Где это прелестное создание?.. – И тут сознание чуть не покинуло его: он увидел длинный ряд женщин, возвращавшихся с полей, которые рассеивались потихоньку в разные стороны по домам. Магдалена шла с Танеей. По крайней мере, ему показалось, что это Магдалена. Волосы ее были подвязаны высоко на макушке. Скромная льняная нижняя сорочка, которая закрывала ее светлую, кожу от шеи до колен, была решительно подвернута. Рукава она закатала до плеч, а подол юбки подвязала между бедрами, обнажая длинные изящные стройные ноги.
Он подошел к двум женщинам, которые сшили посреди широкой грязной улицы и оживленно общались посредством ломаного таинского Магдалены и языка жестов. Прежде чем он раскрыл рот, пожилая женщина повернулась к нему с широкой улыбкой на мудром лице:
Твоя женщина – хорошая работница. Белая одежда что глупость. Лучше вообще ничего не надевать. Но она многому сегодня научилась. Со временем она станет сильнее, а кожа ее потемнеет, как у тебя. Она хорошая таинка. – С удивительно исчерпывающей похвалой Танея поклонилась и невозмутимо побрела прочь.
Магдалена повернулась к угрюмому Аарону. Собрав воедино все частички гордости, что у нее еще остались, она усилием воли выпрямила свое ноющее от боли, зудящее тело и вызывающе положила перепачканные грязью и навозом руки на бедpa, обмотанные такой же отвратительно грязной сорочкой.
– Что ты морщишь нос?
– Ты похожа на шлюху, выползающую из канализационной трубы недалеко от порта в Малаге, – прогремел он, словно хлестнул ее кнутом.
– Ты знал, что это была за работа, на которую меня пристроил, и даже из чего состоят удобрения. Тебе не нравится, как они пахнут на таком близком расстоянии? Понюхай, как они будут смердеть на твоей коже, – сказала она, грубо натирая его своими перепачканными руками. Потом обняла его, прижимая свое пропотевшее вонючее тело к нему.
Прежде чем Аарон смог, увернуться от нее, он оказался перепачканный навозом.
– Ради двадцати четырех яиц двенадцати апостолов! Ты же покрыла меня дерьмом с ног до головы!
Глаза Магдалены широко раскрылись от изумления.
– Где ты слышал такое ругательство? – выдохнула она.
Аарон усмехнулся:
– Я научился этому и кое-чему похуже от моряков «Санта-Марии» и «Ниньи». Эти корабли принадлежат самым католическим в мире, величествам, – ответил он, отстраняя ее и пытаясь удержаться от рвоты.
Ну уж конечно, не от адмирала, – справедливо заметила она, проходя мимо него в дом. Она не обращала на него внимания и мыла руки в миске с тепловатой водой. Прежде чем взять полотенце, которым вытрется после мытья, ей надо избавиться от омерзительной грязи хотя бы на части тела!
Он прислонился к косяку и наблюдал за ней со странно смешанными чувствами – тут было и сильное раздражение, и безотчетный взрыв желания, и восхищение. Сладкое ароматное тело Алии, которая так прижималась к нему сегодня утром, не вызвало у него страсти. А эта покрытая навозом маленькая ведьмочка разгорячила его кровь.
– Ты права, адмирал не прощает грехов простым морякам и солдатам. Во время войны я также научился нескольким отборным фразам у мавров. Ты, моя госпожа, возбуждаешь во мне склонность к богохульству, по крайней мере, в двух религиях!
– Лучше позаботься о своей доброй душе, чем о положении. Я уверена, адмирал осудит тебя, – огрызнулась она, продолжая яростно оттирать руки.
– Адмирал скорее осудит тебя за то, что ты появляешься в общественных местах с голыми руками и ногами. Ты ведь, как вечно напоминаешь мне, знатная кастильская женщина, моя госпожа, – с презрительной иронией в голосе сказал он.
Она встала с колен, подняла миску и выплеснула грязную воду прямо ему в лицо.
– В этой деревне, где все ходят голыми, а сам ты одет в одну эту… шелуху, черный от загара, ты еще осмеливаешься говорить мне, чтобы я одевалась для рабской работы в этой канализации! – закричала она, когда он шагнул к ней. Он ловко увернулся от миски, которую она занесла над ним, и не обратил внимания на шум, с которым глиняная посудина вдребезги раскололась, ударившись о дверь. Стряхивая капли грязной воды с лица и волос, он схватил ее за руку и взвалил на плечо.
– Теперь от нас обоих так воняет, что я едва ли могу сказать, где начинается и заканчивается один из нас, и не слишком крути своей круглой задницей, а не то я отшлепаю ее и она станет такой же красной, как твои волосы. – Он подхватил большую тряпку, чтобы вытереться, и свою кожаную седельную сумку, а потом направился к двери.
Магдалена царапалась и яростно визжала, как разозленный попутай.
Аарон, дал ей хорошего тумака, и она перешла на простые гортанные ругательства.
– Для женщины, рожденной в знатной семье, ты знаешь немало проклятий, женушка, – мрачно сказал он, пробираясь к реке.
Понимая, что они своим видом здорово забавляют таинцев, а ее и без того натруженные мускулы болят от каждого движения, Магдалена угомонилась.
Аарон тем временем вышел из деревни. Вскоре он добрался до реки, где обычно купались все обитатели деревни. Он не остановился, а продолжал идти вверх по течению, следуя поворотам и изгибам реки, которая забиралась всевыше и выше. Джунгли изумрудным великолепием сомкнулись над ними, мягкие краски заката поглощали сверкание цветов, которые переливались от ярко-малиновых и золотых оттенков до нежно-розовых и желтых.
Наконец он свернул с тропы и зашагал через низкий густой кустарник с огромными веерообразными листьями, а потом остановился и спустил с плеча Магдалену. И не успела она обернуться, как услышала плеск водопада, низвергавшегося из выступа на скале на обворожительно, прекрасный уединенный пруд. Красота серебряных брызг и голубой воды в окружении шелестящих пальм и цветущих кустов лишили ее дара речи.
– Это небольшой приток той реки, что течет внизу. Подводные ручьи питают ее воды, а потом она вливается в главное русло у подножия горы, – сказал он и бросил сумку и полотенце на покрытую мхом землю.
– Ты сам нашел его, и знают ли другие об этом местечке? – в благоговении спросила она.
Он улыбнулся, согретый ее радостью. Его позабавило и сочетание нетронутого великолепия этого уголка с заляпанными грязью пришельцами.
– Меня привели сюда, когда я первый раз приехал в эту деревню. Я чувствовал себя очень стесненно, купаясь в общественном месте, где на меня таращились женщины и девочки. Тогда Гуаканагари и его брат показали мне это место.
– Женщины и девочки, в самом деле? Ты кичливый лицемер! – колко сказала она, обозревая его крошечную набедренную повязку.
По его лицу растеклась улыбка.
Возможно, «кичливый» – самое подходящее слово, жена, но я не хочу, чтобы от тебя так воняло, как сейчас. Раздевайся и мойся. Буду молиться, чтобы ты не загрязнила питьевую воду там, далеко внизу.
