомленными лицами и очень умело выдержанными в определенном смысле». А в каком смысле — и так понятно.
Еще в середине 1930-х гг. Сталин пытался вступить с Гитлером в тайный сговор и заключить с ним новый договор о ненападении, для чего с тайной миссией направил в Берлин в качестве торгпреда своего старого друга Д. Канделаки.
Для начала отметим, что наличие такого мифа уже являет собой убедительное доказательство того, что Сталин не имел никакого отношения к приводу Гитлера к власти в Германии. Если в середине 1930-х гг. он якобы пытался вступить в тайный сговор с Гитлером, то, значит, что до этого никакого сговора, в том числе и о пособничестве в приводе его к власти в Германии, категорически не было. Но разве такие элементарные вещи растолкуешь любителям «жареного»?
Что же до самого упомянутого в названии мифа, то в его возникновении повинно столь громадное количество различных деятелей, что всех перечислить просто невозможно. Вполне достаточно будет ограничиться упоминанием имени главного реаниматора этого мифа в позднесоветские и первое постсоветское время. Это известный историк-германист и публицист Лев Александрович Безыменский. Именно он реанимировал данный миф на страницах своих многочисленных статей и книг, хотя, как специалист, прекрасно знал всю его подноготную, которая, к слову сказать, в случае ее серьезного, профессионального освещения не давала оснований для крупномасштабных пропагандистских спекуляций. Увы, но Л. А. Безыменский не удержался. А вслед за ним не удержались и многие другие, профессионально не желающие «зрить в корень». И поскольку нам с ними не по пути, то в корень-то мы все-таки заглянем.
Итак, едва только Великобритания привела Гитлера к власти, как тут же, несмотря на пролонгированный Гитлером еще на пять лет договор о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г., началось резкое ухудшение германо-советских отношений. За 11 месяцев только 1933 г. советское посольство в Берлине направило МИДУ Германии 217 нот протеста. Иные посольства за всю историю своего существования не представляли ни одной такой ноты, а тут — целых 217 всего за одиннадцать месяцев одного года. То есть по 20 нот ежемесячно, а за вычетом выходных и праздничных дней обоих государств едва ли не каждый день.
Очень сильно пострадали торгово-экономические отношения между двумя государствами. Только за первую половину 1933 г. советский экспорт в Германию сократился на 44%. То же самое происходило и далее, причем в еще больших размерах. Одновременно резко сократился и германский экспорт в СССР. Торговое соглашение между Германией и СССР от 2 мая 1932 г. было объявлено гитлеровским правительством недействительным. А ведь торгово-экономические отношения СССР с Германией были едва ли не стержнем всей системы внешнеэкономических связей Советского Союза того времени.
