- Правда? - поспешно спросила она, всё еще не вполне веря.
И все, кто был в булочной - и продавщицы и покупатели, - все, все закивали ей со всех сторон.
Ну и событие!
Это был первый ощутимый дар Ледовой дороги.
И хотя прибавка была незначительна, хотя положение оставалось крайне серьезным, всем было ясно, что в осаде пробита брешь, что город больше не отрезан от страны и что план гитлеровцев не удался.
День спустя Антонина Трофимовна спросила Соню:
- Написала отцу?
- Написала, - ответила Соня.
- Что же ты написала?
- Всё. Что мы живы и ждем его.
* * *
К февралю дорога через озеро была так хорошо налажена, что по ней можно было без особого риска начать перевозить большие массы людей. Вот когда наконец возобновилась прерванная в августе, полгода назад, эвакуация гражданского населения из Ленинграда. Машины, пересекавшие озеро, теперь везли с востока на запад продовольствие, а с запада на восток - людей.
Решено было постепенно вывезти из Ленинграда всех тех, кто не нужен был для обороны. Это необходимо было сделать не только для того, чтобы спасти уезжающих, но и для того, чтобы спасти остающихся. Чем меньше оставалось в Ленинграде людей, тем легче было их прокормить.
Уезжавшие ленинградцы садились на Финляндском вокзале в вагоны, поезд пересекал Карельский перешеек и довозил их до западного берега Ладожского озера, до мыса Осиновец. Здесь, у мыса Осиыовец, они пересаживались в кузовы грузовых машин и неслись по Ледовой дороге до восточного берега, до Кобоны. К этому времени в Кобону уже была проведена железная дорога. Перевезенных кормили, сажали в вагоны и везли через Тихвин, Череповец, Вологду - на восток...
И Антонина Трофимовна однажды сказала Соне:
- Ну вот, желание твоего папы исполняется. "Дом малютки" уезжает на Урал, и ты как нянечка поедешь вместе с ним.
Вопрос о выезде детских учреждений возник сразу же, едва возобновилась эвакуация. "Дому малютки" дали трое суток на сборы, С младенцами отправлялся и весь обслуживающий их персонал, который даже расширили перед отъездом, потому что нелегко управиться с такими маленькими детьми в таком трудном пути.
- А вы тоже поедете? - спросила Соня Антонину Трофимовну.
- Я - дело другое, - сказала Антонина Трофимовна. - Я не поеду, потому что я с райкомом связана, а не с "Домом малютки". Когда "Дом малютки" уедет, у меня здесь найдется чем заняться...
- Я тоже не поеду, - проговорила Соня.
- Вот еще! - сурово сказала Антонина Трофимовна. - Почему?
- Не могу Славку оставить...
- Зачем же его оставлять? - сказала Антонина Трофимовна.- Ясно, что он поедет с тобой. Это еще лишний резон, что тебе ехать надо. С "Домом малютки" вы не пропадете, везде сыты будете...
- Боюсь, Славка не захочет ехать... Один летчик обещал взять его на аэродром...
- Глупости, - сказала Антонина Трофимовна. - Очень он нужен на аэродроме.
- Знаете, какой он упорный! Он уже со всеми сговорился. И сам комиссар дивизии обещал ему...
- Пустяки, пустяки! Иди домой, и чтобы вы оба были готовы!
Антонине Трофимовне Соня ничего больше не сказала и вернулась домой. Но вечером, когда стемнело, она, накинув на себя платок, внезапно выскочила из квартиры, перебежала через двор и поднялась к Шарапову. Никогда еще она у него не была. Шарапов сидел за столом, освещенный маленькой керосиновой лампой, и, вооружась линейкой, чертил какую-то таблицу.
- А, это вы! - сказал он. - Садитесь, пожалуйста.
Она села возле стола. Желтый огонек отражался в ее темных глазах.
- Я долго думала, с кем мне посоветоваться, - сказала она, - и решила прийти к вам...
Она рассказала ему, что "Дом малютки" уезжает, и спросила:
- Ехать мне или не ехать?
- Конечно, ехать! - ответил он без всякого колебания.
Она долго молчала, глядя на огонек, и думала.
- А я надеялась, что вы мне посоветуете не ехать, - сказала она наконец.
Он стал убеждать ее, что ехать необходимо. Он приводил много доводов, один убедительнее другого. Она слушала его молча, не возражая.
- А Славе вы уже сказали, что собираетесь взять его с собой? - спросил Шарапов.
- Нет еще. Если я ему сейчас скажу, он ни за что не согласится. Он ждет, когда его отправят на аэродром. Не знаю, как я его повезу... Он убежит, спрячется...
Шарапов, конечно, хорошо знал все Славины планы и сам принимал некоторое участие в их осуществлении. Он неоднократно присутствовал при том, как Слава, поминутно ссылаясь на согласие Лунина, упрашивал Ховрина и самого Уварова пустить его в полк. И Уваров обещал ему отправить его к Лунину. Вначале Шарапов не был уверен, не шутит ли комиссар дивизии, и как-то раз, оставшись с Уваровым наедине, спросил его об этом. Но оказалось, что Уваров и не думал шутить.
- Надо мальчишку подкормить, а то на него глядеть жалко, - сказал он.-Что?.. Непорядок? Ничего, это потом с нас спишется. Другое не спишется, а это спишется...
Однако теперь всё изменилось. Благоразумнее всего и Славе и его сестре уехать с "Домом малютки". И Шарапов предложил:
- Я попрошу комиссара дивизии сказать ему, что он не пустит его на аэродром.
Соня не возразила, а только, помолчав, спросила:
- Комиссара дивизии нет здесь сейчас?
- Нету.
- А когда он вернется?
- Завтра или послезавтра.
Она не сказала больше ни слова. Итак, всё было решено.
Уваров приехал спустя несколько дней, перед вечером, в сумерках. Он послал Шарапова во двор - взять из машины пакеты с книгами. Нагруженный пакетами, Шарапов поднимался по лестнице, как вдруг услышал за собой быстрые, легкие шаги. Он подумал, что это Слава, и остановился. Это была Соня - ее светлый шерстяной платок белел во тьме.
- Товарищ Шарапов, подождите!
Она бежала и запыхалась. Поровнявшись с Шараповым, она прошептала:
- Я догнала вас, чтобы попросить... Не говорите, пожалуйста, вашему начальнику насчет Славы... Пусть Славу возьмут на аэродром...
Шарапов остановился.
- Вы не хотите, чтобы Слава ехал с вами? - спросил он.
- Нет, почему не хочу... - Она замялась. - "Дом малютки" уже уехал.
- Уехал? - удивился он. - Когда?
- Сегодня утром.
- А бы?
- Я их проводила.
- Отказались ехать?
Она промолчала. Он вглядывался ей в лицо, старался рассмотреть ее глаза, понять.
А наверху, у себя в кабинете, Уваров в это время разговаривал с редактором дивизионной газеты Ховриным, который уже больше часа ждал его у Шарапова.
Уваров приехал оживленный, веселый, с радостно блестящими глазами.
- Знаете, откуда я только что? - спросил он Ховрина. - Из Военного Совета флота. И знаете, какая новость?
Прищурив веселые глаза, Уваров помолчал, чтобы помучить Ховрина ожиданием. Потом выговорил:
- Полк Проскурякова на днях станет гвардейским.
