— Вы уже хотите покинуть нас? — всполошился Локк.
— И мысли такой не было, — очень серьезно сказал Белов. — Я только хочу отправить на Солнечную мистера Ковальского. Там уход будет лучше, и он быстрее поправится. Надеюсь, вы не станете возражать?
— Нет, конечно... Значит, вы уже уверены в его выздоровлении?
— Я уверен, что теперь полет не повредит ему. А в случае каких-либо осложнений у нас будет легче оказать необходимую помощь. Кроме того, в крайнем случае аэродром в Солнечной сможет принять тяжелый самолет из Южной Африки или Австралии. Можно будет отослать вашего товарища в клинику.
— Я отвезу его завтра, — обещал Лобов. — Завтра, если не будет новой пурги.
День ушел на расчистку взлетной полосы. Работали все, даже Белов, который оставлял лопату лишь для того, чтобы заглянуть к своему пациенту.
Солнце уже коснулось краем ледяных гребней, когда Лобов, прошагав с лопатой вдоль расчищенной полосы, объявил, что для его самолета хватит и что завтра, с рассветом, он взлетит.
— Если, конечно, ночью не заметет взлетную полосу, — добавил он, подумав, — если из Солнечной дадут «добро», если все будет в порядке, если... — последние условия Лобов проглотил вместе с богатырским зевком.
Ночь прошла спокойно, и с рассветом все собрались у самолета. Принесли на носилках Ковальского, подняли в кабину. Лобов занял свое место. Больного должны были сопровождать Белов и радист. Вериадзе и оба механика решили остаться.
— Эй, кто на посадку! — крикнул Лобов, приоткрыв окошко кабины. — Включаю моторы.
— Значит, если все будет удачно, вернусь вместе с Иваном, — сказал Белов Вериадзе. — И захвачу с собой Мики...
— Мики — не обязательно, — возразил Вериадзе. — А вот одного из геологов привози. И пару хороших радиометров.
— На Мики я надеюсь больше, чем на радиометры...
— Чепуха все это, Юрий! Чепуха!.. Мы пробыли здесь неделю... И ничего... Я просто удивляюсь: ведь психиатрия — одна из твоих специальностей. Неужели тебе еще не ясно, что тут произошло?
— Пока нет...
— История полярных зимовок знает не один подобный случай. Персонал подобран неудачно. Не знаю, что представляли собой Стонор и исчезнувшие товарищи, но доктор — натура явно неуравновешенная, а этот Локк... Да, по-моему, он и сам не уверен, произошло ли в действительности все то, о чем он рассказывает. Что же касается твоего пациента, генацвале...
— Моего пациента пока не касайся, Шота. Это интереснейший случай... Если бы не желание проникнуть вместе с вами в таинственный лабиринт, я бы теперь остался в Солнечной. Остался бы — хотя формально мое дежурство у постели Ковальского уже не является необходимым.
— Последние дни ты говоришь загадками, Юрий.
— Просто не люблю распространяться на тему... рабочей гипотезы...
— Значит, рабочая гипотеза существует?
— Пожалуй... Ты слышал о так называемом запечатанном изображении?
— Разумеется. Это дефект в телевидении.
— Только в определенном смысле, когда это получается при приеме телеизображения. В других случаях этот эффект специально используется, например, в запоминающих устройствах электронных машин.
— Но мы говорили о Ковальском... Какое отношение...
— Самое прямое. Нечто подобное может происходить в человеческом мозге. После сильного потрясения сознание как бы раздваивается. Возникает эффект «запечатанного изображения». Больной воспринимает его как провал в памяти, но мозг хранит «запечатанное» воспоминание. И в некоторых случаях его может прочитать... другое лицо... Понимаешь? Иногда этим даже пользуются при лечении...
— Значит, парапсихология?
— Если угодно.
— И тебе удалось что-то прочесть в его, так сказать, подсознательном воспоминании.
— Образ нечеткий, страшно нечеткий... Ярче всего это проявилось тогда, когда к нему начало возвращаться сознание. Потом все снова ушло куда-то на глубину. Иногда картина становится четче. Сам он ощущает это как проблески каких-то неясных воспоминаний. Но образ, по-видимому, один и тот же... Вот почему у меня возникла аналогия с запечатанным изображением.
— И что же это было?
— «Призрак»... Фигура «призрака», как в «галлюцинациях» доктора и Локка. Но Ковальский мог повстречаться со своим «призраком» лишь в шести километрах отсюда — в лабиринте, один на один. Он ничего не знал и до сих пор не знает о «галлюцинациях» товарищей. Значит...
— Гм... Хочешь сказать, что твой довод свидетельствует не в пользу возможности массовой галлюцинации?
— Хочу сказать, что ты невероятно упрям, Шота; но тише, к нам подходит Локк.
Взвыл один из моторов самолета, и Лобов, снова высунув голову и руку в маленькое окошко, яростно махнул Белову.
Доктор торопливо пожал руки Вериадзе и Локку, легко вскочил в самолет, втянул внутрь лестницу.
Дверь кабины закрылась, и тотчас же самолет побежал вдоль расчищенной полосы. Вериадзе и Локк с тревогой глядели вслед. Гладкая полоска снега между сугробами казалась совсем короткой. Краснокрылая машина быстро приближалась к ее концу. Локк закусил губы: вот сейчас самолет врежется в снежный бархан...
На последних метрах взлетной полосы Лобов круто поднял машину в воздух, развернулся, покачал крыльями и, постепенно набирая высоту, полетел на восток.
* * *
Днем Локк и Вериадзе в сопровождении обоих механиков совершили первый совместный поход в Ледяную пещеру. Там все оказалось без изменений. На столе лежала записка, адресованная Тойво. Вход в ледяную штольню закрыт; к двери придвинут тяжелый ящик.
— Никого, — сказал Локк, — никого не было...
— А кого вы ждали, мистер Локк? — спросил Вериадзе, с интересом разглядывая пещеру.
— Да, собственно... — начал метеоролог и умолк.
Он действительно никого уже больше не ждал. В нем лишь жила слабая надежда, что «призраки» как-то напомнят о своем существовании... Но не мог же он поделиться этой мыслью с начальником советской зимовки, который — Локк теперь был твердо убежден в этом — не верил ни ему, Локку, ни доктору.
— Спустимся? — предложил Вериадзе и подмигнул механикам. — Профессор, правда, просил не начинать без него обследование лабиринта, но мы чуть-чуть, одним глазом. А вдруг...
Отодвинули ящик, открыли дверь.
Вериадзе, согнувшись, шагнул в ледяную штольню. Локк последовал за ним.
Около часа они втроем лазали по южной части лабиринта, которая примыкала к ледяной штольне.
— Интересно, очень интересно, — бормотал Вериадзе, делая отметки мелом на стенах тоннелей, — кружево, настоящее кружево... Как это получилось? Неужели вулканические газы? А тут целый зал... Нет, пусть решают геологи. Я не знаю, что это такое... Интересно...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
