— Сейчас мы не в Новой Зеландии, а в Лондоне, — мягко напомнил Джастин, осторожно высвобождая руку.
Об этом следовало напомнить скорее себе, но одними словами невозможно утолить страшный голод. Джастин поспешно отвел глаза и приблизился к кровати, на которой аккуратно расстелила всевозможные наряды безвинно виноватая горничная, с позором изгнанная из дома. Джастин медленно пропустил между пальцев шелковый чулок и укоризненно сказал:
— Ты сидишь здесь взаперти вот уж три дня, забаррикадировалась и никого не желаешь видеть. Если я позволю не надевать эту штуку с китовым усом, ты согласишься спуститься вниз и познакомиться наконец с семьей?
— Перчатки тоже не надену, я выгляжу ужасно глупо в перчатках, — сказала Эмили, задумчиво разглядывая ворох женских нарядов.
— Ладно, перчатки отставить, — фыркнул в ответ Джастин, перебросил чулок через плечо девушки, повернулся к двери и добавил: — Буду ждать тебя внизу.
— Давно бы так! — торжествовала победу Эмили.
На миг Джастин застыл на месте, и даже по спине его было видно, что он сдерживается с огромным трудом; потом он открыл и закрыл дверь так бережно, что было ясно: его так и подмывало грохнуть дверью изо всех сил, сорвать на ней злость.
Поджидая Эмили у лестницы, Джастин обратил внимание на скопление людей, которые почему-то нашли себе неотложное занятие именно здесь, в этом месте. Две горничные усердно протирали со всех сторон столик; а лакей полировал до зеркального блеска хрустальные подвески на лампе. Но хотя руки их были, казалось, заняты полезным трудом, все то и дело стреляли глазами в сторону лестницы в надежде увидеть отважную малышку, осмелившуюся дать пощечину хозяину дома.
Пробили куранты, и Джастин нетерпеливо забарабанил пальцами по перилам. Один из сестриных мужей устроился на скамейке возле высокого деревянного часового футляра, удовлетворенно попыхивая трубкой с длинным чубуком. Трудно было определить, кому из сестер принадлежит этот субъект, поскольку у всех мужей были жидкие волосы неопределенного темного оттенка и все они дома носили свободные твидовые пиджаки. Строгих костюмов чурались, видимо, из боязни, как бы домашние не подумали, будто они собрались наконец выйти на улицу в поисках работы. Немного поразмыслив, Джастин пришел к выводу, что индивидуум с трубкой скорее всего Герберт, благоверный Миллисент, а его роскошные мохнатые брови давно пора подстричь или хотя бы причесать.
Джастин досадливо поморщился, завидев матушку под руку с Эдит, выплывавших из гостиной как бы на прогулку. Со стороны могло показаться, что они увлечены оживленной беседой, но это была только видимость. Словом, аудитория в сборе, зрители жаждут зрелищ, но Эмили вполне может не оправдать их ожиданий. Увидит сверху толпу, застесняется и рванет назад в комнату, как испуганная лань.
Все страхи и опасения развеялись, когда наверху лестницы явилось чудное видение, от которого захватывало дух. Эта Эмили ничем не походила на то жалкое создание, что высадилось из затрапезной кареты у крыльца три дня назад. Белое платье из плотной ткани расширялось колоколом и заканчивалось у щиколоток, а из-под края подола проглядывали кружева кринолина и мягкие кожаные туфельки. Джастин сам подобрал укороченное платье, дабы напомнить себе, что Эмили не более чем ребенок. Тонкая талия была перетянута синим широким бархатным поясом, бант того же цвета стягивал непокорные темные кудри. Джастин ощутил, как его переполняет новое, не испытанное доселе чувство — чувство гордости.
Рука девушки лежала на перилах лестницы, а на губах играла прелестная улыбка, словно предназначенная только хозяину дома, и Джастину на миг представилось, что сейчас на всем белом свете нет больше никого, только он и Эмили.
Не меняя выражения лица, озаренная все той же милой улыбкой, Эмили закинула ногу через перила, предоставив возможность собравшимся зрителям лицезреть плотные слои накрахмаленных нижних юбок. Герцогиня ахнула.
Под испуганные вопли и крики ужаса Эмили вскинула руки вверх и полетела пушечным ядром вниз по перилам лестницы. В последнюю секунду Джастин отступил в сторону, и девушка свалилась на пол, задрав ноги, так что все желающие могли вволю полюбоваться розовыми резинками, поддерживавшими чулки. Лакей и матушка поспешили было на помощь, но Джастин остановил их повелительным жестом. Эмили сердито смотрела на хозяина дома, сдувая прядь волос, упавшую на глаза.
— Мог бы поймать меня, — осуждающе сказала она.
Джастин закусил губу, чтобы не рассмеяться, и мягко ответил:
— Могла бы спуститься по лестнице обычным способом.
С жалобным стоном Эмили потерла руками ушибленный зад. Конечно, можно было бы помочь ей, но Джастин не решился. Он слишком хорошо помнил, что испытывал, когда руки его исследовали это.
— Может, есть смысл еще поразмыслить и все-таки надеть турнюр? — спросил Джастин, галантно подавая даме руку.
— А может, не имеет смысла натирать воском перила лестницы так часто и так тщательно? Я уж было подумала, что пролечу через пролив Ла-Манш и буду лететь до самого Парижа.
Джастин помог ей встать. Он успел позабыть, какой хрупкой кажется ее теплая ладошка, и поспешно отдернул руку, словно схватился за горячую сковородку.
— В столовой ждет завтрак. А теперь прошу извинить меня, я вынужден тебя оставить. Дела.
Хозяин дома коротко поклонился и позорно сбежал, надежно укрывшись в кабинете. Но прежде чем закрыть дверь, услышал за спиной трубный голос матушки:
— Не понимаю, что происходит с моим сыном. Можно подумать, будто в детстве его не учили хорошим манерам.
Вежливый ответ Эмили услышать не довелось. Джастин плотно прикрыл дверь и окунулся в пыльный сумрак кабинета, прошел к громадному секретеру и рванул на себя дверцу. Жалобно зазвенели стеклянные панели. «Черт бы побрал несносную девчонку! Будь я проклят, если позволю ей снова порушить мою жизнь!» — в который раз давал себе клятву взбешенный герцог. Брезгливо посмотрев на отцовские запасы шотландского виски многолетней выдержки, Джастин достал бутылку рома, припрятанную именно ради такого случая за кожаным переплетом «Записок Пиквикского клуба», вытащил пробку и влил в горло солидную порцию.
Неожиданно перед его мысленным взором предстал образ Эмили, слетающей с перил лестницы и парящей над проливом Ла-Манш. Пышные нижние юбки задрались над головой и образовали купол воздушного шара. Джастин поперхнулся, закашлялся, полетели брызги рома, обожгло ноздри, и навернулись слезы. Герцог бессильно упал в кресло и зашелся в приступе хохота, от которого вскоре начало колоть в боку.
