Он усаживал тело спиной к двери. Пустая бутылка водки каталась по вагону, расплескивая последние капли. Тело все время стремилось лечь на пол. Когда состав стал тормозить перед станцией, Оскару удалось поставить пьяницу на ноги. В итоге оба вывалились на платформу к ногам охранника.
— Эккур! …твою мать! Опять напился… — мужчина в форме взялся за переговорное устройство. — Спустись! — с раздражением сказал он и приподнял Эккура за шиворот. — Еще раз увижу, что пьешь в вагоне, сядешь у меня как миленький!
Ангел поднялся на четвереньки. С помощью Оскара ему удалось доползти до скамьи, но охранник не ослабил бдительность.
— Что в карманах, выкладывай… — приказал он.
Графиня обшарила карманы пьяного Ангела раньше, чем тот услышал приказ. Пока полицейский потрошил кошелек, она выбросила на рельсы все, что сочла подозрительным. Второй охранник в сопровождении дежурной по станции спускался ему на подмогу. Графиня развернула справку и вложила в руки Эккуру.
— Неужели они нас не видят? — спросила она. — Неужели можно укусить его за нос, и ничего за это не будет?
Два охранника склонились над пьяным.
— Смотри-ка, справку достал… — заметил один, вырвал из рук бумагу и сунул в карман. — Как будто мы не знаем, что он больной.
Вновь прибывший по второму кругу обшарил карманы.
— В отделении отоспится, — решил он.
— Облюет нары.
— Дык… куда его?
Оскар позволил телу упасть на скамейку, и охранники отступили на шаг.
— Наверху телефонная будка, — шепнул он на ухо графине. — Вызывай скорую. Быстрее… Я не дам утащить его в отделение.
— А ты уверен, что скорая меня услышит?..
— Мирка! Бегом…
Графиня выбежала под ночное небо незнакомого города, распахнула дверь телефонной кабины, вынула из нее тщедушного подростка и бросила на асфальт. Мальчишка не сопротивлялся. Все происшедшее он принял как должное, только, обретя равновесие, полез обратно, не понимая, что кабина уже занята. Графине пришлось стукнуть его по лбу телефонной трубкой.
— …Хрен знает, какая станция! — кричала она дежурной. — Хрен знает, сколько лет и как зовут! Хреново человеку совсем…
— Пиво… — сказал подросток, обращаясь к висящей в воздухе трубке. — Там… мое пиво внизу стоит.
Графиня подняла с пола недопитую банку и кинула ему в руки.
— …Нет, ни на что не жалуется. Теряет сознание.
— Мои сигареты… — потребовал юноша.
Пачка, лежавшая на автомате, полетела мимо хозяина. Юноша встал на четвереньки, чтобы отыскать ее, но выводов для себя не сделал.
— Что? — спросила графиня, когда его физиономия снова возникла в кабине. — Может, ты здесь и бабу свою оставил?
— Мои очки… — попросил паренек и пощупал графиню за руку. Пощупал, прищурился и отступил на шаг, чтобы свет фонаря не слепил глаза.
Графиня осмотрела кабину, но очков не нашла.
— В карманах поищи. Давай… топай отсюда. Иди домой, к мамке! — приказала она. — Дорогу видишь?
— Ну… — кивнул юноша, осматривая темную улицу.
— Идти можешь?
— Ну…
— Может, знаешь, как станция метро называется?
— Ну… знаю.
Двери станции закрыли на ключ прямо перед носом графини, а ей не хватило сил их сломать. На стук пару раз выходила дежурная, но никого не увидев, возвращалась на место. Даже не ругалась, потому что некого было ругать. Мира вышла на улицу. Стояла глубокая ночь. На небе висела Луна, похожая на лик очень нервного человека, который корчился от боли и готов был кричать. По ровным дорогам рядами носились машины. Фонари светили так ярко, что болели глаза.
— А говорил, не будет Луны, — вспомнила Мирослава. — Обманывал девушку…
Она еще раз спустилась в метро и еще раз подергала дверь. Дежурная снова вышла на шум, но открыла только врачам скорой помощи.
— Опять этот кадр… — сказал врач, осматривая Эккура издалека. — И опять в мою смену.
Два охранника взяли Ангела под руки, понесли к эскалатору.
— У него есть родные? — спросила графиня Оскара. — Кто-нибудь, кому стоит сообщить?..
— Там непримиримые противоречия.
— Ну, еще бы!
— Не уверен, что он хотел бы сообщать о себе. Не думаю, что это будет для них откровением.
— Покажешь, где живут?
— Не знаю, Мирка, надо ли это делать. Эккур бы не стал.
— Почему непутевый Ангел с диагнозом «идиот» должен сам распоряжаться собой? — медицинская машина съехала с тротуара на проезжую часть. Красные фонарики на ее «спине» растворились в огнях ночного шоссе. — Этот псих жизнь мою раскурочил, и ты думаешь, что я стану с ним церемониться? Все! Его развеселое существование закончилось на этой бутылке. Он еще не понял, с кем связался. Оська! Теперь я знаю, к чему себя применить. Надо бы еще узнать, в какую больницу его забрали.
— Для таких, как он, больница известна. Там забор по всему периметру.
— Забор — не бункер. Должна же я вручить ему шерстяные носки. Покажи, где живет его стая. Покажи мне сейчас же…
Оскар отвел графиню с середины дороги, чтобы припозднившийся прохожий не налетел на фантом.
— Будешь переходить улицу, — предупредил он, — десять раз посмотри вокруг. Учти, что машины не затормозят, чтобы тебя пропустить. Будешь ездить в общественном транспорте — не садись. Обязательно кто-нибудь сядет сверху…
— Отведи меня к ним. Пожалуйста.
— Я сам поговорю с его «стаей».
— Но я…
— Мирка! Война закончилась, — напомнил Оскар подруге. — Нам надо немного от нее отдохнуть. Я поднимусь, поговорю, а ты подождешь у подъезда.
От стука дверь приоткрылась, и графиня нарушила обещание. Она шагнула вслед за Оскаром в пустую квартиру. Свет уличного фонаря пробивался из кухни в коридор. Эхо опустевших комнат повторяло звуки шагов. На подоконнике стояла бутылка Бордо, две рюмки ожидали гостей.
— Смылись, что ли? — не понял Оскар. Он заметил на вешалке теннисные ракетки. — О! Я тебе говорил, что здесь кортов нет…
— И Луны, между прочим, тоже. Может быть, нам оставили маленького котенка?
— Выбежал бы уже.
— Собачка бы выбежала. Коты имеют манеру прятаться.
— Поди, поищи…
— И штопора нет. Луна есть — а штопора нет!
— Я открою бутылку. Пойди, поищи котенка.
— Смотри-ка, даже лампочки с собой забрали, — графиня пощелкала выключателем и заметила на потолке оголенный провод.
— Лампочки ты не заказывала, — напомнил Оскар. — Ты заказывала Бордо и теннисные ракетки.
Мирослава прошла вдоль стены коридора, повернула за угол. Тишину пустой квартиры нарушал телевизор соседей. Предчувствие, что хэппи-энда не будет, охватило Мирославу: «Не для хэппи-энда писался роман. Наверняка, для чего-нибудь героического. Иначе его не было бы так тошно читать».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
