Наш мир отравлен старостью, Анку. Пастыри стары, самому молодому члену Великого Круга, не считая меня, изгнанника, давно перевалило за четыре столетия. Страны, что существуют под опекой Пастырей, точно так же стареют. Страна-старик – что может быть печальнее? Болезни разума, души и тела разъедают такую страну, и она распространяет миазмы своих недугов окрест, заражая другие страны.
А где-то поодаль, на неподвластных или попросту забытых Пастырями просторах зреют молодые и сильные народы. Они живут в нищете, бедствуя, и часто платят сотнями тысяч, а то и миллионами жизней просто за право самостоятельно выбрать себе правителя. Но всех их сегодня объединяет одно – гнев и ненависть к странам-старикам. К зажравшимся мировым гегемонам, неспособным уже переварить то, что они когда-то проглотили.
Но скоро придет на Землю то, чего страшатся и Пастыри, и их отары. Это будет время, когда молодые и нищие начнут рвать на части старых и богатых. И будет война. И может погибнуть все сущее, и мы в том числе, ибо по неразумности Пастырей живущие и смертные, шествующие их Путем, создали много такого оружия, которое убьет саму жизнь.
И тогда я открыл Новый Путь. Жезл, Череп и Чаша помогли мне, подсказав, как встать на него и как помочь встать другим.
Подняв из могил миллионы мертвецов, мы исподволь наводним ими этот мир для того, чтобы в предначертанный час выпустить ярость мертвой жизни на свободу! Жезл направит их, Чаша поддержит их, Череп защитит их.
Уничтожив большую часть живущих и смертных, – и тех, кто жил под дланью Пастырей, и тех, кто мечтал жить там, – мы упокоим мертвецов, уже навсегда, а на очищенной от лишних ртов, умов и тел Земле начнем строить то, что я назвал «Общество Нового Пути».
– Но другие Пастыри! Они будут против!
– Пастыри тоже смертны, хотя смерть наша и упрятана слишком далеко… Сила Властителей, могучий Атис, защищает нас, но на всякую силу всегда найдется другая сила. У Круга Пастырей есть много могущественных марвелов, но ни один из них ни в древности, ни сейчас не додумался до того, что открылось мне… Конечно, в открытом бою со всеми Пастырями я не выстою. Но когда наши многомиллионные армии вдруг, внезапно, в одночасье возникнут повсюду и примутся за свою очистительную работу, Пастыри бросятся на борьбу с мертвецами и мы сможем легко уничтожить их поодиночке.
– Я преклоняюсь перед вами, Удбурд!
– Ну довольно, довольно, встань с колен, Анку. Сегодня же мы проведем твою трансформацию, дабы в среде живущих по ту сторону закона ты не вызывал подозрений. Под новой личиной тебе предстоит прожить все четыре года. За этот период, я думаю, мы сумеем распространить наше учение о Новом Пути по другим городам и странам. На то, чтобы накопить достаточно сил, уйдет еще четыре раза по четыре года. И через двадцать лет мы будем готовы начать Очищение. Великие дела, Анку, впереди великие дела! Жезл, Череп и Чаша помогут нам!
– Да, Удбурд, Жезл, Череп и Чаша!
Гуцул замолчал. Похоже было, что действие стимуляторов заканчивалось. В комнате стояла тишина – все были поражены услышанным и никто не решался заговорить первым.
Граф встал, жестом показал Илье, что пленника можно отпустить. Едва его руки ослабли, как Гуцул запрокинул голову и захрипел. Из раскрытого рта раненого вылетали кровавые брызги, ноги начали совершать странные, какие-то лягушачьи движения.
– Кончается, – утвердительно сказал Громыко. – Граф, вы в его черепушку как глубоко заглядывали – много там еще интересного?
– Немало, и такого, что волосы встают дыбом. Но там нет главного – как и где найти этого Удбурда. Боюсь, господа, что хотя мы и узнали много нового, но ниточка оборвалась.
Гуцул тем временем перестал хрипеть, дернулся пару раз и затих. Граф перекрестился, Громыко выругался вполголоса. Илья поднял с пола большой кусок окровавленной простыни и накрыл умершего.
В комнате вновь воцарилось тягостное молчание, которое неожиданно прервал Вадим Завадский:
– Может быть, имеет смысл допросить этого… Калача? Ну, главного бандита, у которого Гуцул был помощником? – Зава посмотрел на Громыко, потом на Торлецкого.
– Ерунда. Калач ничего не знает, – Громыко щелкнул пальцами. – Если перевести весь этот бред на нормальный язык, получается вот что: деланьем долбеней, ну, я хотел сказать, оживлением покойников, занимался этот бесноватый Удбурд при помощи своих Жезла, Черепа и Чаши. А Гуцул сбывал живой… тьфу ты, я хотел сказать, неживой товар браткам, которые выступали посредниками между Удбурдом, прикрытым Гуцулом, и покупателями – строительными фирмами, сутенерами, киллерскими конторами и черт еще знает кем. Сколько времени существует этот бизнес, сказать трудно, но можно. Гуцул появился в окружении Калача не так давно. Познакомились они на зоне, где Калач чалился по корявой статье, а Гуцул – по плевой, на трояк, но не тухлой. На свободе они – почти год. Калач вышел по амнистняку, а Гуцул, как я помню, отбарабанил по полной, время подошло. Стало быть, Гуцула этот Удбурд закинул в зону четыре года назад…
– Ага, если умножить… М-м-м… Выходит, только в Москве около ста пятидесяти тысяч зомби прикидываются живыми людьми? – Зава вскочил, блеснули стекла очков.
– Ни хрена себе… – Громыко тоскливо выматерился.
– Господа! Поскольку все сейчас несколько устали и подавлены обрушившейся на нас информацией, предлагаю лечь спать! – Торлецкий вышел на середину комнаты. – Места у меня много, а утро, как говаривали наши предки, вечера мудренее. Кроме того, утром меня должен навестить Дмитрий Карлович. Он, хотя и юноша, но человек весьма рассудительный, и самое главное – саркофаг, который покойный Анку назвал Ларцом Желаний, настроен на него.
– А ведь верно! – Громыко ухмыльнулся. – Получается, у нас есть невыполненное, точнее, не загаданное желание!
– Ну все, спать, спать! – и граф распахнул дверцу, ведущую в жилые покои подземелья.
Впрочем, лечь спать сразу не получилось. В маленькую сауну графа, устроенную им рядом со спальней, выстроилась настоящая очередь. Яну как единственную женщину мужчины галантно пропустили вперед. Пока девушка приводила себя в порядок под секущими струями контрастного душа, майор, развалившись в кресле, рассуждал вслух:
– Кому расскажешь – не поверят! Сто пятьдесят тысяч оживленных покойников! Япона-мама! И все готовы по первому приказу своего хозяина порвать в клочки кого угодно… Это же… Хм… Так… В пехотной роте сто человек. В батальоне – пять рот. В полку – четыре батальона. В дивизии – четыре полка. Получается…
– Почти двадцать дивизий получается, – быстро посчитал Зава.
– Двадцать дивизий! – Громыко вскочил, хлопнул себя по бедрам. – Р-раз! – и весь город захвачен! И еще вопрос, как с ними, уже один раз умершими, бороться… Может, их и убить-то нельзя…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
