Вспоминая о назначении Гиммлера командующим группой армий «Висла», начальник генерального штаба Г. Гудериан писал: «Фюрер утверждал, что Гиммлер хорошо проявил себя в качестве командующего группой армий «Верхний Рейн» и что под его началом находится Резервная армия; следовательно, он в любой момент может вызвать подкрепления… Это нелепое предложение повергло меня в ужас».
В своих мемуарах Гудериан писал: «Что же могло заставить Гиммлера, полного невежду в военном деле, лезть на новую должность? То, что он ничего не понимал в военных вопросах, было известно не только ему, но также и нам, и Гитлеру. Что же побудило его стать военным? Очевидно, он страдал чрезмерным тщеславием. Прежде всего, он стремился получить рыцарский крест. Кроме того, он, как и Гитлер, недооценивал качества, необходимые для полководца… Он безответственно взялся за выполнение непосильной для него задачи, а Гитлер безответственно возложил на него эти обязанности».
По словам Гудериана, приступив к новым обязанностям Гиммлер «отдал приказ об оставлении Торна (Торунь), Кульма (Хелмно) и Мариенвердера (Квидзинь)… Такое самоуправство Гиммлера привело к потере оборонительного рубежа на Висле. Теперь противник в течение нескольких дней мог отрезать от фронта армию, находившуюся восточнее реки… В штабе Гиммлера уже давала знать плохо организованная работа; не работала связь. Об этом я доложил Гитлеру. Но он не обратил никакого внимания на мое замечание».
Р. Мэнвелл и Г. Френкель писали, что новая «штаб-квартира Гиммлера на восточном фронте расположилась в Фалькенбурге, на роскошной вилле, принадлежавшей руководителю Германского трудового фронта Роберту Лею. Здесь рейхсфюрер зажил привычной для себя размеренной жизнью государственного служащего, которому все равно, что строчить отчеты, что руководить боевыми действиями. Он вставал между восемью и девятью часами утра и делал массаж либо у Керстена, если тот оказывался на вилле, либо у Гебхардта, чья частная лечебница находилась неподалеку в Гогенлихене. Между десятью и одиннадцатью часами Гиммлер просматривал боевые сводки и принимал решения. После обеда он отдыхал, потом снова совещался со своими штабными офицерами. К вечеру Гиммлер уже не мог сосредоточиться, поэтому после ужина сразу ложился. После десяти часов вечера рейхсфюрер обычно уже спал». Узнав, что Гиммлер не может работать по ночам, как работали Гитлер и Борман, последний написал своей жене: «Гиммлер пришел в ужас от нашего нездорового образа жизни. Он говорит, что должен ложиться спать не позже полуночи. А мы работаем до четырех утра, хотя утром спим немного дольше».
Однако сибаритскому образу жизни Гиммлера пришел скоро конец. 13 февраля 1945 г. на совещании у Гитлера Гудериан предложил предпринять наступление на советские позиции в Западной Пруссии. Гудериан вспоминал: «Я понимал, что как Гитлер, так и Гиммлер будут решительно выступать против моих предложений, так как они оба испытывали инстинктивный страх перед этим решением, выполнение которого должно было показать явную неспособность Гиммлера как командующего. Гиммлер в присутствии Гитлера защищал точку зрения, что наступление необходимо отложить, так как незначительная часть боеприпасов и горючего еще не поступила на фронт». На самом деле войска группы «Висла» получали все необходимое. Генерал Вестфаль позже утверждал: «Гиммлер получал больше снаряжения, чем другие участки фронта, так как все боялись, что в противном случае он позвонит Гитлеру и потребует направить все эшелоны с боеприпасами и снаряжением на свой участок фронта».
Протестуя против затяжки наступления, Гудериан заявил: «Мы не можем ждать, пока разгрузят последнюю бочку бензина и последний ящик со снарядами. За это время русские станут еще сильнее». Кроме того, Гудериан потребовал, чтобы к Гиммлеру прикомандировали генерала Венка, «иначе нет никакой гарантии на успех в наступлении». На это Гитлер ответил: «У рейхсфюрера достаточно сил, чтобы справиться самому». Гудериан возражал: «У рейхсфюрера нет боевого опыта и хорошего штаба, чтобы самостоятельно провести наступление. Присутствие генерала Венка необходимо». Гитлер возмущенно выкрикнул: «Я запрещаю вам говорить мне о том, что рейхсфюрер не способен выполнять свои обязанности». Гудериан же твердил: «Я все же должен настаивать на том, чтобы генерала Венка прикомандировали к штабу группы армий, и чтобы он осуществлял целесообразное руководство операциями».
После бурной двухчасовой дискуссии Гудериану удалось преодолеть яростные протесты Гитлера, и тот принял план начальника штаба сухопутных сил. Повернувшись к рейхсфюреру СС, Гитлер сказал: «Итак, Гиммлер, сегодня ночью генерал Венк приезжает в ваш штаб и берет на себя руководство наступлением». Однако по пути к Гиммлеру Венк попал в автомобильную аварию и в тяжелом состоянии был доставлен в госпиталь. Вместо него к Гиммлеру был направлен генерал Кребс.
Приказ о наступлении поверг Гиммлера в нервное расстройство. 17 февраля Гиммлер вернулся в Гогенлихен, в клинику Гебхардта. По словам Мэнвелла и Френкеля, «пребывая на грани нервного срыва», Гиммлер «отдал своим войскам нелепейший приказ: «Вперед по грязи! Вперед по снегу! Вперед днем! Вперед ночью! Вперед за освобождение нашей германской земли!»
Начавшееся 17 февраля наступление быстро захлебнулось. 24 февраля на позиции немецко-фашистских войск стали наступать войска 2-го Белорусского фронта. 26 февраля они вклинились в немецкую оборону на 50 километров в глубину и 60 километров в ширину. Маршал Советского Союза Рокоссовский вспоминал: «Отходящему противнику все же удалось занять заблаговременно подготовленный Гданьско-Данцигский укрепленный район… Данциг – сильнейшая крепость. Прочные, хорошо замаскированные форты держали всю местность под обстрелом своих орудий. Старинный крепостной вал кольцом охватывал город. А перед этим валом – внешний пояс современных капитальных укреплений. На всех командных высотах – железобетонные и камнебетонные доты. Система долговременных сооружений дополнялась позициями полевого характера, а территория, прилегавшая с юга и юго-востока, затапливалась. Не менее сильными были укрепления и на подступах к Гдыне, являвшейся тоже первоклассной крепостью. Сухопутная оборона подкреплялась огнем с моря: в Данцигской бухте стояли шесть крейсеров, тринадцать миноносцев и десятки более мелких кораблей. Нужно было учитывать и то, что, преодолев все укрепления, нам придется еще штурмовать и сами города, где каждый дом превращен в огневую точку». Рокоссовский замечал, что противнику также «помогали условия местности и весенняя распутица. Отступая, гитлеровцы разрушали и минировали дороги, спустив плотины, затопляли целые районы».
Гиммлер прилагал усилия, чтобы удержать Данциг и другие города Гданьской бухты с помощью привычных для него репрессивных мер. Мэнвелл и Френкель писали: «В последние дни германского правления в Данциге деревья на Гинденбургской аллее превратились в виселицы для молодых парней с табличками на шее: «Я повешен за то, что оставил свою часть без разрешения». Такие меры в это время применялись повсюду в гитлеровской армии, и Геббельс выражал удовлетворение ими. Он записал в дневнике 12 марта: «Я докладываю фюреру о радикальных методах, применяемых Шёрнером… Дезертиры не находят пощады. Их вешают на ближайшем дереве, а на шею прикрепляют щит с надписью: «Я дезертир. Я отказался защищать германских женщин и детей, и за это повешен». Такие методы, естественно, действуют».
Как только войска 2-го Белорусского фронта подошли к оборонительным укреплениям Данцига, Рокоссовский принял решение начать штурм Данцига, не тратя времени на перегруппировку войск. 14 марта штурм начался. К 22 марта войска 2-го Белорусского фронта прорвали оборонительные рубежи Дацигско-Гдыньского укрепленного района, овладели городом Сопот и вышли к побережью Данцигской бухты. 28 марта была взята Гдыня. 30 марта был завершен разгром данцигской группировки, а Данциг был взят.
В ходе Восточно-померанской операции войска 1-го Белорусского фронта уничтожили более 75 тысяч немецких солдат и офицеров, захватили большое количество боевой техники врага, взяли в плен свыше 27 тысяч солдат и офицеров, захватили 188 танков и штурмовых орудий, а также другие трофеи.
Гудериан вспоминал: «После ранения генерала Венка Гиммлер совершенно растерялся, когда началось наступление из района Арнсвальде (Пила). Дела в его штабе ухудшались с каждым днем». Р. Мэнвелл и Г. Френкель утверждали: «Гиммлер вот уже несколько недель находился в состоянии близком к полной невменяемости. Появление советских войск в непосредственной близости от Берлина, угроза нового наступления, истерические упреки и приказы фюрера, которые он не мог выполнить, довели его до нервного срыва».
Характеризуя положение на фронте у Гиммлера, Гудериан писал: «Я никогда не получал ясных сводок с его фронта и поэтому не мог ручаться за то, что там выполняются приказы главного командования сухопутных войск. Поэтому в середине марта я выехал в район Пренцлау, в его штаб, чтобы получить представление об обстановке. Начальник штаба Гиммлера Ламмердинг встретил меня на пороге штаба следующими словами: «Вы не можете освободить нас от нашего командующего?» Я заявил Ламмердингу, что это, собственно, дело СС. На мой вопрос, где рейхсфюрер, мне ответили, что Гиммлер заболел гриппом и находится в санатории Хоэнлихен, где его лечит личный врач, профессор Гебхардт. Я направился в санаторий. Гиммлер чувствовал себя сносно; я в такой напряженной обстановке никогда не бросил бы свои войска из-за легкого насморка. Затем я заявил всемогущему эсэсовцу, что он объединяет в своем лице слишком большое количество крупных имперских должностей: рейхсфюрера СС, начальника германской полиции, имперского министра внутренних дел, командующего армией резерва и, наконец, командующего группой армий «Висла», Каждая из этих должностей требует отдельного человека, тем более в такие тяжелые дни войны, и хотя я ему вполне доверяю, все же это обилие обязанностей превосходит силы одного человека. Он, Гиммлер, вероятно, уже убедился, что не так-то легко командовать войсками на фронте. Вот почему я предлагаю ему отказаться от должности командующего группой армий и заняться выполнением других своих обязанностей».
