нас останешься?
– Эм…
– Хотя бы сегодня? Раз Чип болеет.
– Да ну… нет. Мне неудобно.
– Чип говорит, что неудобно спать на потолке. Знаешь, почему?
– М, дай подумаю. Наверное, одеяло падает?
Мелкая хохочет:
– Да, точно.
Я улыбаюсь.
– Я лучше домой пойду. Вдруг Чипу не понравится, что я у вас тут осталась.
– Ерунда! Он был бы рад. Ты могла бы спать в гостиной. Или со мной, у меня большая кровать. Или… ну… у Чипа кровать еще больше, кстати.
– Руслана! Хитрая маленькая сводница! – щелкаю по носику, усыпанному веснушками.
Девчонка улыбается.
– Ну и зря! Я вот люблю, когда меня Чип обнимает, если я болею. Он со мной телевизор смотрит и сидит весь день обычно, если я простываю. Ему тоже было бы приятно, если бы кто-нибудь с ним посидел. Но я не могу, мне завтра в школу. А тебе в школу не надо.
– Русь, ну прекращай… – морщусь, старательно гоня прочь мысль, что эта маленькая хитрюга права. Любому приятно болеть не в одиночестве. Но чтобы я пошла и улеглась под бок к Волкову? Как вообще это будет выглядеть со стороны? Неделю назад я ему такую речь задвинула, а тут: здрасте, подвиньтесь?! Нет, нельзя так, как бы сильно ни хотелось.
Удостоверившись, что Ру улеглась, порывисто целую девчонку в нос. Желаю ей “сладких снова” и выхожу из детской. Выключаю свет, закрывая дверь. Взгляд на лестницу, ведущую вниз, бросаю и перед уходом решаю заглянуть в комнату Вика. Вдруг ему что-то нужно?
Дверь в хозяйскую спальню приоткрыта. Я захожу, стараясь сильно не шуметь. В спальне густой полумрак, разбивает его только скупая полоска света, льющегося из коридора.
Взгляд сразу в фигуру Волкова упирается. Безошибочно. Судя по тому, как размеренно дышит и даже не шелохнулся – правда крепко спит. Лежит на боку, спиной к двери, скрестив свои сильные руки на груди. Как был в джинсах и футболке, так и отключился.
Все с ним хорошо. Развернуться бы и тикать. Но по странно-сентиментальному порыву я не ухожу сразу. Наоборот, прохожу в глубь комнаты, огибая кровать и осматриваясь. На спинку стула у окна накинут махровый плед. В комнате кажется зябковато, аж зубы клацать начинают. Долго не раздумывая, накрываю спящего Вика, накидывая и подтягивая плед до самого подбородка.
Помнится, в молодости мы почти каждую ночь, даже вопреки запретам ба, ночевали вместе. Волков, хитрец, поздно вечером пролезал ко мне в спальню через балкон и так же сматывался утром, как ни в чем не бывало заходя на завтрак уже официально через дверь. Так вот я всегда, и даже летом, спала под теплым одеялом, натянутым до макушки. Мерзла. Снежная королева – в шутку звал меня Волков. Сам же он вечно спал раскрытый! Горячий парень. Еще и со мной воевал, когда обнять хотел. А обнять он хотел всегда! Виктор из тех редких мужчин, кто любит спать в обнимку. Причем чем теснее прижал, тем спалось ему крепче. Волков был буквально зависим от обнимашек.
Любопытно, как он спит сейчас? Подушку обнимает? Или со временем его привычка сошла на нет? Если второе, то жаль. Хотя с чего бы тебе было жаль, Антонина? Не тебя же он будет обнимать. Ты ему границы очертила. Смирись.
Не понимаю, почему я все еще здесь. Почему все еще не ушла. Ноги отказываются. Смотрю на него в темноте, глаза уже привыкли, и только и могу думать о том, какой он красивый, засранец! Я таких красивых и при этом не смазливых мужиков больше не встречала. А может, внимания не обращала, не до того было.
Руки эти его, с вязью выступающих вен. Пальцы ловкие, длинные, умелые. Татушки – к месту все до одной! Выбеленные первой сединой виски, что делает его еще мужественней, и колючая щетина, о которую носиком хочется потереться. Поластиться, как кошке. Брови, что по умолчанию всегда немного хмурые, даже если он улыбается. Правильный, мужественный профиль. А губы? Боже, что творят эти губы, когда целуют! Все остальные мужчины не дотягивают. Этот идеален. Прекрасный, блин, генофонд. Смотрела бы и смотрела…
Сердце бухает в груди. Громко и безостановочно. Пальцы в кулаки сжимаю. До боли в суставах. Чем дольше нахожусь в его спальне, тем отчетливей понимаю: если еще хоть на мгновение задержусь – уже не уйду. Совсем. А так нельзя. Нужно быть последовательной в своих решениях.
Нужно. Да. Но я воюю с собой. Упрашиваю, уговариваю, умоляю. Твержу, что ничего хорошего из этого не выйдет, и все равно сил в себе оставить Вика не нахожу. Мозг понимает, а побеждает сердце. Слова еще эти, Ру сказанные, что ему было бы приятно, если бы его обняли – ну как можно бить так прямо в цель?! Без пристрелки вышибать десять из десяти парой слов?!
Я слабачка. Я сдаюсь. С ним я всегда сдаюсь. Проигрываю самой себе, как тогда в ресторане. Плевать на все. Утром будем думать и разгребать последствия. Сегодня я остаюсь. Вот только есть маленькая загвоздка…
Оглядываю себя. Не грязной же, с дороги, в спортивном костюме, в постель лезть? Камон, Тони, ты же девочка! Ох, надеюсь, Волков меня не съест, как Красную шапочку, потому что я решаю наглеть до победного.
В ванную иду, благо, она у них с Ру у каждого своя. Умываюсь быстренько. Принимаю бодрящий душ. Руки, зажавши лейку, немного трясутся. Как девственница, Кулагина, честное слово! Аж самой смешно. Как будто первый раз осталась у мужчины. Я даже в свой “первый раз” так не нервничала, как сейчас. По правде говоря, наверное, потому что инициатива была на сто процентов моей. Я Вика два года уламывала! ДВА! А он бараном уперся и до восемнадцати отказывался “портить” девочку, джентльмен. Дурачок! Столько времени потеряли зря… Ладно, Тони, не о том.
Стягиваю с полотенцесушителя огромное Волковское темно-серое полотенце. Пусть потом ругает, другого я не нашла. Обматываюсь и возвращаюсь в спальню. Складывая аккуратной стопочкой спортивный костюм на стульчик, стягиваю со спинки черную футболку Вика. Не могу удержать порыва, уткнуться носом в хлопковую ткань.
Вдох. М-м, им пахнет! Девочка внутри пищит от восторга. Гель для душа, парфюм и что-то еще – мужское, будоражащее каждую клеточку! Я маньячка. Кофту я у Волкова
