В сорок восемь он все еще танцевал. И в пятьдесят…
— Если хотите посмотреть, как танцуют старые хрычи, приходите сегодня вечером на мой спектакль, — шутя приглашал Рудольф знакомых.
Чего было больше в этой шутке: кокетства или горькой констатации факта?
Ролан Пети вспоминает о желании Нуреева «беспрерывно танцевать — чтобы быть первым и последним». Однажды, рассказывал хореограф, уставший Рудольф сидел на полу студии после репетиции. Но уже через несколько секунд он подошел к Ролану и, настойчиво глядя на него в упор, сказал:
— Ты видишь, я такой же, как тридцать лет назад, когда мы встретились…
Однако отзывы о его выступлениях становились все менее благоприятными, так как Нуреева сравнивали в тех же ролях с ним самим в более молодом возрасте. В августе 1984 года, когда Рудольф выступал в театре «Юрис», критики были откровенно враждебны.
«Этот человек являет собой жалкое зрелище… изнуряя себя выступлениями, с которыми не в состоянии справиться», — писал Берт Сапри в «Виллиджвойс».
«Было нестерпимо наблюдать за его неуклюжими тяжеловесными прыжками», — добавляла Дженнифер Даннинг в «Нью-Йорк тайме».
Но… «Я говорил ему: «Идите и танцуйте», — рассказывал личный врач танцовщика Мишель Канези. — Я хотел, чтобы он работал, так как видел, что это ему на пользу».
Когда летом 1984 года Рудольф отправился на Эдинбургский фестиваль, он чувствовал себя отвратительно: у него была пневмония, а кроме того, еще и гепатит. Все в один голос советовали танцовщику вернуться в Париж и обратиться к доктору. Он, разумеется, никого не послушал. Но осенью после возвращения театра в Париж все же направился к молодому врачу Мишелю Канези. Год назад он уже консультировался у Мишеля, и тот не нашел ничего серьезного: анализ крови не выявил никакой опасности.
Общительный и энергичный, Канези был дерматологом, специализировавшимся на венерических заболеваниях. Он поддерживал дружеские отношения со многими танцовщиками «Грандопера», и очевидно, Рудольфу его рекомендовал кто-то из них.
Во время первой встречи врача поразила энергия, кипевшая в Нурееве. Вскоре они стали близкими друзьями. Рудольф приглашал Мишеля вместе провести отпуск, брал с собой покупать антиквариат и звонил ему с любой точки планеты, в которой в тот час находился. А посещения Канези нуреевской квартиры на набережной Вольтера едва ли можно было назвать формальными: в течение нескольких часов друзья обсуждали все, кроме здоровья танцовщика. Тем не менее Рудольф точно знал, где следует провести грань. Когда на гастролях Канези однажды предложил понести его чемодан, он ответил: «Не надо, потому что, если вы начнете так делать, я к этому привыкну».
На сей раз Рудольф вновь пожаловался на плохое самочувствие. Недавняя пневмония заставила его беспокоиться, тем более что причиной смерти его отца, Хамета Нуреева, стал легочный рак. Еще Рудольфа беспокоили слухи о том, что известный американский киноактер Рок Хадсон болен СПИДом — новой страшной болезнью, которую наука только начала изучать. Танцовщик прямо спросил у Канези: мог ли он тоже заболеть?
Мишель Канези впервые услышал об этом недуге, еще будучи студентом, и обладал всей информацией о дальнейшем развитии эпидемии благодаря дружбе с врачом Люком Монтанье, прославившимся открытием вируса ВИЧ-инфекции, и Вилли Розенбаумом, одним из первых специалистов по СПИДу во Франции. К нему Канези и направил Рудольфа для прохождения анализов. Результат оказался совсем иным, чем год назад, тесты подтвердили самое худшее: танцовщик уже три или четыре года заражен СПИДом…
Иногда Рудольф загадочно говорил: «Взлететь в воздух — не проблема. Вот приземлиться гораздо сложнее».
По одной из версий, Нуреев заразился СПИДом по роковой случайности. Однажды, когда танцовщик неосмотрительно перебегал дорогу, его сбил автомобиль. В больнице ему сделали переливание крови. О предосторожностях во время таких манипуляций в те годы еще никто не думал…
Первая реакция Рудольфа на известие о положительном анализе на СПИД была достаточно оптимистичной. Мысль, что эта болезнь способна убить его, не укладывалась в голове. Этот оптимизм отчасти разделял со своим пациентом и врач.
Рудольф Нуреев с личным врачом Мишелем Кенези
«Да, мы, конечно, знали, что положение серьезно, но в то время медицина считала, что лишь десять процентов инфицированных заболевает СПИДом, — признавался Канези. — Сначала он не волновался, тем более что состояние его здоровья вскоре улучшилось. Он думал, что серьезные проблемы его не коснутся».
Если бы это оказалось так…
Спокойствие танцовщика было связано еще с одним обстоятельством: чрезвычайно богатый, он рассчитывал вылечиться с помощью денег. С этого момента Нуреев стал выделять на свое лечение до двух миллионов долларов в год.
Рудольф с готовностью согласился на предложенное лечение и начал делать ежедневные инъекции многообещающего препарата. Кстати, той же осенью специально для такого же лечения в Париж приехал киноактер Рок Хадсон. После первого же проведенного цикла Хадсону объявили, что в его крови вирус больше не обнаружен. Судя по всему, то же самое произошло и с Рудольфом. «Он думал, что вылечился, — вспоминал Роберт Трэси, — и какое-то время это казалось правдой».
Обнадеженный Нуреев отказался от инъекций. Но результаты лечения были нулевыми: размножение вируса возобновлялось, едва лишь прерывалось лечение. К тому же препарат оказался весьма токсичен, что вскоре обнаружили и Хадсон, и Нуреев.
Последовали очередные гастроли: в январе 1985-го двадцать артистов «Гранд-опера» отправились на две недели в Индию. После этого прошло турне по Европе самого Нуреева: Испания, Германия, Эдинбургский фестиваль. До конца года он поставил «Дон Кихота» в Пекине, а также два новых балета для «Гранд-опера». И утверждал, что чувствует себя отлично!
«Возможно, причины в том, что дела в театре шли очень хорошо. Он снова чувствовал себя здоровым. И видя это, ощущая в себе в себе силы заниматься любимым искусством, напрочь забыл о своей болезни и выступал по всему миру без видимых проблем», — пишут зарубежные биографы артиста.
Вот именно «без видимых»…
Немногие знали, что весной 1985 года у танцовщика опять началась пневмония во время его выступления в «Ромео и Джульетте» в крупнейшем парижском концертном зале Пале-де-Конгресс. Дирижер Джон Ланчбери, зайдя за кулисы, обнаружил его дрожащим, закутанным в одеяла и с лицом, залитым потом.
— Господи, вам нужно быть в постели! — вскричал он.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
