– Клянусь, я не знаю, где она! – поторопился спасти положение пилот. – Она прыгнула в море, когда я летел вдоль береговой полосы.
– Ты доложил об этом Гонсалесу?
– Нет! С того дня я его вообще не видел. Он на остров не вернулся и вечером на катере отправился на материк.
– И до сих пор не вернулся?
– Нет, не вернулся.
– Отвезешь меня на базу? – от всего сердца попросил я. – К флигелю Августино? А я тебе за это руки развяжу.
– Это невозможно, – ответил пилот.
– Ты же возил туда Анну?
– Всякое приземление у флигеля должно быть санкционировано Гонсалесом.
– Но ведь его нет!
– В его отсутствие только Августино может это разрешить.
– А мы ему не скажем, что хотим приземлиться. Полетим, как чайки…
– Нет! – перебил меня пилот, разозлившись оттого, что я повторял слова Анны, а всякое упоминание о ней, похоже, действовало ему на нервы и ущемляло самолюбие.
Нет так нет, подумал я и потянул рычаг вверх до отказа. Лопасти стали месить воздух, как густое тесто. Вертолет не то чтобы взлетел, он прыгнул вверх, как теннисный мячик, и у меня от такой прыти все внутренности ухнули куда-то вниз.
– Ненормальный!! – крикнул пилот, в мгновение побелев, как лист бумаги, и стал дергать плечами, пытаясь высвободить руки. – Что ты делаешь?! Ты… Ты…
У него не хватало фантазии, чтобы дать мне какой-нибудь совет. Команды «Ничего не трогай» или «Опусти рычаг вниз» были равнозначны смертному приговору. И в том, и в другом случае вертолет рухнул бы в море, как болид, и пилоту ничего не оставалось, как начать срочно обучать меня приемам пилотирования.
– Ручку держи!! – брызгая слюной, заорал он, чувствуя, что крен у вертолета становится все более выраженным и мы рискуем завалиться набок. – Выровняй!! Выровняй, тебе говорят!!
Я сам не на шутку испугался того, что натворил. Оглушающе грохоча лопастями, вертолет продолжал набирать высоту, заваливаясь при этом на правый бок, и нас начало сносить на скалы. Я схватился за ручку обеими руками и, бормоча: «Просил же тебя по-хорошему», попытался выровнять вертолет. Как ни странно, мне это удалось; маленькая винтокрылая машина, не в пример своему пилоту, была очень послушна и тотчас отзывалась на малейшее движение ручкой.
– Так, – тяжело дыша, пробормотал пилот, вращая во все стороны головой и глядя то через окно вниз, то на приборы, то на мои руки. – Теперь медленно опускай шаг-газ вниз и смотри по прибору, чтобы скорость приземления не превышала полуметра в секунду.
– Конечно! – ответил я и плавно наклонил ручку вперед. Вертолет, подчиняясь, боднул воздух и с заметным ускорением полетел вдоль моря.
– Куда?! – опять заорал пилот.
– Послушай, может бросить ручку и заняться развязыванием твоих рук? – предложил я.
– Нет!! – скрипел зубами пилот. – Держи!! Не отвлекайся!!
Пот градом лил с меня, но опасная забава стала мне нравиться. Все вроде просто: ручка управления вращается в четырех плоскостях. Надавил вперед – и несущий винт тоже поворачивается своей плоскостью вперед, что придает поступательное движение. Надо «притормозить» – ручку на себя. Если ее отклонить влево или вправо, то в действие приходит рулевой винт: он начинает загребать воздух, отклоняя хвостовую балку в нужную сторону. Как посадить вертолет, мой пленный учитель уже успел рассказать. Единственное, чего я не понял, это как мне не промахнуться и с первого раза попасть на базу.
Мы неслись метрах в пятидесяти над водой. Я успел убедиться, что мы не падаем, что летим в нужном направлении и вертолет слушается команд, и позволил себе немного расслабиться. Пилот, правда, продолжал отчаянно крутить головой, кидая взгляды вниз и на приборы, показания которых были для меня все равно что китайская грамота. Он, несомненно, гордился мной, как своим учеником, но почему-то стеснялся сказать об этом вслух.
Под нами промелькнул каменный завал, о котором рассказывала Анна, бухта с отвесными берегами, словно изрисованными белыми тропинками и ступеньками, сложенными из бамбуковых обрезков, затем похожие на мшистые кочки островки леса, растущего на покатом склоне, и, наконец, под нами зеленым ковролином потянулось ровное поле, лишенное каких-либо деревьев.
– Выше! – простонал пилот. – Возьми ручку на себя, сбрось скорость и поднимись выше! Они могут начать стрелять…
Я потянул ручку на себя, гася скорость, но набор высоты приостановил рычагом шаг-газа. Мы медленно подплывали к белому забору, вдоль которого, словно нефтяные, торчали вышки охранников.
– Расстреляют, – бормотал пилот, вжимаясь в кресло. – Они знают мой почерк… Сейчас они поймут, что в вертолете чужой…
– Площадка где?! – рявкнул я. У меня уже не было сил терпеть это медленное угасание вертолетной жизни и очень хотелось выпрыгнуть наружу.
– Добавь высоты!! – делая со своим лицом что-то ужасное, стал умолять пилот. – Заденем деревья…
– Площадка?!
Казалось, вертолет превратился в воздушный шар, который дрейфует по воле ветра. Скорость упала почти до нуля, и мы едва перевалили через забор, погладив тенью охранников. Лопасти резали воздух с ровным свистом, почти не встречая сопротивления, и стрелка, указывающая высоту, неумолимо валилась вниз.
Пилот, не выдержав этой пытки, стал бодать меня головой, словно намеревался ухватить рычаг шаг-газа зубами и дернуть его вверх. Я не сдержался и залепил ему пощечину.
Вертолет проседал все больше, воздушным потоком покрывая поверхность бассейна рябью. Я уже шел ва-банк, не думая о последствиях посадки на кроны деревьев. Пилот тянул до последнего, и, когда нас слегка качнуло, а в днище с царапающим скрежетом уперлась лохматая верхушка пальмы, он, скаля зубы, как Щелкунчик, процедил:
– Влево… Вдоль дорожки, за лабораторией…
Я не совсем удачно развернул вертолет вокруг своей оси, и он сделал по меньшей мере три витка. Вокруг нас все замелькало: дерево, вышка, забор, дерево, вышка, забор… Пилот что-то закричал и повалился мне на колени. Отталкивая его от себя локтем, я потянул шаг-газ вверх, чувствуя, как вертолет стал быстро взбираться в спасительное небо, но, чтобы не переусердствовать с высотой, я тотчас вернул его в прежнее положение и постарался нацелиться на белое подковообразное здание лаборатории.
Пилот уже не кричал, а бился в агонии в своем кресле, вытаращив дурные глаза. Какой слабонервный, подумал я и, до боли закусив губу, сдвинул ручку в сторону, эффектно срезав рулевым винтом верхушку пальмы. На высоте пилотирование получалось у меня намного лучше, чем в десяти метрах от земли, тем не менее я постарался не упасть в грязь лицом во всех смыслах и, по миллиметрам добавляя скорости, выровнял движение вертолета по тропинке.
Никто в нас не стрелял, несмотря на то, что воздушная акробатика была на самом высоком уровне, и все охранники на вышках смотрели на нас, широко раскрыв рты. Мы проплыли над крышей лаборатории, каким-то чудом протиснувшись между растяжками высокой антенны, и, когда я увидел под собой белый круг посадочной площадки, взял ручку на себя, полностью гася скорость, и опустил вниз рычаг.
Казалось, вертолету не терпится опуститься на землю, и он так жизнерадостно ухнул вниз, что ноги пилота вдруг оказались выше головы. В последнее мгновение я все же попытался смягчить наше падение, но все равно посадка оказалась далеко не мягкой. К счастью, вместо бетонного круга под полозьями оказалась цветочная клумба, на которую мы свалились, как на подушку.
Сорвав бейсболку с головы пилота, который пребывал в состоянии истерики, я нацепил ее на себя и, придерживая, чтобы ее не сорвало потоком воздуха, выскочил под лопасти. Едва не угодив под рулевой винт и ругая себя за суетливость, я добежал до флигеля. Охраннику, который стоял у дверей, я козырнул, прикрыв ладонью лицо, и сказал нечто крайне деловое:
– Срочный вызов!
Он хотел было возразить, но так и остался стоять у дверей со своим возражением. Я вбежал в сумрачный и прохладный коридор и сквозь фигурные стекла торцевой двери, ведущей в зал, увидел голову седого старика…
Отдышавшись, я вытащил из-за пояса револьвер, кинул себе под ноги бейсболку и зачем-то перекрестился.
Я не успел сделать и двух шагов, как обе створки двери вдруг распахнулись и мне навстречу вышла Анна. Она бы закричала от неожиданности, если бы я вовремя не закрыл ей рот ладонью.
Глава 40
– Тихо, милая, тихо, – шептал я, гладя ее по щеке тыльной стороной кулака, в котором сжимал револьвер. – Все будет хорошо… Сейчас вся база встанет перед нами по стойке «смирно».
Я осторожно убрал ладонь с губ Анны, убедившись, что она уже пришла в себя и узнала меня, и шепнул:
– Он один?
Она кивнула. Времени было в обрез. Мы стояли в коридоре, в котором в любое мгновение могли появиться вооруженные люди, и все же нежные слова вырвались из меня, как теплое шампанское из бутылки:
