Не знаю. То есть не знал до сегодняшнего дня. Знаю только одно — он был предателем и заслужил участь предателя.
— Знаете… Меня вы задеваете очень мало. У нас своя точка зрения. Германии и только Германии принадлежит преимущественное право культивирования стран Востока, — заговорил Мориц Бемм. — Почти столетие мы, немцы, тратим силы на внутренне сгнивший Восток, пытаемся мирным путем внедрить в среду дикарей передовую культуру. И кто только не мешал нам выполнять великую миссию белого человека! Столько десятилетий мы делали опыты. Германия делала ошибку за ошибкой. Вместо того чтобы бросить все силы на Восток, Бисмарк, Мольтке, Вильгельм вдруг полезли в Африку, в Южную Америку. Нет, Дранг нах Остен! Только нах Остен! Я исколесил весь Восток — отличные почвы, фантастически плодородные районы, климат, вода, гавани Персидского залива. Все сулит процветание германцам. Бог, более чем какой-либо другой народ, наделил нас, германцев, призванием исследовать земли Востока. Что сейчас Восток! Скопище варварских орд. Местные народы слабые, изнеженные, вырождающиеся. Пример — ваши беглецы эмигранты. Что с ними сделали здесь чистокровные арийцы? Завоевали, выгнали с земли, превратили в рабов. Да и сами пуштуны-арийцы дикари. Еще Мольтке говорил: «Туземцев поглощают, ассимилируют, а не возятся с ними». Венгры, турки, персы, славяне, туркестанцы лишь материал для новых германских образований. Негерманцы — балласт для человечества. Они должны исчезнуть. И чем скорее, тем лучше для нас, германцев, и для них самих. И новая Германия сделает так. Гитлер ошибок не допустит!
Мансуров не сдержался:
— Ого! Вон куда мы завернули! Жаль, что нас не слышит начальник уезда.
— Он услышит. И очень скоро. Германия сейчас занимает первоклассные позиции. Они сыграют решающую роль в войне. А война не за горами. И прежде всего мы вышибем отсюда, из Среднего Востока Британию. Три века на каждого англичанина работали по триста черномазых рабов. А у нас на каждого германца будет работать по четыреста — всяких там персов, индусов, тюрков, славян.
— Славян? А вам не кажется, что мне это не слишком приятно слышать.
— У нас частный разговор. И кто я? Только путешественник, высказывающий свои личные взгляды. И потом, в моих глазах вы чистокровный ариец. Признайтесь, у вас предки германцы? И ваша фамилия Менсер, а не Мансуров. И ваши деды, наверное, из тех самых колонистов, которые сокрушили «китайскую стену» России и открыли Германии дорогу на Индию.
Они превратили Восточную Россию, Сибирь, Туркестан в мастерские фатерлянда. Они добывают сырье, полуфабрикаты, но придет час, и они с ружьями, пулеметами составят авангарды тех армий, которые по-наполеоновски ударят через Туркестан, Афганистан, Персию по Индии, сказочно богатой Индии. Подошло время, когда путешественников, колонистов, негоциантов, геологов германский рейх поддержит пушками, танками… Наши танки колесницами Джагарнаута покатятся по Востоку в Индию, давя всех беспощадно, кто осмелится сопротивляться.
Взгляд Морица Бемма, путешественника, горел местью, алчностью, ненавистью. Он говорил медленно, сдавленным голосом, хрипло. Он уже ничем не походил на мирного путешественника, на магистра наук, мечтающего подарить каждому афганскому семейству керосиновую лампу и керосин, добытый в Герате и Мазар-и-Шерифе, осветить керосиновым светом бедные, темные хижины туземцев и тем самым даровать народам Востока крупицы цивилизации. Хрипло выкрикивал Мориц Бемм слова, фразы, похожие на воинские команды:
— Дранг нах Остен! Вперед, германцы! И с нами вперед все германцы России, Ирана, Туркестана! Вперед! Фюрер провозгласил всех немцев подданными рейха.
Выкрики Морица Бемма напомнили комбригу лай пса, который слышишь, въезжая в темный, тонущий в ночи кишлак без единого огонька, без звука человеческого голоса. Во тьме отвратительно, отрывисто лает собака, назойливо, угрожающе, отчаянно. Кажется, что мордой своей она роется в пыли, давится пылью, кряхтит, но тщится кого-то пугнуть.
— Хотите или не хотите, герр комиссар, — выговорил в изнеможении Мориц Бемм, — у великого рейха только два пути к могуществу и процветанию в Индии. Первый — через Турцию, Месопотамию, Египет, Иран, Персидский залив. Второй — через Россию, Туркестан, Афганистан. И горе тому, кто окажется на этих путях.
— Скажу вам по-персидски, — не сдержался Алексей Иванович, — ин харф бэ акл намиганджад — это слово не втиснуть в разум! Немцы, если допустить, что они думают, как вы, шьют своими руками себе и своей родине саван…
После немцев Мансурова навестил начальник уезда. Он принес хокэ вафур — сосуд с опиумом. Он от души рекомендовал приложиться к изящной трубочке и покурить:
— Успокаивает! Хокэ вафур — короткогорлая бутылочка, в которой пуштун держит свою храбрость. И мы тоже, — вдруг смущенно добавил он. — Очень беспокойно в Меймене. А вас басмачи боятся. «Осторожно! — говорят. — У великого воина челюсти льва. Командир-большевик даже затылком видит и понимает, что думают его враги». А знаете, кто первый сказал это? Абдул-ар-Раззак. Джемшидский мюршид всех предостерегал. Говорил, что здесь под землей есть нефть. И устроил благодарственную молитву аллаху за то, что он дает мусульманам богатство. И устроил «побус» — целование ног. Своих ног. А немцев — аллемани — остерегайтесь. Не смотрите, что я, начальник уезда, почти губернатор, их ласкаю, угощаю, балую. Не подумайте, что мне аллемани нужны с их фашизмом. Ради пшеницы и колючий сорняк воду получает. Но их разговор — плохой разговор. Помните: о чем говорят при мертвом льве, при живом не говорят.
— Поедем к Утан Беку.
— Что вы! Разве можно в логовище барса!
— Занозу безболезненную, шатающийся зуб, скверных советчиков надо вырвать. И не откладывая. Сегодня. Сейчас!
Мудрый, хитрый лис засуетился:
— Лучше завтра!
Он вдруг вспомнил, что хотел кое-что подарить великому сардару. Он бил наверняка. Отказаться от подарка — несмываемое оскорбление. А подарил он шедевр резьбы и изящества — кальян, весь в рубинах, и кинжал в драгоценных ножнах.
Разве можно сердиться на хозяина, подносящего столь изумительные дары?
И тем не менее Мансуров настоял на своем.
— Завтра, говорите вы, господин начальник! Когда наступит завтра, тогда мы подумаем о завтрашнем дне. А сейчас — пошли! Пошли к тигру, пусть у него сто когтей и тысяча зубов!
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Попробуй поразить солнце кинжалом. Разве сделаешь ему больно? Разве сможешь ты убить его?
Сиддык
Когда они приехали в аул, отец племени Утан Бек Нур Верды фланировал с бамбуковой тростью в руке, в бронзовой — цены ей нет — каракулевой шапке меж чадыров. Снисходительно принимал он знаки уважения и почтения от выбегавших при его приближении туркменок-эрсаринок в длинных облегающих синих платьях. Снисходительно Утан Бек ласкал детей и шагал дальше. Отец племени святой Утан Бек походил на эрсаринца разве только подбритой
