полным ртом нахваливала я пирог.
— Кушай, девочка, кушай! Тебе весу немного набрать нужно, а то как наследника нашего носить будешь!? — бесхитростно проговорила женщина.
Я поперхнулась и закашлялась. Чего? Какие такие наследники? И от кого? От Валеева? Так он даже не разговаривает со мной почти месяц, с той ночи. А уже про взаимные чувства и детей, это я вообще молчу!
— Что ж ты так? — пожурила меня подавая стакан воды.
— Просто поперхнулась. — опустила глаза и запила горечь.
— Ну, ну! — улыбнулась слишком мудрая женщина.
Больше разговора на тему наших с Сашей отношений не поднималось.
Я сидела на кухне и дожевывая кусок пирога, любовалась снегом. Он наконец решил порадовать нас и кружил огромными пушистыми хлопьями. Обожаю смотреть на танец снежинок. В такие момента хочется завернуться в плед и откинуться на плечо любимого человека. Вместе смотреть как за окном все приобретает чистоту.
Если бы я могла встать с этого дурацкого кресла, то повторила танец снежинок. Совсем как в детстве. Я начала танцевать еще в два года и уже тогда тонко чувствовала музыку. Это у меня от мамы. Она и отвела меня в студию танца, где на меня возлагали большие надежды. Начались репетиции и поездки всей студией. Грамоты, дипломы, кубки. Водоворот закрутил и я даже не заметила когда мама заболела. Она просто не говорила о своей болезни никому, пока не угасла как свеча.
— Чем у нас так вкусно пахнет? — совсем рядом раздался любимый голос.
Вздрогнула и смахнула выступившую слезинку. Когда я успела так погрузиться в воспоминания?
— Привет. — тихо произнес и подошел ближе. — Почему слезы? У тебя что-то болит? Позвонить доктору?
Валеев выглядел как взволнованный муж. Если его эмоции искренние, то может еще не все потеряно и мои чувства взаимны.
— Спасибо, Саш! — подняла на него глаза, уже не скрывая слез. — Просто вспомнила маму. Вспомнила первую танцевальную студию.
— Понятно. — все так же тихо ответил.
Пауза повисла в воздухе. Я смотрела на него, он на меня и мне казалось, что комната стала меняться. Она словно растворялась. Предметы теряли обличие и тонули в стенах. А вот Саша, словно приближался. Он и так не был далеко, но мне показалось, он стал еще ближе. Настолько, что я видела коричневые крапинки в его глазах. Могла четко сказать сколько и какие родинки на его лице. А еще чувствовала его горячее дыханье рядом со своими губами.
— Проголодались? — громом прозвучал голос Анны Владимировны и мы оба вздрогнули. — Ой, я кажется не вовремя!
— Нет, все в порядке! Накрывайте ужин, я пока переоденусь! — заявил Валеев и покинул комнату.
Ели мы молча. У каждого были свои мысли, но мы оба их не высказывали.
После ужина ему позвонили и он сорвался в неизвестном направлении.
Задавать вопросы типа: «Ты куда?» я не имела права. Если я живу в его доме, это не значит, что могу влезать в личные дела Саши.
— Давай я помогу тебе подготовиться ко сну? — предложила как обычна женщина.
— Спасибо. Я еще хотела посидеть и посмотреть на снег. — пожала плечами.
— Как знаешь. — пожала она плечами в ответ. — Что-то наш хозяин в последнее время стал задерживаться. — как бы между прочим заметила она.
У меня в душе выла вьюга. Она скребла голыми ветвями и ворошила неприятные мысли. У Саши есть женщина! Я просто несчастная калека, которую он пожалел!
Так одиноко и холодно мне еще не было никогда. До сегодняшнего дня, я не понимала, насколько зависима от Валеева. Не отдавала себе отчета, что дышу и живу ради встреч с ним. А сейчас…
— Ладно, я пойду к себе, если что, знаешь где меня искать. — похлопала меня по плечу Анна Владимировна и ушла.
Я же словно выпала из реальности. Смотрела в окно, но уже не видела красивых хлопьев снега. Не понимала как дальше жить и что делать. Меня словно ударило током и тело медленно тлело догорая от пожара внутри.
Слышала есть такая болезнь, как синдром разбитого сердца. Интересно, какие симптомы у этой болезни и есть ли лекарства? В теории думаю есть. А вот в моем случае, существует оно или нет?
— Малыш! — тихий, настолько, что я подумала это сон, голос Саши немного вывел меня из ступора.
Но реагировать на него и даже говорить я не могла. Боль была настолько сильной, что я подумала, что опять упала с высоты. Это была физическая боль, такая, которая поражает все тело и даже ноги, коих я не чувствую давно.
— Спишь, маленькая?! — скорее как утверждение прозвучал его вопрос.
Меня как тряпичную куклу, подняли на руки и понесли. Я закрыла глаза и громкий стон вырвался из моей груди.
— Что, малыш? Что с тобой, Вась? Где болит? — забеспокоился Саша и ускорил шаг.
Он пинком отворил двери моей спальни и очень осторожно уложил меня на подушку.
Опять невольный стон и тело прошиб озноб. Трясло так, что стучали зубы. Лицо, шея и спина покрылись испариной. А глаза горели и открыть их было равносильно, что смотреть на пламя слишком близко.
— Сейчас, маленькая! Сейчас! — слышала и едва различала слова.
Мне хотелось остановить взволнованные шаги и попросить остаться со мной. Но язык налился свинцом и не слушался меня. Вместо слов из горла вновь вырвался стон. Все тело было ватным и не слушалось меня. Темнота вокруг сгущалась и обволакивала коконом. В нем было тепло, даже жарко, но тревожно. Потому я мотала головой из стороны в сторону и мычала непонятные слова.
А потом все успокоилось и я провалилась в сон без сновидений. Просто укуталась мраком и забыла о том кто я и где. Все стало не важным и зыбким. Все. Даже одиночество.
*****
Опять это чувство беспомощности! Опять я смотрю на мою занозу и не знаю как и чем ей помочь. Как сделать так, чтоб забрать хоть частичку ее боли себе?
Продолжаю нервно мерить шагами ее комнату и наблюдать как доктор возится с ней. Едва я понял, что с Василисой что-то не так, вызвал врача. И вот он качая головой заканчивает осмотр.
— Чтож вы голубчик довели свою жену до такого состояния! — спокойно начал мужчина в халате, когда закончил осмотр.
— Что с ней? Что-то серьезное? — остановился и внимательно посмотрел на врача.
— У нее нервное истощение! Это как же вам удалось довести ее до такого состояния? — опять отчитал меня мужчина.
Я и сам вдруг подумал «Как?». Неужели мои поступки и молчание, могла настолько накрутить маленькую занозу, что она сорвалась. Я ведь
