Он не спеша обогнул зубчатую стену и через большие ворота вошёл во внутренний двор. Здесь бездельничало с полдюжины солдат, а в тени стены медленно прогуливался комендант форта майор Мэллэрд. Заметив капитана Блада, он остановился и отдал ему честь, как полагалось по уставу, но улыбка, ощетинившая его жёсткие усы, была мрачно-насмешливой. Однако внимание Питера Блада было поглощено совсем другим.
Справа от него простирался большой сад, в глубине которого находился белый дом губернатора. На главной аллее сада, обрамлённой пальмами и сандаловыми деревьями, он увидел Арабеллу Бишоп. Быстрыми шагами Блад пересёк внутренний двор и догнал её.
— Доброе утро, сударыня! — поздоровался он, снимая шляпу, и тут же протестующе добавил: — Честное слово, безжалостно заставлять меня гнаться за вами в такую жару!
— Зачем же вы тогда гнались? — холодно спросила она и торопливо добавила: — Я спешу, и, надеюсь, вы извините меня, что я не могу задержаться.
— Вы совсем не спешили до моего появления, — шутливо запротестовал он, и, хотя его губы улыбались, в глазах его появилось какое-то странное, жёсткое выражение.
— Но если вы заметили это, сэр, то меня удивляет ваша настойчивость.
Их шпаги скрестились. И не в привычках Блада было уклоняться от схватки.
— Честное слово, вы могли бы как-то объясниться, — заметил он. — Ведь только ради вас я нацепил этот королевский мундир, и вам должно быть неприятно, что его носит вор и пират.
Она пожала плечами и отвернулась, чувствуя одновременно и обиду и раскаяние. Однако, опасаясь выдать своё раскаяние, она решила прикрыться обидой и заметила:
— Я делаю всё от меня зависящее.
— Чтобы время от времени заниматься благотворительностью. — И он попытался улыбнуться. — Слава богу, признателен вам и за это. Я, может быть, беру на себя слишком много, но не могу забыть, что, когда я был только рабом на плантациях вашего дяди, вы относились ко мне с большей добротой.
— Тогда вы имели основание на неё рассчитывать. В то время вы были просто несчастным человеком.
— Ну, а кем же вы можете назвать меня сейчас?
— Едва ли несчастным. Ваше счастье на морях стало пословицей. Были слухи и ещё кое о чём: о вашем счастье и ваших успехах в других делах.
Она сказала это, вспомнив о мадемуазель д'Ожерон, и, если бы могла, тут же взяла бы свои слова обратно. Но Питер Блад и не придал им значения, совсем не поняв её намёка.
— Да? Всё это ложь, чёрт побери, и я могу это доказать вам.
— Я даже не понимаю, к чему вам утруждать себя доказательствами, — заметила она, чтобы выбить оружие у него из рук.
— Для того, чтобы вы думали обо мне лучше.
— То, что я думаю, сэр, должно очень мало вас трогать.
Это был обезоруживающий удар, и он, отказавшись от боя, принялся её уговаривать:
— Как вы можете говорить так, видя на мне мундир королевской службы, которую я ненавижу? Разве не вы сказали мне, что я могу искупить свою вину? Мне хочется только восстановить своё доброе имя в ваших глазах. Ведь в прошлом я не сделал ничего такого, чего мне следовало бы стыдиться.
Она не выдержала его пристального взгляда и опустила глаза.
— Я… я не понимаю, почему вы так говорите со мной, — сказала она уже не с той уверенностью, как раньше.
— Ах так! Теперь вы не понимаете! — воскликнул он. — Тогда я скажу вам.
— О нет, не нужно! — В её голосе прозвучала подлинная тревога. — Я сознаю всё, что вы сделали, и понимаю, что вы хоть немного, но беспокоились за меня. Верьте мне, я очень признательна. Я всегда буду признательна вам…
— Но если вы будете всегда думать обо мне, как о воре и пирате, то, честное слово, оставьте вашу признательность при себе. Мне она ни к чему.
На щеках Арабеллы вспыхнул яркий румянец, и Блад заметил, как её грудь под белым шёлком стала чаще вздыматься. Если даже её и возмутили слова Блада и тон, каким они были произнесены, она всё же подавила в себе возмущение, поняв, что сама была причиной его гнева. Арабелла честно попыталась исправить свою оплошность.
— Вы ошибаетесь, — начала она. — Это не так.
Но им не суждено было понять друг друга. Ревность — дурной спутник благоразумия, а она шла рядом с каждым из них.
— Но в таком случае что же так… или, вернее, кто? — спросил он и тут же добавил: — Лорд Джулиан?
Она взглянула на него с возмущением.
— О, будьте откровенны со мной! — безжалостно настаивал он. — Сделайте мне милость, скажите прямо.
Несколько минут Арабелла стояла молча. Она прерывисто дышала, и румянец на её щеках то появлялся, то исчезал.
— Вы… вы совершенно невыносимы, — сказала она, отводя глаза. — Разрешите мне пройти.
Он отступил и своей широкополой шляпой, которую всё ещё держал в руке, сделал жест в сторону дома.
— Я больше не задерживаю вас, сударыня. В конце концов, я могу ещё исправить свой отвратительный поступок. Потом вы припомните, что меня вынудила это сделать ваша жестокость.
Она тут же остановилась и взглянула ему прямо в лицо. Теперь она уже защищалась, и голос её дрожал от негодования.
— Вы говорите со мной таким тоном! Вы осмеливаетесь разговаривать со мной подобным образом! — воскликнула она, поражая его своей страстностью. — Вы имеете дерзость укорять меня за то, что я не хочу касаться ваших рук, когда мне известно, что они обагрены кровью, когда я знаю вас не только как убийцу…
Он глядел на неё, приоткрыв рот от удивления.
— Убийца? Я? — выговорил он наконец.
— Назвать вам ваши жертвы? Да? Разве не вы убили Левасёра?
— Левасёр? — Он даже чуть-чуть улыбнулся. — Значит, вам и это сказали?!
— А вы отрицаете это?
— К чему? Вы правы — я убил его. Но я могу припомнить ещё одно убийство другого человека при аналогичных обстоятельствах. Это произошло в Бриджтауне в ночь, когда на город напали испанцы. Мэри Трэйл может рассказать вам все подробности. Она была при этом.
Он яростно нахлобучил шляпу и сердито ушёл, до того как она успела что-либо ответить ему или хотя бы уразуметь смысл всего, что он ей сказал.
Глава XXIII
ЗАЛОЖНИКИ
Стоя у колонны портика губернаторского дома, Питер Блад с болью и гневом в душе смотрел на огромный рейд Порт-Ройяла, на зелёные холмы и цепь Голубых гор, смутно видимые в дымке струившегося от зноя воздуха.
Раздумье Блада было прервано возвращением негра, который ходил доложить губернатору о приходе капитана. Следуя за слугой, он прошёл на широкую веранду, в тени которой полковник Бишоп с лордом Джулианом Уэйдом спасались от удушливой жары.
