Роса на листьях
Как легко высыхает на листьях роса!Исчезает роса по утрам — и является вновь.А когда человек,Раз умерший, воротится к нам?
Беседка в высоких-высоких горах
Беседка в высоких-высоких горах,И звезды так близко горят в облаках.Я в дали смотрю, мое сердце тоскует,Любимую мать вспоминаю в слезах.
Я выехал быстро из северных врат,Смотрю на Лоян, оглянувшись назад.Согнул свои ветви колючий терновник,К земле нарастающим ветром прижат.
И иволга вслед устремляется мнеИ грустно поет о родной стороне.Смотрю на Сихэ,[462] и завязки у шляпыОт слез намокают в глухой тишине.
Лебеди
Летят по небу пары лебедей,Летят они из северного края.К пятку пяток, десяток к десяти,За клином клин, за стаей стая.
Одна не может мужу вслед лететь —В дороге лебедь тяжко заболела.В тревоге озирается вокругИ кружится и кружится несмело.
«Летела б за тобой, как в поводу,—Но клюв закрыт, открыть его нет силы.Нести тебя хотела б на спине —Болезнь мне крылья белые сломила!
В веселье повстречались и сошлись,В печали довелось нам разлучаться.Мне не сдержать печальных слез,А стаи лебедей спешат умчаться.
Сейчас должны расстаться мы с тобой.Дышать мне тяжко, говорить нет мочи.Заботься о себе, лети на юг.Далек твой путь. Обратный — не короче.
Я буду дом блюсти всегда пустым,Дверь заложу надежнейшим засовом.Погибнем — свидимся у Желтых вод,[463]А будем живы — встретимся мы снова».
Старинная песня
Кто из встречавшихся мне на путиО родных не думал в печали?Ветер осенний угрюмо свистит,Мысли о доме меня истерзали.Машут деревья устало листвой,Бури сильнее в чужой стороне.Дальше и дальше дом мой родной,И все просторнее пояс на мне.Плачу в тоске, и не счесть моих слез,Сердце — дорога, разбитая сотней колес.
О небо!
О небо! Я хочу любимого найти,Такого, чтоб вовек не разлучаться.Когда вершины гор сровняются с землею,Снег ляжет летом, грянет гром зимою,Когда земля сольется с небесами,—Мы лишь тогда расстанемся с тобою!
Философская проза
Из книги «Луньюй» («Суждения и беседы»)[464]
Перевод Н. И. Конрада
Гл. I, 5
Учитель сказал:
— Для того, чтобы управлять государством, имеющим тысячу боевых колесниц,[465] нужно быть осмотрительным, правдивым, умеренным в потребностях, любить народ, знать время, когда можно привлекать народ к исполнению повинностей.
Гл. I, 6
Учитель сказал:
— Младшие братья и сыновья! Когда вы в отцовском доме, с почтением служите своим родителям! Когда вы покидаете отцовский дом, с любовью заботьтесь о младших членах семьи! Будьте немногоречивы и правдивы! Любите всех, будьте привержены к своему человеческому началу! Будьте деятельны и, если у вас найдутся силы, учитесь просвещению!
Гл. I, 14
Учитель сказал:
— Цзюньцзы[466] ест, но не ищет насыщения; живет, но не ищет покоя; в делах он проворен, но в словах осторожен; он идет к тому, что обладает Дао, и исправляет себя. Вот это и называется овладеть познанием.
Гл. XI, 26
Цзы Лу, Цзэн Си, Жань Ю и Гунси Хуа сидели вокруг своего Учителя.
Учитель сказал:
— Я старше вас всего на один день. Поэтому не стесняйтесь меня. Вот вы постоянно говорите: «Меня не знают!» Но предположим, что вас узнали бы, что вы стали бы делать?
Цзы Лу тут же, не задумываясь, ответил:
— Государство, обладающее тысячью боевых колесниц, зажато между несколькими большими государствами. А тут еще на него двинуты целые армии. Да еще вдобавок в нем самом — голод. И вот я, Цзы Лу… Пусть мне дадут такое государство в управление, и через три года у всех появится мужество, все будут знать, что такое долг!
Учитель улыбнулся.
— Ну, а ты, Жань Ю, что скажешь? Тот ответил:
— Вот маленькое владение в шестьдесят — семьдесят ли[467] в ширину и длину, даже еще меньше, в пятьдесят — шестьдесят ли… Пусть мне дадут такое владение в управление, и через три года у народа будет достаток во всем. Ну, а по части законов и правил я обращусь к цзюньцзы.
— А ты, Гунси Хуа, что скажешь?
Тот ответил:
— Я не скажу, чтобы я сам что-нибудь сумел сделать. Я попросил бы, чтобы меня научили. Я хотел бы стать младшим министром государя; в парадном одеянии, в парадной шапке распоряжаться в святилище предков, при встречах князей.
— А ты, Цзэн Си, что скажешь?
Тот сидел, время от времени касаясь струн гуслей-сэ. Он отложил гусли, и струны еще звучали, он привстал и сказал;
— Я хотел бы совсем другого, чем все они, трое. Учитель сказал:
— Что же? Почему ты колеблешься с ответом?
— Я хотел бы поздней весной, когда уже весенние одежды готовы, с пятью-шестью юношами, с шестью-семью отроками купаться в реке И,[468] подставить себя на холме Уюй[469] ветерку и потом с песнями вернуться домой.
Учитель вздохнул и проговорил:
— Я присоединяюсь к Цзэн Си!
Трое учеников вышли из комнаты. Цзэн Си задержался. Цзэн Си обратился к Учителю:
— Что вы, Учитель, думаете о словах их троих?
Учитель ответил:
— Что же, каждый из них высказал свое желание.
Цзэн Си тогда спросил;
— Почему вы улыбнулись на слова Цзы Лу?
Учитель ответил:
— Государством управляют посредством законов и правил. Его слова слишком самонадеянны. Поэтому я и улыбнулся.
— А разве Жань Ю также не говорил о государстве?
— Да, говорил… Владение в шестьдесят — семьдесят ли, или еще меньше, в пятьдесят — шестьдесят ли, — тоже государство.
— Ну, а Гунси Хуа, разве он не говорил о государстве?
— Да, говорил… Святилище предков, встреча князей… Что же это такое, если не государство? Но если младший министр в таком государстве будет таким человеком, как Чи, кто же сможет стать там старшим министром?
Гл. XV, 8
Учитель сказал:
— Когда нужно говорить и не говорят, теряют людей. Когда не нужно говорить и говорят, теряют слова. Мудрый не теряет людей, не теряет слов.
Гл. XX, 1
Яо сказал:
— Шунь! Жребий Неба пал на тебя. Твердо придерживайся во всем середины! Если вся страна вокруг тебя бедствует, исчезает и дарованное Небом богатство правителя.
Шунь то же передал Юю.
Тан-ван, обращаясь к Властителю Неба, сказал:
— Я, ничтожный, осмеливаюсь принести тебе жертву — черного быка и осмеливаюсь открыто сказать тебе: «Я не пощадил Цзе-вана, так как он был виновен. От тебя, Властитель, не скрыты слуги твои. Выбор — в сердце твоем. Если я виновен, не вменяй это в вину народу. Если же виновен народ, значит, виновен я».
У чжоуских правителей были великие дары: их государство было богато людьми Добра. У правителей были родственники, но они не ставили их выше людей человеколюбивых. Они говорили: если кто-нибудь из народа совершил проступок, вина на мне одном.
При Чжоу всемерно блюли правильность мер и весов, тщательно следили за действием существующих установлений. Вновь создали упраздненные должности, — и блага правления распространялись повсюду. Возродили повергнутые государства и восстановили преемственность. Собрали разбежавшихся, и народ в Поднебесной отдал Чжоу свои сердца.
Самое важное — народ, пища, достойные похороны умерших и жертвоприношения предкам. Когда великодушны, обретают народную массу. Когда усердны в труде, добиваются благих результатов. Когда справедливы, все радуются.
Цзы Чжан спросил у Конфуция:
— Как можно правильно осуществлять управление государством?
Учитель ответил:
— Если чтить «пять красот» и устранять «четыре зла», можно правильно осуществлять управление государством.
Цзы Чжан сказал:
— А что это такое «пять красот»?
Учитель ответил:
— Когда достойный муж добр, но не расточителен; когда он заставляет других трудиться, но на него за это не злобствуют; когда он имеет желания, но при этом не жаден; когда он имеет в себе все, но у него нет гордыни; когда он исполнен силы, но не свиреп.
