«Потом мы (…) были вызваны майором Яховым в Мазово. Тут же был и Докторунов. Вызвали через председателя сельсовета.
Они сидели за столом втроем. Вместе с ними сидел какой-то лейтенант. Партизан здесь не было. Они нас записали и сразу на коней, и отправили в Яковлево, под Дорогобуж.
Мы поехали. Я был за старшего группы. Там нас было 32 человека молодежи. Нас приняли. Мы спросили, что и зачем нас прислали. Оказывается, мы были приняты в корпус Белова и должны были здесь воевать».
Вспомним текст М. Северина и А. Ильюшечкина: необходимое пополнение кавалерийских дивизий, подразделений десантников и лыжных батальонов осуществлялось из числа тщательно проверенных людей, преимущественно «окруженцев»… Беловский майор, капитан и лейтенант внагляк, не считаясь с командованием партизанского полка, берут три десятка деревенской партизанской молодежи, скот семей которых этой же «комиссией» и порезан, и отправляют… если бы только просто воевать:
«Амиров просил, чтобы нас вернули, приезжал даже посыльный, но нас никуда не отпускали. Погнали нас на станцию Баскаковка, к деревне Колпита…
Из Колпиты ходили на станцию Баскаковка, чтобы помочь 33-й армии сделать прорыв. Шли мы болотом. Правда, лошади были, так как здесь были конно-гвардейские пулеметы на лошадях. Взяли провожатого старика, который несколько раз проводил наших людей.
Когда подходили к передовой, то наши станковые пулеметы были в 300 метрах от передовой, но тут кто-то из нашего начальства дал выстрел из пистолета, и немцы это услышали. Двинулись на нас…»
Глухову довелось поучаствовать в боях в составе 2-й гв. кавдивизии. Рождается вопрос: зачем кто-то из нашего начальства дал выстрел из пистолета? Ответ прост: чтоб немцы услышали. И немцы это услышали. Так стоит ли удивляться, что Миша Глухов, чудом спасшийся в этом бою, в очередной апрельской «мясорубке» был ранен у станции Баскаковка в живот, в левую ногу и в правую руку выше локтя… Да, кстати, не случайными пулями: именно смоленскому парнишке Глухову «конногвардейцами» было приказано подавить пулеметную точку. Подавил.
Таких, как М.С. Глухов, в гвардейских кавдивизиях были десятки и сотни. Интересно, сколько выжило? Из воспоминаний Глухова ясно, что местные смоленские «рекруты» были для Белова, Докторупова, Яхова и подобных лиц пушечным мясом. Но вот вопрос: почему именно их срочным образом вызвали через председателя сельсовета, именно из деревни, где преступное самовольство беловцев могло получить дальнейшую огласку и нежелательное развитие? Смеем попутно предположить, что Ветитнево на Угре было далеко не единственной деревней, где «отличились» той весной доблестные командиры и начальники штабов группировки П.А. Белова.
По воспоминаниям Ивана Пименовича Шайкова—«ФД», т.е. Федор Данилович Гнездилов, командир партизанского полка, — два беловских ухаря даже арестовал:
«Было это как будто в феврале [рукописная вставка над строкой в оригинале текста: 1942 г.], Белов приказал резать весь скот. Заскакивают беловцы в деревню и начинают резать скот. А у нас был партизанский отряд, и Старостин был, председателем сельсовета, и ему об этом донесли. Тогда приехал из штаба ФД, и беловцев задержали. До нашего двора дошли, всех гусей порезали, а ФД два беловских ухаря арестовал и сказал всем, что “здесь есть Советская власть, есть председатель сельсовета, есть председатель колхоза на месте, несмотря на то, что рядом враг, поэтому так действовать нельзя. Надо сказать людям, чтобы они собрали скота сколько возможно, а не самочинничать”».
Ошибка беловских ухарей была в том, что штаб партизан был неподалеку, в Некрасах, и командование партизан, — ФД и Амиров, — во-первых, своевременно узнали о происходящем, во-вторых, не побоялись беловских начальничков. А уж их-то беловцы в свой «мясной конвейер» отправить и при желании не имели права, вернее — возможности. Но вот с рядовыми местными, такими как Глухов, чуть позже рассчитались сполна. И это происходило поблизости от партизан. Здесь вмешалось руководство партизанского полка, да и то — с половинчатым результатом. А каково народу там, где своим не сообщишь? А что происходило в глубине освобожденного края? Кто бы там решился перечить беловским ухарям? Если посмевшие и были, «тщательно проверенные», так до первого боя, до первых немецких пулеметов, до первого выстрела за спиной какого-нибудь «конногвардейского» ухаря с черным списком в кармане.
БЕЛОВ В ГОСТЯХ
Будучи накрепко отрезанным немцами от основных сил нашего Западного фронта, Павел Алексеевич Белов волею судьбы оказался единственным генерал-лейтенантом действующей Красной армии на огромной освобожденной во вражеском тылу территории Смоленщины. Полками — и партизан, и беловскими тоже — командовали капитаны, редко майоры. Было не так уж много среднего комсостава офицеров-окруженцев. Генералы — только непосредственные подчиненные П.А. Белова. Где-то восточнее, правда, генерал-лейтенант М.Г. Ефремов с группой войск своей армии, но блокирован немцами в сравнительно малом районе. Остервенело пытавшийся пробиться ударными группами армий на запад главком генерал армии Г.К. Жуков — безнадежно далеко. Должность и звание генерал-лейтенанта П.А. Белова делали его автоматически главным действующим лицом советской стороны на просторах от берегов Днепра под Смоленском аж до Знаменки.
Естественно, П.А. Белов изначально понимал как исключительность ситуации, так и исключительность своей роли, своих решений для судеб тысяч людей, для судьбы «Ржевско-Вяземской» операции. Вот здесь-то проходит рубикон: либо ты проскальзываешь на историческом полотне серой малоприметной мышкой, ничего заметного не сделав, либо решаешь задачи фронтового уровня. Иными словами, выбор таков: либо думаешь лишь о своем корпусе, себе и своих подчиненных, либо о всех, кого ты способен мобилизовать в нужный момент для общей победы. В первых же приказах, адресованных смоленским партизанам, генерал-лейтенант откровенно проявляет именно узко-«комкорский» подход, в центре внимания — благополучие корпуса, а кругом хоть трава не расти! Возьмем упомянутый уже приказ, привезенный лейтенантом Антоновым в Дорогобуж, самый первый, тот что «товарищу Урагапову». Первый пункт: «За овладение Дорогобужем Вам и всему личному составу вашего отряда объявляю благодарность». Прекрасно. Пункт пятый: «Все продовольственные запасы, захваченные вами в районе Дорогобужа, отправить на обывательском транспорте в мое распоряжение в Коптево, что южнее Семлево 14 километров»{114}. Неплохо, да? Как победа — так ваша, как трофеи — так наши. Вот такая миленькая дележка, прямо-таки в духе незабвенного киногероя, Попандопуло из Одессы: это мне, это — опять мне…
Казалось бы, молодец — отец-командир, так сказать, кормилец… Волей-неволей любой командующий войсками рейдирующими, «самостоятельными», изолированными от иных армейских сил обязан в первую очередь заботиться о достаточном и бесперебойном снабжении своих частей продовольствием и фуражом. Второе — оперативная ситуация: уметь побеждать, успевать отдыхать, следить за врагом и не проспать вражеский удар. И лишь в третью очередь — отношения с местным населением, неармейским руководством, соседями… Но тут стоп: в Дорогобуже рейд остановлен, приехали. Дорогобужская Народная Республика (почему бы так не назвать?) имела свою — партизанскую — армию. Деревня Коптево, куда требовал Белов вывезти продовольствие, — не в десяти, а более чем в сорока километрах от Дорогобужа. С каких складов довольствоваться батальонам дорогобужских партизан? Белов же выдвигает практически ультиматум: «все запасы… в мое распоряжение…» Вывод однозначен: Белову в феврале 1942 г. было абсолютно наплевать на судьбу местных партизанских частей. По существу, получается, ему было наплевать на судьбу дорогобужского участка советско-германского фронта. Учитывая, что в февральском наступлении на Сафоновжт. Дорогобуж было активно задействовано лишь два из беловских эскадронов 11-го (1-го гв.) кавполка, — становится понятно, зачем так срочно после освобождения города появился в Дорогобуже этот полк: на складах оккупантов в Дорогобуже было, помимо прочего, обнаружено 360 тонн ржи, 350 тонн фуража{115}. Плоды партизанской победы были «приватизированы» беловцами. В «Кратких сведениях из истории первой партизанской стрелковой дивизии “Дедушка”» (отчет уцелевших из комсостава 1-й ПСД от 8 сентября 1942 г.) читаем:
«При освобождении гор. Дорогобуж были взяты большие склады ржи, ячменя, овса, собранные немцами с местного населения в порядке обязательных поставок. Основная часть запасов хлеба была партизанским отрядом передана Первой Гв. кавалерийской дивизии».
Захваченные склады с продовольствием и фуражом, конечно, никто и не думал перемещать в Коптево, все проще: «…конногвардейцам партизаны также передали захваченные склады с продовольствием и фуражом…»{116}. Не имущество со складов, а склады передали — в Дорогобужс. Попробуй не передай, если комполка П.И. Зубов на 3-й день в Дорогобуже оказался вдруг «уполномоченным от командующего Западным фронтом»! Причем по бумаге партизанам от П.А.Белова «…предписываю вам …выполнять его …распоряжения». Как брать город, так партизаны, как часовых у складов расставить — тут и Красная армия выискалась! Уж не это ли «участие во взятии Дорогобужа» своих войск подразумевал в послевоенных воспоминаниях Г.К. Жуков:
