«Потеряв белизну, – упорствовал я. – А Мудрый остается истинно мудрым, лишь пока он верен своему цвету».
«Довольно! – резко сказал Саруман. – Мне некогда слушать твои поучения. Ибо я вызвал тебя в свой замок, чтобы ты сделал окончательный выбор».
Саруман приосанился и произнес речь – по-моему, он ее приготовил заранее:
«Древняя Эпоха миновала, Гэндальф. Средняя тоже подходит к концу. Начинается совершенно новая Эпоха. Годы эльфов на Земле сочтены; наступает время Большого Народа, и мы призваны им управлять. Но нам необходима полнота всевластья, ибо лишь нам, Мудрейшим из Мудрых, дано знать, как устроить жизнь, чтобы люди жили мирно и счастливо».
«Послушай, Гэндальф, мой друг и помощник, – продолжал Саруман проникновенно и вкрадчиво, – о нас с тобою я говорю мы, в надежде, что ты присоединишься ко мне. На Земле появилась Новая Сила. Перед ней бессильны прежние Союзы. Время нуменорцев и эльфов прошло, Я сказал – выбор, но у нас его нет. Мы должны поддержать Новую Силу. Это мудрое решение, поверь мне, Гэндальф. В нем – единственная наша надежда. Победа Новой Силы близка, и поддержавших ее ждет великая награда. Ибо с возвышением Новой Силы будут возвышаться и ее союзники; а Мудрые – такие, как мы с тобой, – постепенно научатся ею управлять. О наших планах никто не узнает, нам нужно дождаться своего часа, и сначала мы будем даже осуждать жестокие методы Новой Силы, втайне одобряя ее конечную цель – Мудрость, Всеобщее Благоденствие и Порядок, – то, чего мы мечтали добиться, а наши слабые или праздные друзья больше мешали нам, чем помотали. Нам не нужно – и мы не будем – менять наших целей, мы изменим лишь способы, с помощью которых мы к ним стремились».
«А теперь послушай меня, Саруман, – сказал я ему, когда он умолк. – Мы не раз слышали подобные речи, но их произносили глашатаи Врага, дурача доверчивых или наивных. Неужели ты вызвал меня для того, чтобы повторить мне их болтовню?»
Он искоса глянул на меня и спросил:
«Так тебя не прельщает дорога Мудрейших? Все еще не прельщает? Ты не хочешь понять, что старые средства никуда не годятся?» Саруман положил мне руку на плечо и тихо сказал, почти прошептал: «Мы должны завладеть Кольцом Всевластья. Вот почему я тебя призвал. Мне служат многие глаза и уши, и я уверен – ты знаешь, где хранится Кольцо. А иначе зачем бы тебе Хоббитания – и почему туда же пробираются назгулы?» Саруман посмотрел на меня в упор, и в его глазах полыхнула алчность, которую он не в силах был скрыть.
«Саруман, – отступив, сказал я ему, – нам обоим известно, что у Кольца Всевластья может быть только один хозяин, поэтому не надо говорить мы. Но теперь, когда я узнал твои помыслы, я ни слова не скажу тебе про Кольцо. Ты был Верховным Мудрецом Совета, однако тебе невмоготу быть Мудрым. Ты, как я понял, предложил мне выбор – подчиниться Саурону или Саруману. Я не подчинюсь ни тому, ни другому. Что-нибудь еще ты можешь предложить?»
Он глянул на меня холодно и с угрозой. «Я и не надеялся, – проговорил он, – что ты проявишь благоразумие Мудрейшего – даже ради своей собственной пользы; однако я дал тебе возможность выбрать, и ты выбрал воистину глупейшее упрямство. Что ж, оставайся покуда здесь».
«Покуда – что?» – спросил я его.
«Покуда ты не откроешь мне тайну, где хранится Кольцо, – ответил он мне. – Или покуда оно не отыщется вопреки твоему малоумному упрямству. Тогда, вероятно, Державный Властитель сможет заняться простенькими делами. Он решит, к примеру, какой награды заслуживает упрямство Гэндальфа Серого».
«Решить-то, пожалуй, ему будет просто, – проговорил я, – да легко ли выполнить?» Но Саруман только издевательски рассмеялся, ибо он знал не хуже меня, что я произношу пустые слова.
Меня отвели на Дозорную площадку, с которой Саруман наблюдает за звездами; спуск оттуда – витая лестница в несколько тысяч каменных ступеней – охраняется внизу отрядом стражников; да и ведет эта лестница во внутренний двор. Оставшись один, я оглядел долину, некогда покрытую цветущими лугами; теперь лугов здесь почти не осталось: я видел черные провалы шахт, плоские крыши оружейных мастерских и бурые дымки над горнами кузниц. Дымки подымались отвесно вверх, ибо долина защищена от ветра поясом скал, и сквозь дымное марево, которое окутывало башню Ортханка, мне были видны стаи волколаков и отряды хорошо вооруженных орков, – Саруман собирает собственное воинство, значит, Врагу он еще не подчинился. Крохотной была Дозорная площадка – я не мог согреться даже ходьбой, – а вечные ледники дышали вниз холодом, и в долину сползали промозглые туманы; но горше дыма Скальградских кузниц, мучительней холода и сильней одиночества меня терзали мысли о Всадниках, во весь опор скачущих к Хоббитании.
Я был убежден, что это назгулы, хотя и не верил теперь Саруману; однако про назгулов он не солгал, ибо по дороге я слышал известия, которые подтвердили его слова. Мне было страшно за друзей в Хоббитании, и все же меня не покидала надежда: я надеялся, что Фродо, получив письмо, не медля ни дня, отправился в Раздол, и Черные Всадники его не нашли. Однако жизнь все переиначила. Я надеялся на исполнительность хозяина трактира и опасался могущества Властелина Мордора. Но Лавр забыл отправить письмо, а Девять прислужников Черного Властелина оказались слабее, чем я о них думал, – у страха, как известно, глаза велики, и я, пойманный в Саруманову ловушку, одинокий, испуганный за своих друзей, переоценил могущество и мудрость Врага.
– Я видел тебя! – вдруг воскликнул Фродо. – Ты ходил, словно бы заключенный в темницу – два шага вперед и два назад, – но тебя ярко освещала луна!
Гэндальф удивленно посмотрел на Фродо.
– Это был сон, – объяснил ему хоббит, – и я его сейчас очень ясно вспомнил, хотя приснился-то он мне давно: когда я только что ушел из дома.
– Да, темница моя была светлой, – сказал Гэндальф, – но ни разу в жизни меня не одолевали столь мрачные мысли. Представьте себе – я, Гэндальф, угодил в предательские паучьи сети! Однако и в самой искусной паутине можно отыскать слабую нить.
Сначала я поддался мрачному настроению и заподозрил в предательстве Радагаста Карего – именно на это и рассчитывал Саруман, – однако, припомнив разговор с Радагастом, понял, что Саруман обманул и его: я неминуемо ощутил бы фальшь, ибо Радагаст не умеет притворяться. Да, Радагаст был чист предо мной – именно поэтому попал я в ловушку: меня убедили его слова.
Но поэтому лопнул и замысел Сарумана: Радагаст выполнил свое обещание. Расставшись со мной, он поехал на восток и, когда добрался до Мглистых гор, поручил Горным Орлам помогать мне. От них ничто не могло укрыться – ни назгулы, ни огромные стаи волколаков, ни орды орков, вторгшихся в Лихолесье, чтобы освободить злосчастного Горлума; и Орлы отправили ко мне гонца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
