Иосиф сегодня ругал «Мы» Замятина. Знаешь, что он там открыл? У героев, ты помнишь, вместо имен — буквы латинской азбуки плюс цифра. Но в латинской азбуке всего 24 буквы. На каждую букву всего 10 000 человек. Значит, их всего 240 000 человек. Это же наш Васильевский остров. Не больше.
* * *
Как хорошо, что у меня есть Клава! Сегодня на нее все вылилось! Она стала отчитывать меня, что я разговариваю вместо того, чтобы молчать и беречь голос, а у меня уже началась настоящая истерика! Не могу же я устроить истерику на клочке бумаги! Клава принялась утешала меня и вобрала в себя чужое буйство, заразилась и тоже вошла в ярость. Так друг на друга и кричали, она в голос, я — шепотом, пока не успокоились в слезах и в объятиях друг у друга.
Она завтра уезжает в Москву. Как ей тяжело с ее Игорем!
* * *
Да, я хочу того, чего хотят все! Я хочу быть известной, богатой, великолепной! Конечно, я хочу в Париж! Очень хочу! Но все это нужно только для того, чтобы в один сумасшедший день, нет, в один чудесный день, для которого и стоит жить, сжечь все это богатство и великолепие ради самых простых чувств. Ради человеческой ласки. Ради твоей любви. Иначе зачем мне все это?
И еще ради нашего ребенка. Он обязательно будет. Ты и я в одном теле.
* * *
А знаешь, что сказала один раз Нюся? Она сказала страшные слова. Она сказала, что материнский инстинкт — это просто инстинкт, и не заслуживает нашего суеверного благоговения. Так и сказала. Будто это что-то вроде инстинкта голода или сна. Физическое отправление организма. И что высшее проявление материнского инстинкта можно наблюдать у курицы, которая заботливо высиживает фарфоровые яйца. Я ее спросила: «Что же, значит, любовь — это только инстинкт? Фарфоровое яйцо?». А она в ответ: «Любовь вовсе не связана с продолжением рода. Любовь живет сама по себе — неразделенная и вовсе без потомства, а потомство может быть без любви».
После развода Нюся очень изменилась. И озлобилась на весь мир. И ничего поделать с ней невозможно. Я теперь не люблю с ней встречаться. Не могу. Тяжело.
И еще ужасно, что она не хочет понять, что концертировать она больше никогда не сможет. Забудется, и по-прежнему делает гимнастику пальцев для гибкости: закладывает большой палец между другими сначала медленно, затем все быстрее в самых разных комбинациях. Потом будто опомнится и прячет руки.
* * *
Наводнение! Сегодня 22-е. Или 23-е?
Сидела у окна и смотрела, как на нашем Среднем проспекте появилась огромная лужа, и в ней бегали, засучив штаны, мальчишки.
Вдруг вода стала прибывать очень быстро. В шесть еще был сухой наш тротуар, а в начале восьмого стало заливать нижние этажи.
Водопровод не работает. Электричество погасло. Весь Васильевский погрузился во мрак. Какая-то странная Венеция. По улицам плавают лодки. Жутко.
Мне вдруг пришло в голову: это потоп! Да, тот самый последний потоп. Божье наказание. И знаешь, за что? За то, что мы не вместе.
* * *
Ужасная ночь.
Прогремели взрывы. Где-то большой пожар. На полнеба зарево.
* * *
Я поняла про любовь одно — нельзя так надолго расставаться!
Никогда больше не буду соглашаться на такие длинные контракты! Я должна быть всегда рядом с тобой. Я хочу есть из твоей тарелки, пить из твоего стакана, целовать тебя везде, постоянно чувствовать рядом твой запах! Как грубо, как просто я тебя люблю, Сереженька! И мне совершенно этого не стыдно!
* * *
Когда ты был здесь, со мной, так было хорошо! А рядом тикали часы. И тебе нужно было на поезд. Захотелось открыть стекло и пальцем задержать стрелку! Вот сейчас все есть, а когда стрелка будет вот здесь — все исчезнет. Так и получилось. Я расплакалась, а ты никак не мог понять, что со мной — ведь мы вместе, ведь нам хорошо. Убежала в ванную, отмывать зареванную распухшую физиономию. Умоляла тебя остаться, злилась на тебя, что ты все никак не оставишь ее, чтобы жить со мной, говорила все это в раковину, и струя из крана смывала слова.
* * *
Сегодня с утра солнце. Все в воде.
Где-то разнесло дровяной склад, и дрова плывут по нашему проспекту, будто толстые мертвые рыбы. Их ловят с балконов, привязав корзину на веревку.
Узнала, что ночью взорвались и сгорели склады химического завода на Ватном острове.
* * *
Целый день хожу и говорю сама с собой, с тобой — как выжившая из ума старуха.
Всего-то хочу сказать, как я тебя люблю — и оказывается, что это совершенно невозможно!
Мы должны быть рядом, уже только для того, чтобы не нужно было никаких слов.
* * *
Вот сейчас разденусь, лягу. И буду грызть подушку, чтобы не рыдать громко. Хорошо, что твой платочек-человечек снова возьмет меня за палец.
* * *
Вода стала спадать. Дрова плывут обратно. Конец света откладывается! Так всем и надо!
* * *
Ходили с Иосифом по городу. Только что вернулась. На улицах — прямо народное гулянье! Вся набережная завалена дровами. Везде следы наводнения, грязь. Трамваи не ходят, по всему Невскому смыты торцы, и вода набила их битком в витрины в ресторанах, магазинах. Все стекла в нижних этажах разбиты. В Александровском саду еще стоит вода. До Летнего не дошли, но говорят, что там вырвано много деревьев и разбито множество статуй. Видели баржу на набережной.
* * *
Кажется, возвращается голос.
Без пятнадцати восемь толмач уже звонил в дверь тюрьмы. Обычный вызов: разговор адвоката с арестованным. Было рано, холодно, и хотелось спать. В переговорное устройство сказали, чтобы толмач подождал адвоката, и тогда их впустят вместе.
Толмач продрог, проклинал опаздывающего адвоката и от нечего делать ходил по подмерзшим лужам. Лед ныл.
Адвокаты в таких случаях работают по назначению от суда и особого рвения не проявляют: обычно советуют своим подопечным признать все грехи и просить судью о снисхождении. Формальности. Но за это толмачам платят.
Наконец адвокат появился — им оказалось юное существо, раскрасневшееся от быстрого шага. Фрау П. извинилась за опоздание и крепко стиснула толмачу руку. Она старалась быть деловой и сухой, но, пока они ждали у тюремных дверей, тут же сообщила, что в этом году окончила университет и что идет сегодня на свадьбу своего брата. Узнав, что толмач из России, она радостно воскликнула:
— Und mein Bruder heiratet eine Slowakin![21]
Она хотела сказать толмачу что-то приятное. Ей казалось, что Словакия и Россия — это что-то похожее, близкое. Ведь всегда хочется найти с новым собеседником что-то общее. Толмач сделал вид, что ему это действительно приятно.
Впустили. Они предъявили документы, сдали сумки и мобильные телефоны, прошли сквозь специальные двери, как в аэропорту, и оказались в тюрьме.
Их провели по коленчатому коридору в крошечную камеру, в которой еле уместились маленький стол и три стула. Заперли.
Пока ждали арестованного, фрау П. ввела толмача в курс дела. Некий Сергей Иванов, беженец из Белоруссии, получил давно «негатив», но все еще находится в Швейцарии. Причем неоднократно попадал в полицию за воровство и пьяные драки. Один раз подрался с кондуктором в поезде.
— Ja, ja, immer die gleichen Geschichten, — кивнул толмач, чтобы поддержать разговор. — Und immer heissen sie Sergej Ivanov.[22]
Фрау П. наклонила голову, и ее волосы оказались прямо перед носом толмача. Она то и дело заправляла их за ухо. Оно у нее даже не было проколото для того, чтобы носить сережки. И она была не накрашена. Вот уже столько лет толмач жил в Швейцарии и все никак не мог понять: почему швейцарки боятся быть женщинами? Но легкий, едва уловимый на улице запах ее духов, здесь, в камере, лез в ноздри пронзительно.
— Ich habe bereits mit Albanern, Afrikanern und Kurden gearbeitet, doch noch nie mit einem Russen.[23]
— Und ich habe es nur mit denen zu tun,[24] — пошутил толмач.
— Aber Weissrussland, das ist doch nicht Russland?[25] — спросила фрау П.
— Wie soll ich sagen,[26] — начал толмач и хотел что-то ответить про сложность этнических связей на его родине, но фрау П. уже стала говорить, что никогда еще не была в России и очень хотела бы проехать на поезде по Транссибирской магистрали.
— Das muss sicher sehr interessant sein?[27]
— Sicher,[28] — согласился толмач. Почему-то все швейцарцы хотят проехать через Сибирь на поезде. Толмач, когда жил в России, не хотел. Да и теперь предпочел бы самолет.
— Dieser Herr Ivanov ist ja immer wieder gewalttдtig, — добавила она, просматривая бумаги, которые достала из папки и разложила на столике. — Schauen Sie, er ist in betrunkenem Zustand in eine Coop-Filiale gegangen, hat sich da allerlei Lebensmittel genommen, und ohne zu zahlen noch im Laden zu essen und trinken angefangen, vor allen Leuten. Dann belдstigte er ein paar Frauen. Und schliesslich widersetzte er sich auch noch den Beamten.[29]
Она с удивлением посмотрела на толмача, будто ожидая объяснения столь странного поведения его соотечественника.
