Один философ утверждал, что самые верные псы — это те, которых больше всего бьют. Но неужели бывают также и люди, которых нерушимо привязывают к их господам побои?
Да, бывают! Именно таков и был улан Билли, денщик майора Колвилла.
Ни с одним денщиком английской армии не обходились, наверно, хуже, чем с Билли. А один бог знает, сколько ругательств, пощечин и зуботычин отпускают английские офицеры, эти «утонченные» джентльмены, по каждому поводу, за малейшую провинность, а чаще всего просто так, без всякой вины.
Хлестать подчиненного с утра до вечера — это своего рода офицерский спорт.
Билли, расположившийся у палатки майора, как верный сторожевой пес, защищал своего хозяина с остервенением дога.
Жан прилагал неимоверные усилия, чтобы высвободиться из цепких объятий улана, который, не переставая, орал.
Сорви-голова наносил ему удар за ударом. Но Билли, привыкнув на службе у майора к побоям, упорствовал и не сдавался.
Еще немного — и Сорви-голова будет схвачен. Неистовое бешенство овладело им.
Но тут, себе на беду, Билли слишком приблизил свое лицо к Жану, вероятно, для того, чтобы получше разглядеть и запомнить вора.
Сорви-голова мгновенно использовал это выгодное для себя положение, нанеся противнику так называемый удар «вилкой».
Слишком верный и слишком упрямый Билли, сраженный страшной болью, упустил свою добычу и волчком завертелся на земле.
Наконец-то Сорви-голова свободен! Но отовсюду уже бегут солдаты, вот-вот снова начнется прежняя игра.
К счастью, вопли Билли отвлекли внимание людей от Жана и несколько задержали погоню.
Бедняга, забывая о себе ради своего господина, умолял тех, кто собирался помочь ему:
— Скорей туда, в палатку! Там его милость майор… Его обворовали, убили!..
Одни солдаты бросились преследовать убегавшего Жана, другие вошли в палатку и увидели там полузадушенного и окровавленного майора, который, впрочем, довольно быстро пришел в себя.
Не успели его развязать, как он завопил:
— Сорви-голова!.. Где Сорви-голова?
Никто ему не ответил, никто не принимал всерьез его вопли — все думали, что майор просто пьян или спятил с ума.
— Да говорят же вам, болваны, Сорви-голова в лагере!..
И, схватив шашку, Колвилл опрометью понесся по лагерю, исступленно вопя:
— Брейк-нек! Брейк-нек! Ловите Брейк-нека!.. Тысяча фунтов тому, кто его задержит!
Сорви-голова пользовался у англичан столь же лестной, сколь и опасной для себя популярностью.
Его имя вместе с обещанием награды, повторенное вслед за Колвиллом несколькими солдатами, вскоре подхватили сотни, тысячи солдат.
— Брейк-нек!.. Тысяча фунтов!.. — неслось отовсюду.
Разумеется, Сорви-голова вторил им в унисон, переходя иногда и на более высокие ноты. Эта уловка снова удалась ему, во всяком случае помогла хоть немного выиграть время.
Но без каски, в измятом мундире он не мог долго сходить за английского солдата. Дела его неизбежно должны были принять другой оборот.
Однако Сорви-голова принадлежал к людям, которые в случае необходимости умеют все поставить на карту. Он прибегнул к остроумной, хотя и чреватой опасностью диверсии.
Убегая от преследователей, он случайно очутился возле лошадей артиллерийского парка.
Служба охранения несколько ослабевает в центре лагеря, окруженного двойной цепью часовых и конных патрулей, особенно после трудного дневного перехода и ночной тревоги, которая, как это было сегодня, нарушила отдых измученных людей. Поэтому Жану и удалось подойти к лошадям, не возбуждая подозрения заспанных да к тому же и малочисленных часовых.
Кони были привязаны незамысловатыми узлами.
В какие-нибудь полминуты, рискуя получить хороший удар копытом, он отвязал десятка три лошадей, которые, почуяв свободу, разбежались во все стороны.
Лошади с громким ржанием неслись, сшибая с ног людей, метавшихся по лагерю с криками: «Брейк-нек!.. Брейк-нек!..»
Смятение все росло и вскоре достигло ужасающих размеров, ибо Сорви-голова продолжал под прикрытием ночи свою дьявольскую работу, отпуская на волю все больше и больше коней. А те, возбужденные непривычной обстановкой, бешено мчались куда глаза глядят, опрокидывая палатки и сбивая с ног людей.
Артиллеристы бросились ловить лошадей. Пушки на какое-то время (о, совсем ненадолго!) остались без охраны. Но Сорви-голова со свойственными ему изумительным хладнокровием и ловкостью сумел воспользоваться и этим кратким мгновением.
— А, господа англичане! Так вы предлагаете за мою голову тысячу фунтов? Но я же вам говорил, что она стоит гораздо большего. Сейчас вы убедитесь в этом…
Жан вспомнил о взрывчатке, обмотанной вокруг его тела. Он знал, как обращаться с этим оружием, пожалуй, более страшным, чем динамит.
Вытащить шнур, разорвать его на три равные части, обмотать ими механизмы трех пушек и поджечь взрывчатку — все это он проделал гораздо быстрее, чем об этом можно рассказать.
«Жаль, что ее так мало», — думал Жан, убегая сломя голову от пушек.
Взрывы раздались почти тотчас же: Бум! Бум! Бум!..
И тут же послышался грохот металла и вопли испуганных людей. Лафеты пушек опрокинулись, орудия вздыбились, как пораженные насмерть кони.
Весь лагерь поднялся на ноги.
Люди, охваченные тревогой, ужасом, гневом, хватались за оружие, бегали, суетились, орали без толку, засыпали друг друга вопросами, — словом, усугубляли и без того большой беспорядок, грозивший перейти в панику.
Одни хлопотали вокруг искалеченных пушек, другие охотились за никак не дававшимися лошадьми, третьи толпились вокруг пьяного и разъяренного майора, который, не переставая, вопил:
— Сорви-голова! Говорю вам, это — Сорви-голова!.. Тысяча фунтов тому, кто его задержит!
Никто уже не мог разобраться в происходящем. Одни начальники приказывали играть тревогу, другие — отбой, однако ни те, ни другие приказы так и не исполнялись.
Кончилось тем, что о Жане совсем забыли.
А Сорви-голова, добившись своего, не терял понапрасну времени.
Взамен каски он нашел фетровую шляпу с инициалами C.J.V, видно, оброненную в суматохе каким-нибудь волонтером, и, напялив ее, преспокойно, с беспечным видом гуляки, направился к границе лагеря.
Его уверенная походка, хорошая военная выправка и форма хаки, которую он успел кое-как привести в порядок, служили ему пропуском.
На него никто не обращал внимания, хотя имя Брейк-нек в сочетании с кругленькой суммой, обещанной в награду за его поимку, так и вертелось у всех на языке.
Приметив кабачок, двери которого только что открылись, Жан вошел туда с непринужденностью человека, карман которого туго набит золотом. Содержатель распивочной, почуяв в нем солидного гостя, почтительно вышел к нему навстречу.
